В доме пахло тем страшным и муторным, что всегда сопровождает такие мероприятия и по моей спине пополз холодок. В большой комнате с ходиками, стояли два гроба, возле которых находились несколько женщин, и только когда тетка поздоровалась, я поняла, что одна из них, фельдшерица.
— Она уже здесь! — зло прошептала Танька, прилипнув ко мне. — Вот что она здесь делает? Книгу ищет!
В дверях показались колдуны, и врачиха моментально приободрилась, ее глаза приобрели соблазнительный блеск, а на щеках появился румянец. Ты смотри, как ее растащило!
Я решила не обращать на нее внимания и подошла ближе к гробу Лукаси. Старухины глаза были закрыты, но лицо, само по себе, выражало страх — рот перекошен, брови застыли в приподнятом положении и это очень пугало. Взглянув на Куколю, я даже дыхание задержала: ее лицо почернело, рот провалился, а на руках, были видны ссадины. Фельдшерица протянула руку и подтянула покрывало, словно специально скрывая эти царапины. Это еще что такое?
Танька взяла меня за руку и сделала шаг назад, но наткнулась на Прохора, и возмущенно подняв глаза, прошипела:
— Что вы под ногами вертитесь?!
Красивое лицо Прохора вытянулось. Он уставился на подругу грозным взглядом и нахмурил брови, отчего между ними образовалась глубокая складка. Мы аккуратно обошли их, и вышли из комнаты.
— Они не злые колдуны! — прошипела Танька, прижавшись носом к моему уху. — Я проверила!
— Как?
— Помнишь, мы читали, как злого колдуна обнаружить? — она порылась за пазухой и извлекла маленькую иконку. — Я подготовилась!
— И что? — если честно я плохо помнила тот список ерунды, что мы откопали в интернете.
— Если с такой иконкой подойти к колдуну, он не сможет в глаза посмотреть! Будет взгляд прятать! — раздраженно объяснила подруга. — А ты видела, как они таращились?!
— Ты в это веришь? — скептически поинтересовалась я и она кивнула:
— Верю!
Мы стояли за старинным громоздким шкафом и если посмотреть из комнаты, то нас можно было и не заметить. Что и произошло. В коридор выскользнула фельдшерица, и мы застыли, боясь пошевелиться. Елена Валерьевна уставилась в потолок и ее лицо, исказила довольная гримаса, будто она нашла то, что искала. Но после этого случилось совсем невероятное — фельдшерица подпрыгнула и прилипла к потолку как большая паучиха. Танька вытаращила глаза и закрыла рукой рот, чтоб не заорать, а я, наоборот открыла его, медленно офигевая от происходящего. Врачиха дернула чердачную дверцу и, не раскрывая ее полностью, влезла в образовавшийся проем.
— Мама дорогаяяяя… — протянула подруга и схватилась за сердце. — Господи, спаси и сохрани!
С чердака послышались звуки двигающейся мебели, шаги, а потом короткий рык разочарования и злобы.
— Не нашла книжку-то! — довольно протянула Танька и тут же испуганно сказала: — Пойдем отсюда! Лучше к людям поближе держаться!
Мы вернулись в комнату, и снова оказались под пристальным взглядами соседей. Они стояли возле стены, а над ними висела репродукция картины "Ленин и Сталин в Горках". Я покосилась на Таньку и заметила, что она еле сдерживает улыбку. Мне самой хотелось смеяться, но не в такой же ситуации, ей Богу… Сжав плотнее губы, я поняла, что колдуны обратили внимание на нас и Корней повернул голову к картине, а потом, что-то сказал Прохору и тот тоже оглянулся. Они оба прищурились и на их скулах задвигались желваки — мы их явно раздражали. Чтобы не бесить их еще больше, мы пошли ближе к тетке и встали за ее спиной. В этот момент в дверях появилась фельдшерица, и тетка услужливо сказала:
— Елена Валерьевна, у вас юбочка в побелке. С правого бока пятно.
— Спасибо, — врачиха, даже не старалась скрыть разочарования. Ее щеки горели, глаза возбужденно блестели, а волосы выбились из хвоста. — Где-то стену обтёрла.
Но мы-то с Танькой знали, что она и где обтирала…
Глава 25
Больше фельдшерица из комнаты не выходила, и было очень заметно, что она нервничает и бесится. Леночка, конечно, улыбалась всем, кто подходил к ней, сочувственно кивала, но нас одурачить она уже не могла. Время подходило к выносу покойниц, и в коридоре началась какая-то суматоха. Через минуту в комнату вошел батюшка, а за ним невысокий, щуплый дьячок, волоча неподъёмное кадило. Я взглянула на врачиху и заметила, как она испуганно дернулась в сторону двери, но проем уже забили люди с улицы и протолкнуться сквозь эту толпу, было просто нереально. Оно и понятно, все интересовались похоронами ведьмы, да и поминки в маленькой деревне — событие, сродни развлечению. И поешь, и выпьешь, и сплетни послушаешь.
Колдуны стояли спокойно, и это тоже говорило в их пользу, ведь по классике жанра, злые ворожбиты, должны были корчиться в присутствии духовного лица, а тем более с церковной утварью наперевес. Но, ни Корней, ни Прохор и взглядом не повели, даже когда по комнате поплыл удушающий запах ладана. А вот Леночка еле держалась… Танька со злорадством наблюдала за ней и, склонившись ко мне, прошептала:
— Смотри-ка, не очень-то хорошо нашей врачихе!
Фельдшерица была бледна как стена, руки ее дрожали, и она комкала край свитерка, чтобы скрыть это. Темными пятнами на этом обескровленном лице горели глаза, и мне даже показалось, что была бы ее воля — перегрызла бы всех и дьячка, и батюшку и даже колдунам бы досталось.
Наконец, сестер понесли из дома и она чуть ли не первая выскочила на улицу, а когда тетка схватила ее за руку, возмущенно воскликнув: — Куда перед покойником?! — злобно взглянула на нее, но темп поубавила.
Кладбище находилось совсем рядом и, пройдя вверх по дороге, мы оказались на заросшем погосте, который похоже давным-давно не чистили. Ветер пронизывал до костей, мороз набирал обороты, и быстренько попрощавшись с покойниками, люди потянулись к выходу из кладбища, а в прозрачном, звонком воздухе раздались глухие удары — замёрзшая земля падала на гробы.
— А где ж поминать будут? — тетка пристроилась к какой-то бабуле и та, взглянув на нее блеклыми глазами, сказала:
— Так в столовой, что при магазине была. Там помещение большое, все поместятся.
Я поискала глазами колдунов и фельдшерицу, и увидела их, идущих чуть позади. Леночка вцепилась в локоть Корнея и притворялась умирающим лебедем. А может и не притворялась — батюшкино кадило сделало свое дело.
— Она, как и родственница ее — Лидка, на Корнея глазом накинула. — Танька тоже заметила, что врачиха уделяет внимание именно Корнею. — Прям зов предков!
Но что еще было странным, так это взгляды колдунов, которые они периодически бросали в нашу сторону. Практически прожигали насквозь своими мистическими очами, и я ощущала как колет между лопатками.
Столовая была старой, еще советских времен, с большими окнами, рамы которых заткнули ватой, спасаясь, таким образом, от сквозняков. Квадратные, с фанерными столешницами столы, составили в ряд и накрыли скатертями, а выщербленные полы вымыли до блеска. В воздухе витал запах борща и компота из сухофруктов.
Мы вымыли руки, и расселись на холодные стулья с неудобными спинками. Корней и Прохор устроились рядом с нами, по обе стороны, а врачиха уселась ближе к Корнею. Танькино лицо сделалось недовольным и, сжавшись, она не двигалась, чтобы не зацепить Прохора. А тот, будто не замечая ее стеснения, развалился на стуле, касаясь коленями ног подруги.
— Прижиматься обязательно надо? — услышала я ее шипящий голос. — Я не люблю, когда меня трогают чужие люди!
— Если бы я тебя трогал, ты бы по-другому запела, — тихо ответил Прохор и Танька сдавленно охнула.
— Ты слышала?! — она повернулась ко мне. — Это ведь нахальство!
— А что ты хочешь от этих грубиянов? — пожала я плечами. — Мужичьё.
— Ты бы полегче с выражениями, — шепнул мне на ухо Корней и по спине пробежали мурашки от его влажного дыхания. — Лучше борщ ещь.
По ряду уже передавали тарелки с борщом и, сунув ему горячую тарелку в руки, я еле сдержалась, чтобы не вывернуть колдуну ее на колени. Странное желание… Они раздражали нас, а это говорило об одном — я видела в нем его предка, и что греха таить — млела.
