И своему младшему брату. И своему отцу. Даже танару, которого так сильно любил. Это были яростные, болезненные вспышки, которые он в себе тут же нещадно уничтожал, но отказаться от того, что они его порой душили и изводили он не мог.
И сейчас Рэтар завидовал вот тому мужчине, который был с этой женщиной половину её жизни. Обнимал её, целовал её, был с ней в близости.
От одной мысли внутри начинался ураган, который даже успокоить не хотелось. Потому что, чтоб ему быть сожранным этим ураганом, это обладание дарило ему такое ощутимое телесно и духовно удовлетворение, которого хотелось всё больше и больше.
И эта близость… впервые Рэтар понял своего отца. Он был удивлён сам себе, он, которому всегда было всё равно на это, сейчас просто с ума сходил от того, что происходило между ним и Хэлой. Так остро он никогда не чувствовал никого, теряя голову и контроль, теряя разум.
Проснувшись ночью от грохота ледяного дождя, он испытал животный триумф, почувствовав в своих объятиях эту женщину. Втянув, словно зверь, её запах, и слыша равномерное дыхание, чувствуя телом её тело, и открыв глаза, увидев…
Внутри всё выло, хрипело, скалясь — моё, не отдам, не отпущу. И при этом Рэтар испытывал какой-то невообразимый покой. Только этот момент был важен. И плевать, что его раздирало при этом в клочья.
И начав утро с очередного греха, как урчала об их близости Хэла, он уже не понимал, как вообще жил всё это время без неё, как у Рэтара получалось понимать этот мир без этой женщины в нём? Не целуя, не слыша её стонов, или не чувствуя, как она сдерживается, чтобы не разодрать ему спину ногтями, когда в очередной раз снова содрогается под ним. Не тонуть в её замутнённых, таких невероятных глазах…
И потом не видеть её улыбки, не слышать её смеха и её шуток, которые доводили его, потому что ни от одной женщины он бы никогда такого не мог услышать. Или её едва уловимого пения под нос, пока она одевается, а потом невесомый поцелуй куда-то между его лопаток и Рэтар не успел её поймать, как Хэла выскользнула за дверь, оставив его одного с совершенно пустой головой и идиотской улыбкой на лице.
Ему давно не дышалось так легко.
А потом ударило… ревность.
Рэтар себя еле сдерживал, чтобы не затащить Хэлу обратно в комнату и не выпускать вообще.
Хараги эти её, взвинченный Роар со своими проблемами или, чтоб ему, Тёрк с этими его объятиями, специально выводил его из себя, хотя внутри шёпот разума и пытался донести понимание, что Тёрк безумно переживал за Хэлу, что… Но старший брат тоже её хотел. И пусть хотры утащат Рэтара за грань, если он этого загривком не чувствовал. Они все сжирали Хэлу взглядами и мыслями — Тёрк, Гир, Роар…
И внутри снова начало выть и биться, но так было нельзя, надо было брать себя в руки, нельзя было сходить с ума. А потом ведьма на него посмотрела — всего один взгляд, совсем немного, и осознание, что Хэла принадлежит ему, и ночью она будет его, и никуда не денется, потому что он отвоевал, он забрал себе, сделал своей и, боги свидетели, ни у кого и не получится её у него забрать.
И наверное на этой мысли можно было бы прожить до того самого момента, когда она к нему вернётся, если не всё это дерьмо с шальными и торговцами. И этот проклятый птенец…
— Ты же понимаешь, что это какое-то мутное рвашное варево, да? — Тёрк взвился, как только они трое зашли в рабочий кабинет ферана.
— Понимаю, — кивнул Рэтар.
— Откуда? — не унимался старший брат. — Вот они два тира изводили селения мелкими нападениями по всей Изарии, и вот это практически сформированный военный отряд, который решился напасть не на что-то там, а на, чтоб их всех порвало, Трит! А собирались в Горш?
— Я не верю, что они не знали, что здесь весь дом Горан, — отозвался Роар.
В комнату зашёл Элгор.
— И? — нахмурился Тёрк, глядя на парня.
— Я говорил, что митар Юрга мне не нравится? — спросил Элгор, который был мрачнее, чем обычно.
— Нет, не говорил, — ухмыльнулся в бороду Роар.
— Так вот — не нравится. Вообще отвратительно таких соседей иметь, знаете ли, — бронар сел. — Но Кейг Илста помнит торговцев и даже кинжал мне показал. Действительно хилдский.
— Значит, не соврал торговец, — отозвался митар и перевёл взгляд на ферана.
— Ничего это не значит, — сказал он.
— А может, пусть Хэла залезет в голову одного из шальных и узнаем всё? — предложил младший тан.
Рэтар и Тёрк уставились на юношу с нескрываемым гневом. Роар нахмурился.
— Что? — переглянувшись со старшими мужчинами, Элгор вжался в кресло. — Или пусть не к шальному, а к торговцу этому тогда. В чём проблема-то? Она же может и мы все это знаем.
— Нет, — отрезал Рэтар, пытаясь унять злость на Элгора.
Рано он выпустил Хэлу.
— Да как хотите, — фыркнул Элгор. — Носитесь со своей ведьмой чёрной, как с нитью небесной.
— Эта “нить” брата твоего спасла, — рыкнул Тёрк.
— А ещё у наложницы моей ребёнка забрала, — зло взвился парень, — так что…
— Хватит, — отрезал Рэтар, прерывая одного тана и опережая другого. — Ведьма это сделала по моему приказу. Хочешь злиться — злись на меня. Больше об этом слышать ничего не хочу, ясно?
Элгор ошарашено уставился на ферана и даже хотел что-то сказать, но подавил в себе это желание. Роар тоже решил промолчать.
— Если с этим разобрались, — проговорил феран, — то я хочу получить все отчёты о нападении в фернате за последние два тира.
— Это очень много, — отозвался Роар.
— Ничего. Справлюсь.
Митар и бронар кивнули и вышли.
— Я помогу, — сказал Тёрк. — Судя по всему твою дверь сегодня подпираю я, так что сяду здесь, если ты не против, и разгребу всё.
— Половину, — отрезал Рэтар.
— Хорошо, — согласно повёл головой брат.
— И отпусти торговцев, — подумав, решил Рэтар. — Скажи Гиру, чтобы он снарядил группу проводить их до Кэрома, а ты, найди кого-то из разведки пусть за ними проследят от Кэрома до границы.
— Сделаю, достопочтенный феран, — и Тёрк кивнул в почтении и уже хотел выйти, но потом остановился и обернулся. — С утра… я давно тебя таким не видел.
— Каким? — буркнул Рэтар, уставившись в окно.
— Живым, — ответил брат, а феран ухмыльнулся.
— Давно или никогда?
Тёрк тоже ухмыльнулся:
— Чуть до смерти меня не загонял.
— Так уж и до смерти? — феран тоже
