Я крепче обхватила его грудь.
— Всё, что тебе нужно.
Он поцеловал меня в лоб.
— Я чувствую себя сильнее, когда ты прикасаешься ко мне.
Я подняла голову и посмотрела на него.
— Я тоже.
Он убрал мои волосы с лица.
— Мне следовало бы помнить об этом, прежде чем пытаться отпустить тебя. Или, может быть, я знал это, но не чувствовал, что заслуживаю этого.
— Ты сам себя наказывал.
Он и меня наказал, хотел он того или нет. Даже сейчас было больно думать о тех неделях, когда мы игнорировали друг друга. Я не жалела о времени, проведённом с Йеном, он был великолепным другом. Но если бы у меня был выбор, я была бы с Малачи. И Йен тоже это знал. Жаль, что Малачи тогда так не считал.
— Я наказывал себя, — сказал он. — И всё ещё мог, если бы не понял, что это делает меня слабее.
Я напряглась.
— Значит, ты вернулся не потому, что хотел меня?
Он сжал меня в объятиях.
— Я всегда хочу тебя. И это постоянно. Но я должен искупить свою вину, Лила. Я не чувствую, что могу двигаться вперёд, если я каким-то образом не компенсирую то, что я сделал.
— Разве ты мало страдал, Малачи?
— Дело не в страданиях. Или, может, самую малость, — он вздохнул. — Я не знаю. Оно кажется таким большим, что, возможно, ничего не будет достаточно. Так много людей здесь из-за меня.
— А многих других здесь нет, потому что ты неустанно останавливал Мазикинов в тёмном городе. Ты не позволил им наводнить это место.
Я вздохнула и смягчила свой тон. На каком-то уровне я понимала и уважала его чувство ответственности, его решимость исправить то, что он сделал. Но большая часть меня просто хотела, чтобы он мог отдохнуть, обрести покой.
Он закрыл глаза и переместил своё тело так, чтобы мы соприкасались всеми частями тела, пока не стало трудно чувствовать, где я заканчиваюсь, а он начинается. Он взял мою руку и провёл ею под своей кожаной туникой по мускулам пресса, рубцам шрамов до слегка впалого месива в центре груди. Он выдохнул и закрыл глаза, когда прижал мою ладонь к ней. И мне было всё равно, что мы были в маленькой соляной пещере с двадцатью другими людьми. Мне было плевать, что они подумают о нас, вот так сплетённых вместе. Я только хотела быть рядом с ним.
Он прижался щекой к моей макушке.
— Я так устал, Лила. Я ещё никогда не чувствовал такого.
Страх скользнул вниз по моей спине, как кубик льда. У каждой души был свой предел, и Малачи зашёл так далеко, что я задалась вопросом, были ли в нём силы для искупления.
— Тогда отдыхай. У нас есть несколько часов.
Я склонила голову ему на плечо и следила за его дыханием, пока он погружался в сон. Пока я сидела там, желая, чтобы он был сильным, предлагая ему всё, что у меня есть, я молча пообещала ему — независимо от того, от чего мне придётся отказаться, я помогу ему пройти через это. Он заслуживал мира и безопасности больше, чем кто-либо из моих знакомых, и с каждой унцией борьбы, которая была во мне, я сделаю так, чтобы это произошло.
Я резко проснулась, когда кто-то грубо потряс меня за плечо. Бледное лицо Тресы маячило передо мной в темноте.
— Мы уходим, — сказала она.
Я моргнула в почти полной темноте. Мы с Малачи соскользнули вниз по стенам пещеры, обнявшись, моя голова лежала у него на груди, а его голова покоилась на наших сумках. Его руки крепко обнимали меня. Я вытащила руку из-под туники и погладила его по лицу.
— Ты проснулся?
— Теперь да.
Он отпустил меня и приподнялся на локте. Мы оба повернулись к Анне. Она сидела, прислонившись спиной к стене пещеры, и смотрела в землю. Она выглядела опустошённой, как будто её сердце последовало за Такеши вниз по реке в этом холодном, безжалостном течении. Интересно, выглядела ли я так же сразу после того, как потеряла Малачи? Он нерешительно коснулся её плеча, но она не пошевелилась. Его рука упала. Мне было жаль его, потому что он просто хотел помочь. Но в то же время я знала по опыту, что её потеря была настолько глубокой, что ничто не могло помочь.
Мы встали и потянулись. После нескольких часов, проведённых в объятиях Малачи, я чувствовала себя обновлённой и отдохнувшей. Он несколько раз говорил, что любит меня, но теперь я знала это наверняка. Его любовь кружила во мне, как яркий белый свет. Я взглянула на Малачи, и он улыбнулся.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила я его.
Он подошёл ко мне вплотную и тихо сказал:
— Как будто я исцеляюсь.
Я обняла его за талию.
— Я тоже.
Я отпустила его и взяла сумку, когда Кожевник прошёл мимо нас к выходу из пещеры.
— Мы будем идти без остановки, пока не доберёмся до площади под дворцом, — сказал Кожевник, — а потом пошлём небольшой отряд на разведку.
С этим планом мы отправились в путь, не прерывая бесчисленные часы пешего хода. Чем дальше мы шли, тем шире становилась река, но течение успокоилось, и рёв утих. Анна шла впереди меня, её шаги были ровными и медленными. Она была пугающе спокойна. И хотя я удивлялась, как она могла быть такой спокойной после потери Такеши, я был рада, что она была такой, потому что нам нужен был наш капитан.
Наконец узкая тропа стала немного шире, и вода мягко потекла рядом с нами. В нескольких ярдах впереди меня ритмично верх и вниз покачивался фонарь.
— Они добрались до дворца! — сказал один из мужчин, идущий впереди Тресы. — Теперь идите быстрее и тише.
Мы ускорили шаг, пока не добрались до клочка земли, защищённого скалистым выступом. Кожевник сделал нам знак идти вперёд, и в этот момент что-то коричневое и жидкое брызнуло сверху и упало в реку. Малачи обнял меня и потянул назад, отшатнувшись с отвращением. Кожевник усмехнулся и указал на несколько огромных труб, спускающихся с высокого каменного потолка, их широкие отверстия были прямо над рекой.
— Ну, а это дворцовая версия канализационной системы.
Мы присоединились к Кожевнику у каменной стены и выглянули из-за неё. Впереди тянулась короткая тропинка, ведущая вверх по течению к другому участку ровной земли. Куски металлических труб были сложены на краю площадки, рядом с большим горизонтальным винтом, соединённым с цепями и вёдрами, которые погружались в реку. Кожевник втиснулся рядом со мной и Анной и кивнул в сторону узкой лестницы, которая вела прямо вверх.
— Ремонтная шахта. Для тех, кто должен чинить трубы. В большинстве зданий этого города нет водопровода, но во дворце есть.
— Ты знаешь, куда ведёт эта лестница? — спросила Анна.
— Если мои информаторы не ошибаются, она ведёт в комнату для мытья посуды рядом с кухней. Если вы попадёте туда в «Огненный час», то там должно быть тихо. В это время Мазикины спят.
Он поднял свои странные часы, и они были почти на букве «О».
— Тогда чего же мы ждём, — сказала Анна.
Один за другим мы поднимались вокруг выступа, который скрывал тропу к заводу Кожевника от взгляда любого из обитателей дворца, которые должны были спуститься сюда.
Как только все его люди добрались до системы шестерёнок и вёдер, Кожевник посмотрел вверх на лестницу, которая уходила в темноту. То, что было наверху, было скрыто во мраке.
— Давайте, — сказал он. — Поднимитесь наверх и скажите, что нас ждёт.
Анна прищурила глаза.
— А ты не пойдёшь?
Он покачал головой.
— Я подумал, что, возможно, эту задачу лучше оставить воинам, — он одарил нас своей чернозубой улыбкой. — Но я пошлю Тресу.
Пока Кожевник подзывал Тресу, я подошла поближе к Анне.
— Я ей не доверяю, — прошептала я.
— Мы оторвём ей голову, если она хотя бы дёрнется не в ту сторону, — сухо сказала Анна.
Мы посмотрели на ступеньки лестницы.
— Если нас поймают, это будет плохо, — пробормотала Анна, взглянув на Малачи, который, казалось, оценивал Кожевника и его людей.
Интересно, считает ли он их оружие и смотрит куда они его прячут? Он был одним из тех, о ком я тоже беспокоилась. Что будет делать Королева, если он снова попадётся в её лапы?
Анна положила руку мне на плечо.
