образец английского падре образца прошлого века.
— И то верно, — с улыбкой сказала Ясмин и подняла цветок вверх.
Это символизировало одобрение, и Дровосека слегка перекосило. То ли от ее слов, в которых он и сам оставался простым пахарем, то ли от ее попытки удержать лицо. Она-то понимала, как будет выглядеть с опущенным цветком — круглой дурой, которой указали ее место, и которая даже взять себя в руки не сумела.
На секунду ее глаза поймали взгляд Абаля, но тут же ускользнули. Страх видеть его был сильней. Что он чувствует? Удовлетворение, что ее щелкнули по носу? Радость, что отвергнувшая его женщина, попала в ловушку?
— Это несправедливо, — вдруг вскричала несчастная представительницы тотема Базеллы. — Нельзя менять правила единолично!
— Мастер Веяра, — холодно оборвал ее монолог мастер Файон. — Решение принято общим голосованием.
— Не было представителя Абельмош, не было Терна!
— Тотем Абельмош постигло великое горе, — стальным голосом отрезала мастер Дея. — Тотем Терна на грани падения…
Все снова начали орать. Мол, так нельзя, это против правил и этики, против чего-то там ещё…
Тёрн был великим тотемом, вознесшимся вместе со Спиреей, и слова о его открытом падении стали первым камушком, рванувшим вниз по склону нерушимой горы Большого совета. Тотем Терна действительно практически пал, его глава умирала в своих законсервированных покоях, ее сын получил оружие лишь первого порядка, а ее отверженная изуродованная дочь, пряталась на окраине Астрели. Тёрн потерял место в круге, ибо одного лишь статуса было недостаточно для получения места на политической арене. Не было и представителя тотема Повилики, из которого происходил Верн. Его статус был временно заморожен до решения конфликта с тотемом Штокрозы, и глава рода не решилась посетить Большой совет.
Но и без бессильных воплей было ясно, что новый закон принят. Большинством.
Ясмин автоматически запоминала представителей, насильно выведенных из Большого совета. Веяра из тотема Базеллы, Лия из тотема Астрагал, Лют из тотема Шелковника, что славится ядами… Всего отвергнутых было семеро.
Много.
Много для осторожного Примула, который рискнул поссориться с их тотемами из страха перед Ясмин. В груди разлилось густое желчное удовлетворение. Она забыла про выходку мастера Файона, насмешки Дровосека и даже про потерянное в Совете место.
И у неё есть власть. Настолько внушительная, что способна изменить состав Большого совета.
Следующее утро она потратила на попытки выдавить из аналога сахара собственно сахар. Мозг отчаянно требовал норму глюкозы, а съесть столько фруктов Ясмин в себе сил не находила.
Вчерашний Большой совет крутился в голове темным комом. Даже по самым скромным прикидкам выходило, что Примул легко нарушил клятву, тогда как сама Ясмин нарушить ее не могла. Клятва текла по венам тягучей смолой, добираясь до центра дара. Ясмин попыталась отогнать неприятную мысль, но тут же вернулась обратно в новой вариации.
Если Примул оставил пост в Большом совете, и его место занял Абаль, то… То, получается, теперь Абаль глава тотема Спиреи. Как это возможно? Дозволено ли занимать место Примула человеку, лишенному покровительства богов? Впрочем, если она добудет себе немного приличного сахара, то голова начнёт работать эффективнее, и она найдёт ответы на свои вопросы.
— Ну, хоть ложечку сахара, — в отчаянии попросила Ясмин у перегоночного аппарата, но тот выдал ей ещё большую кислятину, чем первый образец.
Нужно было признать, таланта к научной деятельности у нее было втрое меньше, чем у оригинальной тезки. А усердия во все семеро. На секунду Ясмин испугалась, что рано или поздно это станет заметно, а после рукой махнула. Конечно, станет заметно. Она уже изменилась безвозвратно.
— Пришёл мастер Верн, — Айрис осторожно заглянула в комнату. — Если ты занята, я могу развлечь его беседой или предложить фруктовый…
— Зови сюда, — Перебила Ясмин. — Пусть посмотрит.
Верн зашёл и посмотрел.
— Ерунда, к тому же вредная, — сказал он через несколько минут мучений. — Ты делаешь из съедобного продукта несъедобный, не стану я тебе помогать.
— Ты просто не можешь, — обиделась Ясмин.
Верн выглядел одновременно очаровательным и встревоженным. В белой рубашке, свободных штанах, схваченных широким шелковым поясом, улыбкой, давно ставшей частью его имиджа. Айрис смотрела на него, как заворожённая. Он чувствовал. Светился солнцем, перетекая из одной картинной позы в другую. Ясмин сразу ощутила себя старшей сестрой, которую приставили следить за двумя непослушными детьми.
Он был такой весёлый, что мрачное настроение развеялось без следа. На душе стало легче. Примул не оставит ее без объяснения и что толку мучатся заранее?
— Если я плох, покажи Хрисанфу, а после пойдём со мной.
— Хрисанф продержался на полчаса дольше тебя, — с лаской в голосе заметила Ясмин. — Правда, вместо сахара у него вышла ещё большая гадость, чем у меня. Ты пока даёшь самый лучший результат.
— Я лучший, — согласился Верн, засмеялся и наклонился к ней, рассматривая проклятый аналог. — Брось эту затею, а я куплю тебе тысячу штокроз. Или хочешь тысячу книг?
Ясмин хотела тысячу килограмм сахара.
Айрис смотрела на них с противоположной стороны комнату обиженными глазами, словно Ясмин испортила ей хорошее утро.
— Пойдём, — Верн потащил ее к двери, и она едва успела схватить поясную сумочку.
— Ай, приготовь ужин.
— Айрис, — тускло поправила сестра. — Не называй меня детским прозвищем.
Верн и вовсе не обернулся.
Они, смеясь выскочили на улицу, свернули к парку, после к круговой площади Астрели, которая якобы славилась своими несъедобными правильными сладостями, и только у входа в Тихий квартал, вспомнили, что толком даже не попрощались с Айрис.
Легонько кольнуло в груди напоминанием, но Ясмин отмахнулась. Она все объяснит ей потом, верно?
— Я проведу тебя через свой сад, — объяснил Верн. — Абельмош меня на порог не пустит, Мастер Лакроза всем рассказывает, какой я негодяй, так что полезем через наш тайный проход.
Ясмин остолбенела.
— Куда ты меня проведёшь?
— К Абельмош, — с наигранным терпением повторил Верн. — Меня здорово бесит, что никто мне не верит, но ведь своим глазам ты поверишь?
Видимо, Верн задался целью доказать ей свою невиновность в смерти Мальвы. Идти не хотелось, но Верн стал ее другом, пусть и не близким, но тем, кто не отвернулся от неё по возвращении в Варду. Это стоило дорого. Стоило верности. Поэтому Ясмин расслабилась и позволила себя вести.
Сад — визитная карточка любого поместья в пределах Варды — лежал глянцевой картинкой перед глазами и с трудом усваивался глазом. Неправдоподобная пышность и красота вызывали стойкую ассоциацию с гигантским флердоранжем и легким звяканьем фарфора. Тотем Повилики жил не просто богато. Это была роскошь, считываемая с вызывающего и почти животного
