— Не будь дурой! — он все-таки не выдерживает. От его слов девушка морщится, но взгляд не отводит. — Тебя используют. То, что ты должна сделать — противоречит закону!
— Не смей на меня кричать! — Элла четко выговаривает каждое слово. — Я ждала от тебя поддержки, а что я получаю в итоге?
— Поддержки? — насмешка, которую вкладывает в эти слова Вадим, вызывает в нем ужасную боль, но он действительно полагает, что это единственный способ заставить Эллу, ту Эллу, которую он знал, изменить решение. — Твоими руками пытаются сделать грязную работу, которая может привести к непоправимым последствиям, а ты ждешь от меня поддержки?
Элла не отвечает. Молча поднимается на ноги и выходит из комнаты, а еще через несколько секунд хлопает входная дверь.
Наверное, сейчас я должна провалиться в следующее воспоминание, но этого не происходит. Я остаюсь в этом зябком вечере вместе с Вадимом. Чувствую пустоту, которая поселилась у него внутри.
Парень подходит к зеркалу, и я вновь вижу его отражение. В глазах появилась печаль, а единственная мысль, которая сейчас крутится в его голове — обещание самому себе больше никогда ни при каких обстоятельствах никого не подпускать к себе так близко.
Он берет в руку бокал и медленно крутит его между пальцев, стараясь сосредоточиться. Но вместо собранности приходит лишь гнев.
Бокал летит прямиком в зеркало, которое тут же разлетается на сотни маленьких осколков. Я больше не вижу его отражения, но я чувствую все эмоции, которым он, наконец, дает волю.
Элла, девушка, которую он любит. Любит до безумия, оказалась просто пешкой на шахматной доске в игре за мир. Он чувствовал, что она понемногу отдаляется, но ничего не мог с собой поделать, отгонял эту мысль, потому что боялся потерять.
Он даже и представить не мог, насколько сильно она угодила в сети интриг, где жизнь человека ничто. Где ставки слишком высоки.
Александрина собирается отправить ее на верную смерть. Руками Эллы она собирается убить человека, гибель которого может изменить ход истории. Позволить ей прийти к власти.
На земле, которая еще не успела восстановиться после тяжелой войны. На земле, где за мир пришлось заплатить огромную цену, она хочет нарушить баланс.
Теперь Вадим понимает, что не зря не верил ни единому слову этой милой на первый взгляд блондинки, но легче ему не становится.
Платой за осознание становится потеря человека, без которого весь мир, вероятней всего, рухнет. Человека, которого превратили в безвольную марионетку.
Человека, которого он так сильно любил и так хорошо знал.
Или полагал, что знал.
Вадим отходит от зеркала и закрывает глаза. Еще раз прокручивает в голове сказанное Эллой. Про благие намерения Александрины, про то, что в новом мире, где будут другие порядки и устои, им будет гораздо лучше жить, про то, что она ни за что не поменяет своего мнения.
И тогда он принимает решение.
Если бы я могла, я бы вынырнула из воспоминаний еще на этом моменте, потому что понимала, что будет дальше. Но Вадим не дает мне этого сделать. В очередной раз все застилает туман, а затем я оказываюсь на берегу реки.
Место кажется мне смутно знакомым, вероятно, мы находимся в нашем городе. Вероятно, сейчас здесь располагается какой-нибудь спальный район. Тогда же на этом месте была лишь ухабистая проселочная дорога, ведущая непонятно куда.
Вадим замечает Эллу практически сразу. Она стоит и смотрит на водную гладь, которая подергивается от мелких капель холодного дождя, на который так щедра наша осень. Складывается ощущение, что девушка хочет ему улыбнуться, но в последний момент сдерживается, останавливает себя.
Вадим даже не думает об улыбке. Внутри него полыхает такой костер эмоций, удивительно, что сложно держать себя в руках.
Он подходит к Элле, останавливается меньше чем в метре и смотрит в ее глаза. В глаза, которые кажутся такими родными, что выдерживать их взгляд практически невыносимо.
— Я думала, что ты не придешь. — она все-таки позволяет себе улыбнуться.
Для него же сейчас ее улыбка — пытка. Он хочет скорей со всем покончить, но до сих пор до конца не верит в то, что это конец. Что никакой альтернативы нет.
— Я тоже думал. — перед последним вопросом он все-таки не выдерживает и отворачивается. — Элла, еще не поздно отказаться! Ты точно хорошо подумала?
— Я не откажусь от задуманного, Вадим! — она качает головой, и он понимает, что точка невозврата пройдена.
Вадим слабо кивает, а затем тихо говорит:
— Прости, я тоже.
Элла не понимает, что происходит, когда он резко вскидывает руку. На мгновение на ее лице отображается какое-то детское удивление, а затем она падает на землю.
Смертельное заклинание срабатывает моментально.
Ужас сдавливает горло настолько сильно, что я начинаю задыхаться. Тону в черном тумане, а сверху, придавливая меня, сыплются все новые и новые эмоции Вадима.
Боль. Горечь. Непонимание. Страх.
Мне хочется сделать вдох, но я теряюсь во времени и пространстве, не понимая, где реальность, а где нет. Меня вышвыривает из воспоминаний назад в салон автомобиля, но я словно не чувствую своего тела. Часто моргаю, понимая, что из глаз текут слезы, а эмоции бьют через край. Их невыносимо терпеть, они повсюду.
А ровный голос Вадима лишь усугубляет ситуацию:
— Иногда приходится чем-то жертвовать.
Мы возвращались домой молча, что, наверное, неудивительно в сложившейся ситуации. В моей голове крутилось столько мыслей, что сложно было их сформулировать и выдать какую-либо внятную реакцию. Ещё и бившие ключом эмоции не давали рассуждать здраво.
Несколько раз я пыталась хоть как-то прокомментировать воспоминания Вадима, даже открывала рот, но спустя пару мгновений закрывала его, чувствуя себя рыбой, выброшенной на берег.
Считала ли я, что он подменил воспоминания? Что он был со мной неискренен?
Нет. Ни на секунду подобные мысли не промелькнули в моей голове.
Я верила ему. Полностью и бесповоротно.
Я всем сердцем презирала Александрину и ровно также уважала Вадима. Но несмотря на это, не могла выдавить из себя ни звука. Какой-то ступор, паралич, полная неразбериха в голове и никаких сил на то, чтобы мыслить здраво.
Просто иногда наступают такие моменты, когда молчание — это максимальная реакция, на которую способен человек.
Оказавшись дома у колдуна, я, по-прежнему не произнеся ни слова, поднялась в комнату. Я не была уверена в том, что Вадим понимал и одобрял подобное мое поведение, но на большее я была не способна. Просто закрыла за собой дверь и, не раздеваясь, рухнула на кровать.
Я не собиралась плакать, но отчего-то заплакала. Мои слезы не были слезами жалости. Ни по отношению к Вадиму, ни по отношению к себе. Я просто плакала. Отчасти из-за того, что в этом мире вообще нельзя говорить о справедливости, отчасти из-за того, что невозможно повернуть время вспять, исправить прошлое, пусть даже чужое.
Но по большей части все же из-за того, что накопившимся эмоциям просто необходим был выход. Они мешали мне думать, принимать решения.
Я не знаю, сколько времени я провела, уткнувшись лицом в подушку. Просто в один момент слезы кончились, и я смогла поднять голову.
Потерла глаза, поднялась на ноги и подошла к зеркалу. Мой вид, конечно, оставлял желать лучшего, но сейчас это было меньшим, из того, что меня волновало. Взяв с полки резинку, стянула волосы в тугой хвост и вернулась на кровать. Сев по-турецки, уставилась в стену, стараясь абстрагироваться от мира, сосредотачиваясь на собственных мыслях.
В голове одно за другим выстраивались воспоминания. Мои, Вадима. На этот раз я прокручивала их в памяти, не испытывая никаких эмоций, лишь холодная констатация фактов. Так было проще.
Я думала о том, как вести себя теперь, когда я знаю правду. О том, что будет дальше и о том, что один человек это чертовски мало и одновременно с тем так много для того, чтобы изменить мир.
