Я присвистнул и спросил:
— Так значит, это не просто сказки, которые нам рассказывают, чтобы напугать?
Изабо покачала головой. Я протянул руку и осторожно, кончиком пальца коснулся похожего на полумесяц шрама над ее локтем. Я почти ждал, что она отшвырнет мою руку или хотя бы отпрянет, но она просто замерла.
— Твоя тетя думает, что шрамы делают ее уродливой.
Тут уж я застыл как изваяние, а потом кое-как выдохнул:
— Ты разговаривала с тетей Гиацинт? Нет, я хочу спросить, неужели она действительно с кем-то беседовала?
— Да. Эта женщина показалась мне... потерявшей рассудок.
— Можно и так сказать. Она почти не выходит из своих комнат с тех пор, как эти уроды «Гелиос-Ра» облили ее святой водой и бросили умирать. Тетушка не хочет говорить ни с кем из нас и категорически отказывается поднимать вуаль даже перед дядей Джеффри, а ведь он почти доктор. Тебе бы увидеть ее до того нападения! Она всегда была просто неудержимой, никого не боялась и постоянно твердила об учтивости и поведении истинного джентльмена.
— Так вот откуда это у тебя!
— Что именно?
— Твоя манера одеваться и то, что ты кланяешься, как в восемнадцатом веке.
— Наверное.— Я пожал плечами и строго-настрого запретил себе спрашивать Изабо, нравится ей это или же вызывает неприязнь.
Я не собирался становиться таким, как все.
— Если бы меня выкопал не Финн, а ты, я, наверное, и не поняла бы сразу, что уже совсем не восемнадцатый век.
В любом другом случае я принял бы такие слова как большой комплимент, но теперь вовсе не был уверен в этом.
— Если учесть средневековые уроки нашего матриарха мадам Вероники и тетю Гиацинт, то все это неизбежно должно было отразиться хотя бы на одном из нас.
— Но ты отличаешься от своих братьев,— продолжала настаивать Изабо.— Они живут совсем не так, как ты. Я бы даже сказала, у них все совсем наоборот.
— Ты все это заметила за те несколько часов, что провела с нами?!
Нет, я совершенно не собирался даже гадать, кого из нас она сочла самым умным. Куинн умел обращаться с девушками так, что они совершенно глупели. Мне вдруг захотелось дать ему за это хорошего тычка.
— Да, это похоже...— пробормотала Изабо, и внезапно лицо Куинна как бы ускользнуло от моего кулака.— Как те юноши, которых я знала во Франции.
Я почти не вздрогнул при слове «юноши».
— Я и не понимала, что скучаю по тем временам,— продолжила Изабо, как будто удивляясь самой себе.
Мне в жизни ничего так не хотелось, как сейчас поцеловать ее. Я желал этого даже сильнее, чем после того, как увидел Кристину Риччи в фильме «Сонная лощина». Я вообще с ума схожу по девушкам в корсетах. Волосы у Изабо были длинными, густыми и черными, прямо как водопад в пещерах под нами. Еще у нее были зеленые глаза, руки, покрытые шрамами, и она великолепно владела мечом... Ух! Эта девушка оказалась просто потрясающей.
Я решил полностью взять дело в свои руки и медленно-медленно наклонился к ней. Я не спешил, давал ей уйму времени на то, чтобы отодвинуться от меня, и все же неумолимо сокращал расстояние между нами. От нее пахло дождем, землей, вином... Если бы она была кубком, то я осушил бы ее до последней капли. Я был уже совсем рядом с ней, а она все еще не двигалась.
Мне хотелось зарыться руками в ее волосы и притянуть к себе, но я подумал, что она, возможно, не готова к этому. Изабо немножко походила на дикого зверька, неприрученного, непокоренного, как ястреб без пут в открытом небе. Но я и не хотел, чтобы она была другой.
Я коснулся губами ее губ и почувствовал, что это правильно, необходимо. Я целовал ее нежно, медленно, как будто нам принадлежала целая вечность. Мне пришлось стиснуть кулаки, потому что мои руки сами собой тянулись к ее телу. Потом поцелуй стал глубже, яростнее. Кто-то из нас негромко застонал, но я честно могу сказать: не знаю, кто это был.
По моему затылку побежали мурашки, потом все тело охватило обжигающим жаром. Я неохотно отстранился. Губы Изабо изогнулись в редкой для нее улыбке.
— Рассвет,— прошептала она.
Я погладил ее губы подушечкой большого пальца и согласился:
— Рассвет.
Лес пока что выглядел лишь чуть светлее, чем был, он стал скорее серым, нежели черным.
— Нам нужно уйти внутрь,— сказала Изабо, и обе пары ее клыков слегка высунулись наружу. Они были чертовски острыми.
— Найдется для меня безопасное местечко, чтобы поспать? — спросил я.
Она взяла меня за руку, переплела свои пальцы с моими и ответила:
— Найдется.
— Я уже говорил о том, что это наихудшая из всех возможных идей?
— Раз сто.— Изабо расширила глаза, а Шарлеман выглядел так, словно полностью с ней соглашался.
— Если повторю в сто первый, тебя это убедит?
— Нет.— Она наклонилась, проходя под низко нависшей веткой.— Ты еще худший зануда, чем моя старая няня.
— Весьма ей сочувствую,— пробормотал я.
Ночь наступила прекрасная. Было тепло, над нами сияли звезды, вокруг распевали цикады и лягушки. В траве светились белые цветы. Это была ночь, созданная для поэзии. Нам следовало бы целоваться. Без передышки.
Вместо этого мы тайком выбрались из пещер и теперь шли к пропитанной кровью поляне, на которой угодили в засаду меньше суток назад. Не совсем обычное свидание.
— Все будет в порядке,— заверила меня Изабо.— Это просто обычный транс, тут не о чем беспокоиться.
— В самом деле? — сухо произнес я.— Именно поэтому мы крались наружу, как воры, и ты никому не сказала о наших планах, даже Магде?
— Я не хотела их беспокоить. Да они все равно не поняли бы.
— Я тоже не понимаю,— огрызнулся я.
— Знаю. Но ты все равно здесь, помогаешь мне и не пытаешься меня остановить.
Я покачал головой и возразил:
— Очень даже пытаюсь тебя остановить... просто у меня, видимо, плохо получается.
Когда я проснулся там, в пещере, рядом с Изабо, ее рука лежала на моей груди. Я подумал, что эта ночь может пройти совсем по-другому. Мне бы следовало лучше соображать. В Изабо не было никакой мягкости даже тогда, когда она спала. Впрочем, это не совсем так. Я ведь видел, как однажды она не сумела скрыть свою ранимость, но не думаю, что она сама ее осознавала. Изабо была настоящей помощницей шаманки из пещер, сплошной долг и воинская сила. Но здесь ведь был ее дом. Изабо чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы слегка приоткрыть твердую наружную скорлупу.
Ее комната была простой, почти нищей. Здесь имелись лишь постель со стеганым ватным одеялом, несколько собачьих подстилок в углу, толстые коврики и небольшая картина, написанная маслом и изображавшая французский виноградник. Ни концертных афиш, ни шкафа, набитого нарядами. Лишь небольшой сундук с одеждой, еще один — с оружием и шкатулка, в которой лежали амулеты и костяные бусы. Изабо во всем была не такой, как другие.
