Галчонок с подарками. Галчонок приехала из Москвы. Это другой мир. Даже в ста километрах от МКАДа — уже другой мир. В магазинах тоже самое. Цены не всегда ниже. Но подарок, купленный там, будто пахнет по-другому. Сразу поймут. Потому она тащит все то же самое оттуда.
В глазах сестры — немая зависть. У нее интересный муж, у нее здоровый сын, у нее под боком родные. А в глазах — немая зависть. Я отворачиваюсь. Мне неудобно. Особенно после резанувшего взгляда ее мужа. Узнал.
За ужином Галка рассказывает свои новости. Часов семь уже, стемнело по-зимнему рано. Мы едим щи. Водку. Картошку с мясом. Водку. Бабушкины соленые огурчики. Водку. И совершенно потрясающую квашеную капусту. С семенами укропа, маслом и сахаром. И снова водку. Галка в подпитии говорит легче, почти без схваток. И так как День рождения случится только завтра, а мы с дороги, то и спать идем где-то в районе «спокойной ночи, малыши».
В комнату, где спит бабушка с правнуком подмышкой. На полуторке, уютной, как свитер, который носишь десятый год. Как стоптанные тапки, которые никогда и ни за что не предашь.
Темно. Бабушка похрапывает с тревожным свистом. Мелкого еще не угомонить. Перед глазами вертолетик, поэтому смотрю в потолок. Мы лежим в темноте, и я думаю об Аньке, которая не пригласила на свадьбу. Думаю о Максе. Думаю о тех, о ком успела забыть. Макс — лишь первый муж подруги. У каждой будет. У каждой. И всегда будет одно и то же. Взгляд Галкиного зятька намекнул об этом прямолинейно и безнадежно. И ради них, ради себя, ради всех нас, ради того, что мы можем вспомнить… я, даже, не позвоню.
Разве вправе я заставлять близких мне людей чувствовать себя виноватыми? Жизнь сама все расставит по местам. Помогать ей в этом — все равно, что запустить дождевых червяков утоптать асфальт вперед катка.
А Галка лежит и молчит так, будто все и так знает. И мне очень хочется рассказать. Хоть кому-нибудь. Хоть с кем-то разделить все-все… Но я молча смотрю в потолок. И в душе слезы. Водопады слез. Но они, лишь, там.
Меня разбудил нормальный, логичный и прогнозируемый сушняк. Бабушка все так же посвистывала, храпя. Галька, почувствовав простор после того как я поднялась, раскинула свои худющие руки-ноги по всей полуторке. Стараясь не шуметь, я пошла на кухню. Работал телевизор.
— Ты что не спишь? — Спросила я мелкого, протирая глаза.
Налила воды из графина. Отпила. На экране скакали лошадки. Очередная SMS-игра, придуманная светлой головой и запущенная темными мыслями.
— Моя лошадка выигрывает. — Ответил мальчишка. В руке зажат мобильный телефон.
— Чей телефон? — Спросила я раньше, чем подумала о том, что это не мое дело.
— Папы.
Ох, и влетит же тебе от папы… Но вмешаться в чью-то жизнь, подмигнув с экрана, со страницы журнала, со строки книги — это одно. А вот так — лично — это совсем-совсем другое.
Я снова наполнила стакан, и направилась к проему двери, прикрытого постукивающими бамбуковыми жалюзи. Почему эта дрянь ловится даже тут? Я про SMS-викторины, игры. Я про семь рублей за нарисованную лошадку. За каждую — по семь…
— Удачи. — Шепнула, выходя.
Галька, проснувшись при моих покушениях на половинку кровати, с благодарностью приняла стакан воды.
— Твой племянник сидит на кухне перед телевизором и тратит деньги на телефоне отца. Играет в скачки. — Пожаловалась я шепотом.
— …Завтра влетит. — Галка повернулась ко мне спиной.
— Я все думала, на ком же они держатся? — Подумала я вслух, тоже ложась на бок. — Что ты об этом думаешь?
— Ничего. — Зевнула Галка в подушку. — Мое дело освещать факты, а не оценивать.
— Галка… — Я удивилась. — Это не твоя позиция.
Она повернула голову. Потом и вовсе легла на спину. Ей, конечно же, так же фиговенько и гаденько, как и мне.
— …Если звезды зажигают — значит — …это кому-нибудь нужно?
Я не нашлась. Закрыла глаза. В грудной клетке бурлил стакан воды. Но Галка права. С одной стороны. С их стороны…
На собрании Верховного Суккубата я села с краю на последнем ряду правой от входа половины. Я не слушала… Или не слышала… Просто не понимала речь… Сознание отказывалось переводить. Я сидела и ждала, когда она останется одна.
Сбегая из Москвы месяц назад, я и не предполагала, сколько на самом деле успела накопить сил. Я не ощущала их, чувствуя себя разбитой, потерянной, брошенной.
Я звонила Марку каждую неделю. Я не могла без его голоса. И я слышала, что он сходил с ума там, вдалеке, без меня, один.
— Пришли мне на мейл все имена, все фотографии, все телефоны. — Просила я.
— Лида, он жив.
— Кто? — Сердце екнуло.
— Миша жив. Его откачали. У него проблемы с руками, но он жив. Он снял все обвинения.
Я облокотилась о стекло за спиной.
— Я перезвоню…
По лицу скользнул свет прожектора. Я невольно поморщилась, отворачиваясь. Впереди поднялась женщина. Я слушала далекий, но разборчивый голос старушки и думала о том, на что могла бы потратить силы вместо того, чтобы подчищать свои следы. День за днем заставлять кого-то забыть о себе. Устраивать маленькие локальные пожарчики, уничтожающие документы. Убивать «от старости» жесткие диски, терять CD-диски, флешки. Забывать, забывать, забывать…
— Лидонька, где ты? — От его голоса сжималось сердце. — Просто скажи, где ты.
— Еще что-то осталось?
— Если ты не собираешься уничтожать все тиражи всех журналов, все записи ток-шоу, твоих репортажей и прочее, то нет.
— Марк, точно? Прошлый раз ты сказал тоже самое.
— Да, точно! Где ты?
Раздался смех. Я подняла голову, прислушиваясь. Над чем смеялись, я пропустила и теперь удивленно переводила взгляд с одного покатывающегося затылка на другой. Угасшая звезда в проходе сказала: Окей, поехали дальше. Я вздохнула, прикрывая глаза.
— Милая, возвращайся. Мы с Гариком потонули в твоих делах. Они тебя ждут.
— Каким Гариком? Каких делах? — Не поняла я.
— Гарик — твой бренд-менеджер. А бренд — ты. И тебя, Лида, много.
— А… — Поняла я. Да, сама я могла повеситься на люстре, но Лиду(тм) убить не так легко, если ей занимается профессионал.
Я вздрогнула, когда обе половины зала поднялись. Встала, оглядываясь. Вокруг склонили головы. Похоже, кого-то поминают. Из своих. Из наших…
— Похоже, у нас теперь нет выхода. — Сказала старушка. Мы сели, произведя гулкий шорох. — Кто кроме усопшей силен в прямом влиянии?
Я поднялась снова. Об этом мы говорили при нашей первой встрече. Луч прожектора заставил поморщиться.
