Страдания и Звёздный свет - Каролайн Пекхам

— Нет, — снова прорычал я, меня пронзила дрожь, когда я отвернулся от правды в этих зеленых глазах, отвернулся от своих друзей и семьи, глядя в сторону лагеря, который простирался вдаль по склону горы надо мной.

Это была неправда. Я не мог представить себе мир без него. Мы четверо были братьями по крови и останемся ими до конца наших дней, который наступит еще не скоро.

Сет снова завыл у меня за спиной, и боль в этой единственной, не прерывающейся ноте была подобна когтям, раздирающим мою гребаную душу.

— Нет, — почти прокричал я, прежде чем сорваться на бег, убегая от них со скоростью своих даров, когда я взлетал на холм и мчался в лагерь. Он был там, ожидая меня, с самодовольной и наглой ухмылкой на лице, которая, казалось, всегда дразнила смерть и опасность, отваживая их попытаться откусить от него кусочек. Он был непреклонным, непробиваемым, абсолютно несокрушимым существом, и я не хотел слышать никакой другой правды, кроме этой.

Я пробивался сквозь палатки и толпы повстанцев, отпихивая фейри, когда они попадались мне на пути, и игнорируя их крики возмущения, когда я выкрикивал его имя, требуя, чтобы он вышел из укрытия и сказал, что это какая-то больная шутка.

— Дариус! — кричал я, мое горло разрывалось от силы этого единственного требования, в то время как лагерь расплывался мимо меня так быстро, что мне было трудно даже сфокусироваться на лицах, мимо которых я проходил. Но ни одно из них не было его. Ни в одном не было той развязности, того высокомерия, того проклятого бессмертного присутствия, которое не могло быть вырвано из этого мира.

Я вышел на поляну, проложенную между возвышающимися скалами, откуда открывался бесконечный вид на равнины, а над головой расстилалось небо.

В центре поляны стояли два ледяных гроба, один в два раза шире другого, рассчитанный на более чем одного человека. Гробницы для павших воинов, настолько ценных, что кто-то проделал этот путь, вместо того чтобы оставить их на поле боя вместе с остальными погибшими.

Я остановился у их подножия, не в силах разглядеть лица тех, кто лежал внутри. Не в силах взглянуть в лицо этой горькой правде, хотя я уже чувствовал ее до самой глубины души.

Ветер, казалось, оплакивал эту потерю, завывая между камнями, окружавшими гробы, заставляя море цветов и вечных огней, знаков памяти и благодарности, украшавших пол, двигаться взад и вперед под напором этого ветра.

Мои ноги начали двигаться без моего разрешения, спотыкаясь друг о друга, когда я приблизился к ближайшему гробу из нерастаявшего льда.

Я поднял дрожащую руку и потянулся к нему, мои уже онемевшие пальцы скользили по замерзшей глыбе льда, пока я приближался к ее голове, к реальности, которая мчалась ко мне, как товарный поезд, гул клаксона звучал в моем черепе, предупреждая меня бежать, в то время как я оставался привязанным на месте, не в силах этого сделать.

Мой взгляд наконец упал на лицо моего брата во льду, его черты были неподвижны и пусты, его тело было окровавлено и изранено в боях, его боевой топор лежал на боку, а рука, сжатая в кулак, была так близко к нему, что казалось, будто он протянет руку и снова возьмет его. Но он не сделает этого. Никогда больше. Даже сила его могучего тела не могла прорваться сквозь этот жалкий поворот судьбы. Моя жизнь зияла передо мной, лишенная этого человека и всего, чем он был для меня.

Мои колени подкосились.

Я тяжело упал на землю, всхлип поднялся в моей груди, прежде чем рев агонии вырвался из моих легких, пронзая меня до глубины души, но ничего не делая, чтобы облегчить тяжесть боли, которая грозила раздавить меня под ней.

Я наклонил голову вперед, прижавшись лбом к разделяющему нас льду, прислонившись к человеку, которому принадлежала часть моей души. Горе, настолько бесконечное, что я даже не мог его постичь, нахлынуло на меня со всех сторон.

Я разбился под ненавистным небом, окруженный жестами скорби незнакомцев, которые даже не подозревали о красоте и силе человека, лежавшего сейчас здесь мертвым. Я разбился на тысячи осколков, которые, как я знал, уже никогда не соберутся в единое целое.

Еще один сильный всхлип задушил меня, когда я впился пальцами в лед, моя одаренная сила угрожала расколоть его, как будто я мог вырвать его изнутри и разбудить, вернуть его к нам, туда, где ему место.

Я молил звезды в безмолвном, безнадежном страхе изменить эту злую судьбу. Я умолял каждую из них по имени, перечисляя все небесные существа и созвездия, которые имели хоть малейшее отношение к рождению Дариуса, изменить свое решение о его смерти, но ни одна из них не слушала, если вообще слышала меня.

Топот ног по траве приближался ко мне, мир рушился вокруг меня, а я оставался на месте, не в силах ни думать, ни дышать.

Рваный вой наполнил воздух, когда Сет присоединился ко мне в моем разрушении. Стук его коленей о землю рядом с моими отдавался в моем теле, но я не мог оторвать взгляд от безжизненного лица Дариуса в этом ледяном гробу.

Макс тоже присоединился к нам, и отчаянный звук, вырвавшийся у него, повторился эхом горя, хлынувшего из его тела на крыльях его дара Сирены, свободно вылетевшего из него и залившего весь склон горы, когда он рухнул на меня с другой стороны.

Мы стояли на коленях без слов, наша боль была слишком сырой и жестокой, чтобы выразить ее словами, а любовь к павшему брату сломила каждого из нас до глубины души.

Их плечи прижались к моим, когда мы искали друг друга в наш самый темный час, и сквозь дымку рыданий и тесноту в груди, которая грозила вовлечь меня в объятия смерти, я почувствовал пламя нашей силы.

Водоворот магии, слившийся между нами тремя, метался, как бурный шторм, разбиваясь о барьеры нашей кожи и вырываясь на свободу от боли, которую он находил в нас.

Там, где моя ладонь встретилась с промерзшей землей подо мной, она нашла выход и хлынула из меня в бесформенном порыве, словно отчаянно желая высвободиться. Отголоски силы, оставшиеся в нас после того, как мы выбрались из этого разлома, бешеным потоком устремились прочь от меня и погрузились в землю под нами.