Узкий луч фонарика Мередит осветил внизу темную комнату.
— Я не могу заглянуть глубоко внутрь, но она выглядит пустой, — сказал Стефан. — Сначала пойду я.
— Спустишься? — сказал Мэтт. — Послушай, ты уверен, что мы должны идти вниз? Бонни, как на счет этого?
Бонни не двигалась. Она все еще стояла у белого мраморного склепа с крайне отстраненным выражением лица, как будто она вокруг ничего не видела. Она, молча, повернулась, поставила ногу на край могилы и начала спускаться.
— Стой, — сказал Стефан. Он спрятал фонарик в карман куртки, положил руку на край могилы, и прыгнул.
У Елены не было времени, чтобы насладиться выражением лица Алариха; она наклонилась вниз и прокричала.
— С тобой все в порядке?
— Да, — фонарик мигнул ей снизу. — С Бонни тоже все будет в порядке. Пусть все спускаются по ступенькам вниз. Но в любом случае, лучше брось веревку.
Елена посмотрела на Мэтта, который был ближе всех. Его голубые глаза заметили ее беспомощность и некоторую обреченность, и он кивнул. Она сделала глубокий вдох и положила руку на край могилы, как это сделал Стефан. Вдруг другая рука сжала ее запястье.
— Я просто подумала кое о чем, — мрачно сказала Мередит. — Что, если «сущность» Бонни и есть Другая Сила?
— Я уже давно об этом подумала, — сказала Елена. Она хлопнула по руке Мередит, вырвала свою руку и прыгнула.
С помощью руки Стефана она встала и посмотрела вокруг.
— Боже мой…
Это было странное место. Стены были отделаны камнем. Они были гладкими и почти блестели. Через некоторые промежутки в них были вбиты железные подсвечники, в некоторых из них остался воск от свечей. Елена не видела другой конец помещения, но фонарик показал, что кованные железные ворота довольно близко, и они похожи на ворота, которые обычно используют в некоторых церквях, чтобы скрыть алтарь.
Бонни только что спустилась вниз по стремянке. Она тихо ждала, пока другие спускались: сначала Мэтт, затем Мередит, потом Аларих со вторым фонариком.
Елена подняла глаза.
— Дамон?
Через черный прямоугольник открытой могилы, открывающий небо, она видела его силуэт на фоне света.
— Ну?
— Ты с нами? — спросила она. Не «ты идешь с нами?». Елена знала, что он поймет отличие.
В последовавшей тишине она ждала пять ударов сердца. Шесть, семь, восемь…
Возник порыв воздуха и Дамон ловко приземлился. Но он не посмотрел на Елену. Его взгляд был странно отстраненным, и она не смогла ничего прочитать на его лице.
— Это — тайник, — изумленно сказал Аларих, в то время как его фонарик разрезал темноту. — Подземная камера под церковью, используемая как место погребения. Обычно они строятся под большими церквями.
Бонни подошла прямо к резным воротам и положила на них маленькую белую руку, открывая. Они качнулись прочь от нее.
Сердце Елены забилось слишком быстро. Она каким-то образом заставила свои ноги двигаться, следуя за Бонни. Ее обостренные чувства были напряжены до боли, но они ничего не говорили ей о том, куда она шла. Луч от фонарика Стефана был настолько узким, что освещал только пол скалы впереди и таинственные очертания Бонни.
Бонни остановилась.
«Вот оно, — подумала Елена и ее дыхание замерло. — О, Боже, вот оно; это на самом деле оно».
У нее было настолько сильное ощущение того, что она находится в ярком сне, — таком, в котором она знала, что спит, но не могла ничего изменить или проснуться. Она замерла.
Она учуяла запах страха, исходящего от остальных, и почувствовала сильный страх Стефана, стоящего возле нее. Его фонарик скользил по тому, что находилось за Бонни, поначалу глаза Елены ничего не различали. Она видела углы, линии, контуры, и затем что-то попало в центр внимания. Мертвенно-белое лицо нелепо свисало набок…
Елена не закричала. Это была просто статуя, и ее очертания были хорошо знакомы. Они были такими же, как на плите могилы. Эта могила была один в один похожа на ту, что находилась наверху, за исключением того, что была разорена, — плита, расколотая на две части, валялась возле стены склепа. Пол был усыпан чем-то похожим на хрупкие кости.
«Осколки мрамора», — отчаянно говорил мозг Елены, — «Это просто мрамор, осколки мрамора».
Но это были расколотые и раздробленные человеческие кости.
Бонни обернулась.
Когда ее лицо в форме сердечка поворачивалось, пустые глаза словно осматривали группу. Она остановилась на Елене.
Затем, вздрогнув, она споткнулась и быстро полетела вперед, как марионетка, у которой обрезали нити.
Елена едва поймала ее и почти упала сама.
— Бонни? Бонни?
Расширенные и дезориентированные карие глаза, которые взглянули на нее, были испуганными глазами Бонни.
— Но что случилось? — спросила Елена. — Куда оно исчезло?
— Я здесь.
Над разоренной могилой появился туманный свет.
«Нет, не свет», — подумала Елена.
Она ощутила своими глазами, что это был не обычный свет. В нем было что-то более странное, чем в инфракрасном или ультрафиолетовом свете, то, что человеческие ощущения не смогут распознать. Это открылось перед ней, проникло в ее мозг, какая-то посторонняя Сила.
— Другая Сила, — прошептала она, ее кровь застыла.
— Нет, Елена.
Голос не был звуком, так же, как и увиденное не было светом. Он был спокойный, как сияние звезды, и грустный. Это Елене что-то напомнило.
«Мама»? — испуганно подумала она.
Но это не был голос ее матери. Свет над могилой, казалось, закручивался и клубился, и на мгновение Елена взглянула на это лицо, нежное и грустное. И она поняла.
— Я ждала тебя, — тихо сказал голос Онории Фелл. — Здесь я могу, наконец, поговорить с тобой в своей собственной форме, а не через губы Бонни. Слушай меня. У тебя мало времени, и опасность очень велика.
Елена обрела дар речи.
— Но что это за место? Почему ты привела нас сюда?
— Ты должна была спросить меня. Я не могла показать тебе, пока ты не спросишь. Это место вашего сражения.
— Я не понимаю.
— Этот склеп был построен для меня людьми Феллс-Черча. Могила для моего тела. Секретное место для того, у кого при жизни были скрытые силы. Как Бонни, я знала то, чего больше никто не мог знать. Я видела то, чего больше никто не мог увидеть.
— Ты была экстрасенсом, — хрипло прошептала Бонни.
— В те дни они назвали это колдовством. Но я никогда не использовала свои силы во вред, и, когда я умерла, они построили для меня этот памятник, чтобы мой муж и я упокоились в мире. Но затем, по прошествии многих лет, наш мир был нарушен.
Таинственный свет слабел и менялся, принимая очертания Онории.
