руки – тогда это казалось таким естественным жестом нежности и благодарности. Родные любимые руки, их хочется прижать к сердцу, к губам, согреть своим теплом.
Мерзость какая! Позор и стыдоба! Рабская покорность. Так слуги господам к ручке прикладываются. Никогда больше!
Казалось, что всё это осталось давно в прошлом. Даже там, дома, так казалось.
А уж тут, в новом мире, в новой жизни, где она получила шанс всё начать с чистого листа, какое значение могла иметь та неудачная первая любовь?
А оказывается, скелеты так и пылятся на полках старого шкафа. Сердце в ледяной корке не желает оттаивать и по сей день, оно не верит больше в любовь, оно сомневается и ищет подвох.
Хотя повода для этого не было вовсе…
Это была сказочная ночь! Она вытеснила все пережитые накануне ужасы, будто тысяча лет отделяла вчерашний день от нынешнего рассвета.
И то, что выделывал этой ночью Эливерт, для неё, неискушённой в делах любовных, было как взрыв, как откровение. А тело всё ещё трепетало от одной мысли, что он рядом.
Но ведь не в сладострастных ласках была суть. Всё гораздо глубже…
Он ничего ей не обещал, не сыпал признаниями. Но они как будто и не нужны были. Словно всё между ними и так было предельно ясно. И слова только испортили бы эту прозрачность.
Так ей казалось ночью. А теперь…
Она всё ещё лежала на его плече, слушала сердцебиение, ловила каждый вдох, вбирала запах его кожи – что за божественный нектар, разглядывала кривые линии шрамов, расчертившие карту жизни на загорелой бронзовой коже. И пугалась собственных мыслей и чувств.
Она начинала сомневаться…
Во всём.
В нём. В себе. В том, было ли правдой всё, что ей привиделось.
Помнишь, как уже сейчас, засыпая, он целовал твои руки, Рыжая? Словно ты – королева. Прижимал их к щеке, как ребёнок, что ищет материнской ласки. А потом прикасался губами к ладоням, осторожно, словно задувая пламя свечи.
А ты вздрогнула от этого его жеста. Потому что знаешь, что стоит за этим. Ты ведь сама этим грешила.
Как ты сказала? Позор и стыдоба? Рабская покорность?
Не ври себе! Так целуют любимые руки.
Отчего же сейчас ты уже не веришь в это?
Стягивается заново потрескавшийся ледяной панцирь твоего сердца, покрываются морозным узором весенние прогалинки. И червячок сомнения оплетает душу, как змей-искуситель…
Ты просто оказалась рядом, Рыжая. Ситуация располагала. Когда бы ещё случай подвернулся остаться наедине?
Это же Эливерт, Настя! Или ты и это забыла?
Атаман обыкновенный. По совместительству убийца, циник и проходимец. Презирает женский пол, моральными принципами не отягощён, тащит в постель всё, что движется. Сегодня подвернулась ты, завтра другая.
А ещё не забывай про мужское соперничество! Он ведь знает про Кайла. Да это просто дело чести – соблазнить тебя первым и уделать Северянина.
«Так, стоп! Стоп, кому говорят! Куда меня понесло? Мама мия, что же всё так сложно? Кайл. Эливерт. Дюжина мертвецов. Вечером рыдала, что люблю Северянина, ночью – сама на шею Ворону повисла. О, Светлые Небеса, дальше-то как жить!? Как в глаза ему смотреть?»
«Кому? Кайлу или Эливерту?» – поинтересовался ядовитый внутренний голос.
«Обоим, – ответила Романова самой себе, только теперь осознавая, какую кашу заварила. – Да, Настенька, наворотила ты дел. Умница! Как разгребать собираешься?»
***
– Уже жалеешь? – тихий голос Эливерта заставил вздрогнуть.
Настя вскинула голову – уже не спит, смотрит внимательно, чуть щурясь, из-под ресниц. Мысли читает, что ли?
Эл подтянулся чуть выше, устроился полусидя, по-прежнему обнимая её одной рукой, прижимая к себе.
– Нет, – ответила она, опуская голову ему на грудь и избегая пронзительного взгляда.
Прислушалась к себе – а ведь не соврала, так и есть. Только это не всё…
– Я никогда ни о чём не жалею. Даже об ошибках. Ведь, когда я делаю выбор, он мне кажется верным. Что сделано, то сделано.
Он молчал, нежно перебирал рыжие локоны, слушал…
Посмотри со стороны – воркует парочка влюблённых после жаркой ночи. А если послушать о чём? Что за глупости! Разве о таком говорят любовники, лёжа в постели?
– Вчера мне казалось, что всё так и должно быть. Странный вечер… Согласись, иначе и быть не могло? Нас просто сама Судьба уложила спать вместе. Но… всё это как-то… неправильно… Эливерт, ты ведь меня не любишь! А я не люблю тебя, – вздохнула Настя, признавая очевидное. – А когда в постели есть только страсть, и нет любви, это неправильно, неверно, плохо. У тебя ведь на каждом постоялом дворе – подружка. И теперь я одна из них. Это унизительно. Девочка, которая всегда под рукой, так? И в самом деле, чем я лучше этих шлюшек? Я вчера тебе сказала, что люблю Кайла… А сегодня, я уже и сама не знаю, так ли это. Та, что любит, пройдёт мимо тысячи лучших и не оглянется. Та, что любит, не позволит себя соблазнить. А я непросто позволила, я ещё и не жалею об этом, – она, наконец, подняла к нему глаза. – Эл, почему всё так запутанно? Меня просто разрывает изнутри от всех этих противоречий!
– Не говори так! Обо мне, всё что угодно, – он нашёл её ладонь и переплёл пальцы, – а про себя так не говори! Ты для меня очень особенная, Дэини! И всегда будешь такой. И никогда не станешь просто одной из… Наверное, для тебя это неважно, но я тоже не жалею. Даже если ты сейчас скажешь, что ненавидишь меня за то, что я тебя затащил в постель. Это без преувеличения была лучшая ночь в моей жизни! А если… случится так, что она станет единственной, то она и останется лучшей ночью до конца моих дней. В этом я уверен. Думаешь, я не понимаю, что я не тот, о ком ты мечтала? – он вздохнул, ухмыльнулся. – Мне иногда становится жутко от себя самого. И, если бы я не был такой сволочью, я бы отдал тебя Кайлу, не раздумывая. Светлыми Небесами клянусь, ты самого короля заслуживаешь, что там какой-то нищий рыцарь! Но только я такой, как есть, и я не отдам тебя никому. Потому что ты – мой свет! Без тебя… ничего, кроме тьмы, во мне не останется…
Настя села, кутаясь в плащ. Очаг давно погас, и утренняя сырость уже пробиралась обратно в горницу. Встретилась с ним глазами…
Многие не выдерживали его
