честно помотала головой. – Я Реан.
Кадет чуть было не спросила, какой ещё Реан, но сообразила-таки. К счастью, выдержки на то, чтобы не охать и не ахать, у неё хватило.
– А говорят, мол, голос крови, – наследник властителя ныне не существующего Краснодолья и собственный леоровский старший брат, кажется, усмехнулся. Впрочем, лица его Недил не видела, какое там лицо – темнота в темноте. – Да-а, не так я нашу встречу представлял.
«А ты её вообще представлял?» – хотела было спросить кадет, но снова промолчала.
– Зачем к дяде ходила? Ладно, сейчас не об этом, – мужчина обернулся, Леоре тоже послышались тяжёлые, в такт шаги стражников. – Ты хорошо устроилась, молодец. – Брат взял её за локоть, потянул дальше в тень под чьим-то забором. – Пока будь при генерале, как приклеенная. Ничего не предпринимай, всему своё время. Я найду способ с тобой связаться. Запомни, без приказа даже не дыши на него. Всё, до встречи.
Реан, мазнув её на прощание полой воняющего мокрой шерстью плаща, скрылся в переулке. А шаги патруля стали гораздо слышнее, поэтому времени, чтобы стоять и размышлять, что это было, у Недил тоже не оставалось.
***
Леора, кажется, никем не замеченная, застенчивой мышкой просочилась в маркграфский особняк, на цыпочках поднялась по лестнице, выдохнула, только когда закрыла дверь в свою комнату, стянула перчатки. И тут вспыхнул свет. Вернее, не вспыхнул – горела-то всего одна свеча, до этого прикрытая колпаком – но всё равно огонь резанул по привыкшим к темноте глазам не хуже бритвы.
Маркграф сидел в своей странной манере, положив ногу на колено, и, наклонив голову к плечу, рассматривал замершую сусликом кадета.
– Вы ничего не желаете мне объяснить? – вдоволь налюбовавшись, поинтересовался Редиш. Недил упрямо мотнула головой и, наконец, догадалась снять шляпу. – Печально, – заключил генерал. – Видите ли, до ваших шалостей мне никакого дела нет. В конце концов, молодость и даётся, чтобы… шалить. Но что-то мне подсказывает, в столь поздний, или, скорее уж, ранний час вы не со свидания возвращаетесь. И не из очередного сомнительного кабака, в котором оттяпали у местного лопуха пару монет. А вот это уже выглядит угрожающе.
– Почему? – буркнула Леора, чересчур аккуратно складывая плащ.
– Конечно, я могут судить только по своему опыту, но, как правило, дамы, даже офицеры, собираясь в чужую постель, стараются прихорошиться. Вы же выглядите как обычно, то есть не слишком привлекательно. Впрочем, это, конечно, дело вкуса, но… Короче говоря, вы были не у любовника. О любовнице в вашем случае речь не идёт даже теоретически. И от вас не пахнет кабаком, значит, злачных мест тоже не посещали. Что остаётся?
– Почему вам нравится издеваться над людьми? – хмуро спросила Леора, пододвигая себе стул, но садиться не стала, передумала.
– Разве я издеваюсь? – вроде бы вполне правдоподобно удивился маркграф.
– Ну, иронизируете, язвите. Вы на самом деле всех кругом презираете?
– Люди редко заслуживают уважения, – пожал плечами Редиш.
– Ну да, а ваше ещё надо постараться заслужить! – хмыкнула кадет.
– Любое ещё надо постараться заслужить. Никто никого не уважает просто потому, что так положено. Возьмите ваш пиетет к императору и теперешнее отношение к нему. Кстати, в данном случае вы ошибаетесь, путаете внешность с сутью. Но вернёмся к нашему вопросу: где вы были?
Недил провела ладонью по спинке стула, поправила привязанную к ней вышитую подушку с сеточкой саше, и ничего не ответила.
– Ясно, – выдержав паузу, заключил Редиш. – Значит, вы вляпались в чужие тайны, если, Левый убереги, не в политику. Я неплохо отношусь к вам, кадет. Иногда вы мне даже нравитесь. Кроме того, я не забываю и о своих долгах. Но зарубите себе на носу: с интриганами я дел не имел, не имею и иметь не стану. Соответственно, вытаскивать ваш зад из авантюр, от которых за милю коронами смердит, тоже. Это же передайте своему ободранному другу. Или кто он там? Родственник?
– Вы за мной следили? – прежде чем успела подумать, стоит ли вообще такой вопрос задавать, выпалила Недил.
– Я? Отец с вами. Сегодня вечером, а тем более ночью, я из дома не выходил. Кстати, вы в курсе, что все высшие, бежавшие из страны, объявлены государственными преступниками? И за их укрывательство, а так же недоносительство, грозит смертная казнь?
– При чём тут…
– Да так, к слову пришлось, – отмахнулся Редиш, вставая. – Кажется, в последнее время я слишком щедр на непрошенные советы, но вот вам ещё один. Чрезмерно активничающая совесть очень мешает жить. И серьёзно сокращает лета. Поверьте мне, значимость родственных уз сильно переоценена.
– Уж вы-то в этом понимаете, – пробормотала Леора под нос, но маркграф её, понятное дело, услышал.
– Именно, – серьёзно подтвердил генерал. – А вот кусаться без злобы – впустую зубами клацать. Для начала научитесь…
– Господин, – раздался из-за двери робкий голос слуги. – Прошу прощения за беспокойство, господин, но вас ожидают.
– Сейчас? – Недил вслед за Редишем глянула на часы, ещё шести утра не пробившие. – Что-то мне это всё напоминает. Пойдёмте, кадет, будете меня телохранять. Сомневаюсь, что столь ранний визит решила нанести дама, покушающаяся на мою невинность. А от остальных любой подлости можно ждать.
В не по-утреннему ярко освящённой приёмной их на самом деле ожидала не дама, а его высочество собственной блистательной персоной. Когда маркграф вошёл, принц поспешно отставил уже ополовиненный бокал – между прочим, поставил на стол, накрытый к лёгкому завтраку и на одну персону – вскочил, браво щёлкнул каблуками и рявкнул:
– Подпоручик кавалерии Карлес Сердар по вашему приказанию прибыл!
– Куда прибыл? – помолчав, уточнил Редиш.
– В ваше распоряжение, – разулыбался принц. – Приказом штаба с сегодняшнего числа и до окончания кампании назначен вашим личным ординарцем.
– Бумаги есть? – после ещё одной паузы, поинтересовался маркграф.
Недил заметила, что левый уголок рта у генерала едва заметно, но подёргивается. И что-то ей подсказывало: не горячее желание улыбаться тому виной.
– Обижаете, ваша светлость, – игриво протянул его высочество, – всё, как полагается, с подписями и печатями.
– «Милорда» будет достаточно, – заметил Редиш, принимая пухлый конверт и явно думая о чём-то своём. – Кадет, не подскажите, как называется чувство, когда мерещится, будто всё это уже было?
– Так и называется, уже
