— Отлично — сказал он резко.
— Что?
— Я не буду жениться на тебе. Я не хочу, чтобы ты носила мое имя. Я не хочу твоих вещей или территорий. Фактически, я даже не хочу жить с тобой.
Aлия только уставилась на него, смущенная. Он не мог уйти теперь. Ни один из них не мог. Его слова были взвешены, но желание, исходящее от него, горячим, как печь.
— Я не хочу, чтобы кто — нибудь узнал, что это когда-либо происходило, — сказал он.
— Но это произошло.
Произнося это вслух, все становилось реальным. Становилось значимым.
Он согласился. Она видела чудовищность свершившегося в его глазах.
— Произошло.
Сейчас они должны будут кормиться друг от друга. Она опустила нож. Долгое молчание повисло между ними, поскольку она вспомнила ощущение его тела в ней и то, как она впитывала его прозрачную душу.
— Все, что нам нужно, это завершить связь.
Алия задыхалась.
— И это все?
— Это не сделает нас сиамскими близнецами. Когда связь завершится, мы сможем жить раздельно. Мы будем в состоянии кормиться, как обычно, и мы можем научиться контролировать наше сознание, чтобы обеспечить друг другу уединение.
— Ты имеешь в виду, превратить это в болезнь, с которой мы можем жить? Это была сомнительная перспектива.
— Я был зол. Но мы оба несем ответственность за самих себя. Что произойдет с твоей территорией, если я убью тебя завтра?
— Более важно, что произойдет с твоей, если я убью тебя?
— Давай договоримся. Никто из нас не захватит Миннесоту.
— Отлично. Я никогда не хотела Миннесоту. Я хотела Нью-Йорк.
Уголок его рта приподнялся, не столько удивленно, сколько с горечью.
— Ты и так уже заполучила Нью-Йорк.
В желудке у Алии все опустилось. Что он за человек? Почему находится рядом с ним так приятно и ужасно трудно?
— Я был в тебе в течении долгого времени. — Констатировал он очевидный факт. — Дай мне руку.
Алия сцепила руки за спиной.
— Нет. Завтра ты должен со мной бороться. Для своей же собственной пользы. Иначе …
— Иначе, что?
Алия неуверенно вздохнула.
— Иначе все закончится тем, что ты женишься на мне.
Он широко взмахнул руками и закричал:
— Я приехал сюда, чтобы жениться на тебе!
— Я не могу.
Она отступила, ее желудок угрожающе взбунтовался. Разве он не видел, что для них это была плохая идея?
— Я не хочу быть твоей клеткой. Я хочу быть твоим щитом. Дайте мне руку и позволь мне доказать это.
Сияя праведной искренностью, он протянул руку. Она взглянула на дверь, надеясь на нападение. Где были те плохие парни, когда ты так в них нуждалась?
Он не убирал руку, и она знала, что не могла больше скрываться от него — не после того, как он жил в ее сердце и плавал по ее венам.
Она вложила свою ладонь в его руку. Их пальцы переплетались. Слабый электрический разряд прошел между ними. Веревка ожила. Она скользнула по их соединенным рукам и обвила ее руку.
Испугавшись, что ее могут связать, она попыталась резко увернуться. Когда она увидела, что он ее не отпускает, то нацелила удар на его коленную чашечку.
— Полегче! — Он увернулся от ее ноги. — Это для тебя. Я отдаю это тебе.
— Почему?
— Потому что князь утверждает свои собственные правила.
Веревка достигла ее плеча. Она хотела сорвать ее. Желание Михаила не имело смысла. Она должна была убраться отсюда.
— Я не понимаю.
Впервые при этом разговоре он заколебался. На мгновение он казался неспособным говорить вообще.
— Мы будем жить отдельно, но думаю иногда, мы будем… навещать.
Его мысли сплелись с ее, вспыхнув картинами их скользящей кожи, слитыми в поцелуе губами, его горячий член возле ее бедра. Во рту у Алии все пересохло.
— Навещать?
— По … мм …, каким дням?
С выражением потерпевшего поражения, он начал расстегивать свою рубашку.
— Я готов принять любые твои условия.
Алия никогда не была нервной девственницей, но неожиданно почувствовала себя одной из них. Сделав вид, что ее интересуют отдельные части его одеяния, она спросила:
— Правда?
Она указала на приспособления, окружавшие их.
— Действительно ли ты понимаешь, как я предпочитаю этим заниматься?
Стягивая свою расстегнутую рубашки он пожал сначала одним плечом, затем другим. Грубая буква "А" на его груди растягивалась и сжималась, прокатываясь по мускулам, опоясывающим его плоский торс.
— Разве я не отдал тебе веревку?
Святые угодники.
— Ты говоришь, что ты хочешь, чтобы я использовала ее на тебе? Что хочешь, чтобы я тебя связала?
Вместо ответа он снова уселся на приспособление для порки и начал стягивать ботинки.
— Что ты себе думаешь? Кто-нибудь может войти сквозь эти двери в любую секунду
— Доминик занимается…
— сватовством. Это единственное логическое заключение. Он хочет, чтобы мы сделали это.
— Что, если ты ошибаешься?
Михаил наклонился вперед, опустив локти на колени, его длинные кривоватые ноги, уязвимые и заманчивые под поясом его сшитых на заказ брюк.
— Ты говорила, что доверяешь ему безоговорочно. Если ты не можешь доверять собственным суждениям, чему ты сможешь доверять?
Никому. В этом и была проблема.
— Доверься мне. Я уверен. Мы в безопасности.
Он перевел взгляд на веревку на ее руке. Он посмотрел на нее как на врага.
— Я не собираюсь этого делать.
Даже когда она говорила это, веревка скользнула по ее плечам вниз к противоположной руке, очевидно, в восторге от этой идеи. Раздраженная, она тряхнула рукой и веревка замерла.
— Это не твоя сцена. Я не собираюсь заставлять тебя делать то, что абсолютно противоречит твоей природе.
— Я хочу эту веревку.
Он говорил, опустив голову.
Она присела возле него, пытаюсь разглядеть за волосами его лицо.
— Это невозможно.
Он вскинул голову, встретившись с ее глаза на краткий, невыносимо короткий момент.
— Это относительно спальни. Только спальни. И я сказал, что устанавливаю свои правила.
Смущенная она потрясла головой.
— Только потому, что я должна….потому, что не могу…?
— Не только поэтому.
Он сложил руки вместе и поднес их к разбитому лицу, как если бы он молился.
— Не только поэтому. Когда ты взяла меня в гостиной. Взяла меня. Я никогда не чувствовал себя таким свободным. И на крыше. Связанный, рядом с тобой я был на вершине блаженства. Клянусь Богом, я знал, что умираю, но я никогда не был так счастлив.
Он сжал руки в кулаки и опустил их на колени.
— Михаил.
Ее рука опустилась ему на плечо. Боже помоги мне, если я прикоснусь к нему, то никогда больше не отпущу.
