Улю. И, естественно, Уля разозлилась. Я думаю, любой бы из нас…
– Да, но тут явно следы не от ногтей, Юрий Олегович, – возразила докторша, – Меня больше волнует вопрос, чем ты проткнула ей кожу?
– У неё вместо ногтей были когти. Я вам клянусь! – успела вставить Ахимова. Все на неё посмотрели, как на умалишённую.
– Ульяна покажи свои руки, – недоверчиво попросила врачиха, и Уля вытянула вперёд обе кисти. Ногти на всех пальцах были аккуратно коротко подстриженны.
– Невозможно такими ногтями проткнуть кожу, – инспектор тоже оглядела Ульянины руки.
– Невозможно, – задумчиво подтвердила докторша.
В следующее мгновение в кабинете появилась мама Ульяны. Она устало и хмуро оглядела всех присутствующих. Классная руководительница решила увести учениц. Уля села на лавочке возле медицинского кабинета, а Дарья, обнимая шею обеими руками и опираясь на плечо учительницы, поплелась прочь. Прошло, наверное, лет сто, прежде чем дверь распахнулась и оттуда вышел Юрий Олегович. Он тоже выглядел весьма уставшим, но всё равно ободрительно улыбнулся.
– Ну ты даёшь, Ульяна. Заварила кашу, – он приземлился рядом, скрестив пальцы рук и облокотившись на собственные коленки.
– Я не хотела. Не знаю, что на меня нашло, – честно призналась она, ощущая смятение и страх.
– Не переживай, – он потрепал её за плечо, как друга, – С ней всё будет в порядке. Там просто царапины. Тем более она сама виновата. В следующий раз будет думать головой.
Уля зачем-то посмотрела на свои ладони ещё раз, словно убеждаясь, что никаких когтей нет и в помине. Следы крови всё ещё оставались на пальцах, и Уле захотелось их срочно смыть, стереть. Юрий Олегович заметил, с каким отвращением она мусолит ладони влажной салфеткой. Он мог предположить, что когти и в самом деле были. Ведь совсем недавно сам стал свидетелем нечто необычного. Он ведь видел, как скоро зажили ссадины и царапины на теле Ульяны. Он накрыл своей ладонью её руки, как бы говоря: «Не надо». Уля удивлённо посмотрела на него. Она словно услышала голос учителя в своей голове.
В общем, оказалось, что мама была знакома с Анжеликой Владимировной, поэтому спустя полчаса они вышли из кабинета с довольными лицами, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло. Мама стала серьёзной только после того, как они оказались за пределами стен школы. Ника всё это время спала на заднем сидении в работающей машине. Мама, как в каком-нибудь фильме боевике, усадила старшую дочь в автомобиль со словами: «Всё, надо валить отсюда». И это было бы смешно, если не было бы так грустно. С Игорем Уля так и не поговорила. Передумала. Если уж у него всё сложилось с Аней, то она не станет встревать между ними. Она мысленно пожелала им счастья. И пусть всё будет так, как должно быть.
Уля смогла заснуть только глубокой ночью. Перед глазами то и дело всплывало лицо Ахимовой. Этот неописуемый ужас в глазах. Уля до сих пор помнит ту силу, с которой давила на Дашкину шею. Это были тиски самые настоящие. И если бы не Юрий Олегович… Уля закрыла глаза. В мыслях о нём ей становилась как-то спокойно. Она вспомнила, как он прижал её к себе. Она испачкала его рубашку кровью Ахимовой и своими слезами. В его объятиях было.… Как в объятиях отца.… Да.
***
Серая, но современная, нашпигованная новомодными технологиями, палата размещалась на третьем этаже. Посреди стены одно цельное огромное пластиковое окно с видом на город. Вдоль другой стены – небольшая заправленная койка с матрацем вставленный в клеёнчатый мешок. Уля уже успела заправить постель своим постельным бельём. Мама привезла её ранним утром, а сама отправилась на работу. Хотя Уля видела с каким усилием воли, она оставляет дочь в больничных стенах, пообещав обязательно заехать вечером.
Вот уже два часа Уля сидела на койке, прислонившись спиной к стене, и слушала звуки гробовой тишины, ожидая чего-то или кого-то. Филипп Рабинович заглянул в палату единожды, когда на часах уже перевалило за полдень. Он убедился, что пациентка поступила и ушёл. Улю покормили остывшим безвкусным лапшичным супом, рыбной котлетой и картофельным пюре. В три тридцать позвонил Игорь (как раз в это время в школе шла большая перемена).
– Ты чего заболела, что ли?
– Типа того.… Приходи проведать… – мусоля руками футболку, предложила Уля.
– Хорошо. Ты мне только адрес эсэмэской вышли.
– Замётано.
– Тебе чего-нибудь купить?
– Да не, всё есть, – она посмотрела на тумбу, на которой всё свободное место занял большой неразобранный пакет с продуктами. Мамина забота.
Когда Уле наскучило торчать в палате, она осторожно вышла в пустой мрачный коридор. Посмотрела влево-вправо. Ни одной живой души. Она словно в этом жутком месте совершенно одна. Прочла на двери своей палаты: «Временное размещение больных с диагнозами РНК, Пролитофорбии, мозговых дисфункций, Клардонеурбии, генной мутацией»*. Уля удивленно таращилась на табличку и задавалась вопросом, какой диагноз у неё из всех перечисленных? Может быть генная мутация?
– Мне особенно нравится Клардонеурбия.
Уля подпрыгнула от неожиданности, обернулась и увидела перед собой высокого парня. Весьма симпатичного, как она позже оценила.
– Извини. Я тебя напугал? Я из соседней палаты, – он протянул вперёд руку – Меня зовут Феликс. А тебя как? – он улыбнулся и на щеках появились притягательные ямочки. Но что-то в нём было не так.
– Ульяна, – неуверенно промямлила она и в ответ пожала руку.
– Ты из этой палаты? – после рукопожатия он завёл руки за спину.
– Ага, – Уля обратила внимание на предплечье Феликса. На нём туго замотана марлевая повязка.
– А почему тебя положили сюда? – поинтересовался он и двинулся вперёд. Уля тоже направилась вслед за ним.
– Что-то с костями, – не вдаваясь в подробности, пояснила она.
– Понятно. А у меня… – он посмотрел на неё через плечо с какой-то странной улыбкой, – Ты, наверное, испугаешься. Не стану тебе говорить.
– Поверь, я не из пугливых, – заверила Уля, пытаясь понять, что же с его внешностью не так.
– А ты будешь потом со мной общаться? – этот вопрос показался Ульяне, каким-то детским.
– Конечно, тем более что похоже мы здесь совсем одни, – уверенно произнесла она.
Феликс резко затормозил, и Уля чуть не врезалась в его спину.
– У меня два мозга.
Уля обошла его спереди. Блин, у него и впрямь голова чуть больше, чем у других людей. Вот что ей показалось странным. Его голова. Плюс ещё кудрявая шевелюра. Но размеры не так бросаются в глаза, когда видишь его прекрасное лицо.
– Два мозга? – против своей воли она улыбнулась, но совершенно по-доброму.
– Ну вот, тебе смешно, – огорчённо произнёс он.
– Прости, я не специально, – она заставила себя прекратить улыбаться и заговорила уже более серьёзно, – Это… так необычно… Значит, ты должен быть очень умным. Ты прям, как Люди-икс.
– Не совсем. Работает только один мозг, а второй как бы спит. Врачи хотят попытаться его разбудить и посмотреть, что будет происходить. Родаки ещё думают соглашаться на процедуру или нет, – на вид ему было лет восемнадцать-девятнадцать, но разговаривал он, словно ему – тринадцать или ещё меньше.
Их
