Я скрестила руки на груди в бессознательной попытке защититься от его злости.
— Да что с тобой творится? Вучко! Взгляни на меня.
Он повиновался.
— Объясни, что значат твои слова.
— А мне кажется, это тебе бы неплохо объясниться.
— Мне? С чего бы? И, кажется, я уже всё тебе объяснила. Генералу требовалась помощь, я её оказала.
Карие глаза так и полыхнули от ярости. Он подался вперёд, склонился надо мной и процедил:
— За дурака меня держишь?
— Вучко, я…
— То-то я никак понять не мог, что вы всё кружите друг против друга. Разговоры эти, взгляды эти странные… Да не зайди я в конюшню, чёрт знает, чем бы твоя помощь ему закончилась!
Я не успела подумать над ответом. Размахнулась и влепила пощёчину. Ладонь едва не зазвенела от боли, и я, зашипев, прижала её к бедру.
Тёмно-русая голова дёрнулась, но он ни слова не проронил.
— Да как ты смеешь, змеёныш, такое даже вообразить! Ты забыл, кто я такая? Ты забыл, кому я принадлежу?
Он выпрямился и, как будто и не было никакой пощёчины, усмехнулся. На этот раз с горечью:
— Да уж не забыл. Такое забудешь.
— Тогда что же ты мелешь?
— А ты на меня голове и городу нажалуйся. Авось выкинут из Тахтара, и я снова из твоей жизни исчезну. Чтобы не донимать.
Я сжала горевшую руку в кулак, медленно разжала. Кожу пекло невыносимо.
— Так ты опять сбежать надумал. Теперь и от сослуживцев своих, из-под начала своего генерала побежишь, только чтобы боль свою не чуять?
Он пропустил мои слова мимо ушей, будто думал о чём-то своём. Даже в рассеянном свете было заметно, как налился темнотой отпечаток моей ладони на его щеке.
— Может, я и есть дурак. Дурачина полный. Думал, что-то изменить смогу. Вернусь победителем, и законы Империи что-нибудь здесь изменят. Освободят тебя от этой кабалы, отменят этот проклятый закон. Так ведь толку? Даже если бы и отменили, мне бы от того не легче стало, верно?
Он снова посмотрел на меня, скривил губы.
— Ты и свободной не меня бы выбрала, ведь так? Только вот что я тебе скажу, — он вдруг шагнул ко мне, вцепился руками в плечи, и я от неожиданности вскрикнула. — Я не готов тебя вот так просто ему уступать. Я никому уступать тебя не готов. Даже богу!
Пальцы впивались в кожу — ох и наставил он мне синяков.
— Пусти, Вучко.
— Не могу я, можешь ты это понять? — он встряхну меня так, что едва не клацнули зубы. — Пытался, сбегал ведь даже! И всё равно. Всё без толку. Все эти годы обратно тянуло.
На глаза навернулись непрошенные слёзы. И я никак понять не могла, злилась я на него или скорбела.
— Знаешь ведь, что ничего из этого не выйдет. Знаешь ведь. Вучко, я божья невеста. Это ничего не изменит. Отпусти. Как бы тебя не хватились.
Он мотнул головой, но хватку не ослабил.
— Говори что угодно, я не отступлюсь. Пройдена черта, Велена. Почти что пройдена. Я ведь ради тебя и до конца пойду. На всё пойду, понимаешь? Ни перед чем не остановлюсь. И если нужно пожертвовать чем-то, пожертвую, — он усмехнулся собственным словам. — Чем-то… да всем пожертвую!
Скользкий холод прокатился по спине, я одеревенела.
— Вучко, не говори так. Я никогда ни о чём подобном тебя не просила. Никогда не просила тебя ничем жертвовать ради меня.
— Ну, это не в твоих силах — приказывать мне, что делать. Если отыщется способ, я через всех переступлю. И Тахтар мне больше не закон.
Я наконец сумела высвободиться из жестокой хватки. Его последние слова давили на меня, будто в самую душу тяжеленных камней накидали.
— От города, который тебя вырастил, от родины своей отречься готов. И ради чего? Ради несбыточной мечты?
Слёзы бежали по щекам, но я их не отирала. Внутри поднималась давно копившаяся обида, которую я с такой лёгкостью позабыла, когда впервые увидела его после стольких лет.
— Ты просишь от меня невозможного. И после чего? После того, как сбежал от меня на годы! Я не знала, жив ты или нет. Не знала, что с тобой сталось. Но вот ты вернулся и сам всё решил — и за себя, и за меня. Ты хоть раз-то за всё это время задумался о том, а мне это нужно?
Он вскинулся, посмотрел на меня так, будто боль от пощёчины настигла его только сейчас.
— Значит, я был прав! Значит, генерал…
— Да при чём тут генерал?! — взвизгнула я и от бессилия даже топнула ногой. — О тебе ведь речь, дурачина! О трусости твоей, об упёртости, о твоём нежелании слушать никого, коме себя самого!
Горло вдруг будто склеилось. Я всхлипнула и отёрла мокрые щёки рукавом.
— Не нужны мне твои жертвы. Мне нужен друг. Верный друг. Который поймёт и поддержит. Который поможет. Больше мне от тебя ничего не нужно.
Но он словно меня уже и не слушал. Смотрел куда-то в сторону, сжав кулаки.
— Не смогу я больше быть тебе другом, — отозвался глухо, почти безжизненно. — И рядом с тобой никого не потерплю. Это я про себя понял точно.
Своими словами он будто всаживал в моё и без того болевшее сердце углу за иглой.
— Значит, это твой выбор. Я уже сказала — неволить ни в чём я тебя не буду и жертв от тебя никаких не приму.
Вучко хмыкнул, пнул носком сапога дощатый пол и выпрямился, будто наконец что-то про себя окончательно решил.
— Ну, значит, решено. Значит, за черту.
Я не успела спросить, что могут значить эти слова. Он пошагал мимо меня к выходу из амбара.
— Вучко… Вучко, постой!
Он оглянулся в проходе, прежде чем исчезнуть из виду:
— А книги, о которых печёшься, — припечатал ладонь к деревянной стене. — Те книги можешь не искать. Всё равно не найдёшь.
Глава 35
Алексис взирал на меня, как на умалишённую, в широкой распахнутых карих глазах читалось полнейшее недоумение.
— Я знаю, что генерал Эревин вам доверяет, — тараторила я, стараясь не повышать голос, чтобы не привлекать лишнего внимания остальных солдат во дворе гостиного дома. — Поэтому вы наверняка можете выделить мне сопровождающего. Это очень важно! Очень!
Северянин тряхнул светлой шевелюрой — он, конечно, и не подумал так просто поддаваться на мои уговоры.
— Госпожа ве… ворожея, вы можете передать всё мне и, будьте уверены, я слово в слово передам ваше послание генералу, как только он вернётся.
Как только он вернётся. Ха!
Тем более что пересказать случившееся во всех подробностях и с объяснениями я могла только лично. Особенно когда удостоверилась в том, что после нашего разговора в амбаре северяне выдвинулись в лес без Вучко.
— Не пойдёт. К тому же, поймите вы, дело очень срочное! Мне известно, почему они отправились в разведку без ищейки. И эта информация может иметь критическое значение для их вылазки.
Я не прогадала, поставив на добросовестность и чувство ответственности этого солдата. После моей последней фразы Алексис позволил себе поколебаться всего пару мгновений. Едва слышно выругавшись сквозь стиснутые зубы, он пошагал в дом и вернулся удивительно быстро, на ходу натягивая усеянную круглыми стальными заклёпками бригантину.
— Моё решение. Мне вас и сопровождать.
Спорить я не стала.
Алексис назначил вместо себя главного, и мы отправились в путь, чтобы уже к исходу дня попасть в лесной лагерь северян.
И если я предполагала, что меня встретят там нахмуренными бровями, я явно недооценивала ту лёгкость, с которой порою умудрялась выводить Эревина из себя.
Едва завидев нас, генерал не потрудился никому ничего объяснять. Сгрёб меня в охапку и под удивлённые взгляды рассевшихся вокруг костра воинов потащил под деревья, подальше от чужих глаз и ушей.
— Какого чёрта? — прорычал он мне прямо в лицо. — Ты совсем сдурела? Если я всего раз позволил тебе увязаться за мной в лес, это не значит, что тебе позволено тягаться сюда, когда тебе заблагорассудится! Особенно сейчас!
Вот оно, опять отбрасываем все формальности, никаких тебе «вы».
— Теперь мне совершенно ясно, почему ваш отряд прозвали «Медведями».
Он даже моргнул от такого ответа, почти наверняка растерявшись. Наверное, предполагал, что сможет запугать меня тем, что сходу ринется в атаку.
