Буро-зелёные краски леса оттеняли яркие сполохи крылышек — и такое зрелище вряд ли было доступно глазу обитателей прочих мест. Вечёрки — одно из нерукотворных сокровищ Свободных земель.
— Видите? — я не стала оборачиваться, опасаясь, что ступлю не туда и, не приведи боги, зацеплюсь за торчавшие из-под земли узловатые корни.
— Вижу, — отозвался мой спутник. И я слегка позавидовала тому, как ровно звучал его голос. А вот моё дыхание уже сбивалось, и ноги начинали уставать. Бродить в сумерках по давно нехоженым лесным тропкам — то ещё удовольствие.
Зато открывавшийся на месте вид стоил всех усилий — мы стояли на прогалине, львиную долю которой занимала полуразрушенная башня, и всё вокруг горело дрожащим бирюзовым пламенем.
— Говорят, они тут приживаются, потому что здесь естественные места природной силы, — я вертела головой, не в силах насмотреться на пульсирующий живой бирюзой лес. — Они чуют её и слетаются к ней. Тянутся, как мотыльки на огонь. Волшебная красота, правда?
Я обернулась — взгляд Эревина почему-то был прикован ко мне, а не к той прелести, что творилась вокруг.
— Правда, — ответил он и наконец отвёл глаза, осмотрелся. — Как давно вы здесь были в последний раз?
Вспомнить бы…
— Очень давно. Кажется, ещё до Бунта. Но в то время Башня уже пустовала. Сейчас она, вон, мхом кое-где затянулась, пообвалилась и будто осела. Или просто я тогда была слишком мала, и она казалась мне выше.
Я подошла поближе, просунулась в обширный пролом, куда мы с Вучко лазали, чтобы попасть на внутреннюю лестницу. Тут тоже порхали бирюзовые огоньки.
— Тут всё по-старому, — доложила я. — Лестница цела, настил тоже. Дождевая вода сюда почти не попадает, доски прочные. Мы здесь порой ночь пережидали.
Я высунулась из пролома и едва не подпрыгнула — генерал стоял совсем близко и с неодобрением взирал на меня.
— Просто поразительно.
— Что? — я поёжилась под его пристальным взглядом.
— Вот так запросто суёте голову чёрт знает куда. Отвага в вас граничит со слабоумием, Велена.
— Подумаешь, — я приподняла и опустила плечи. — Да кому тут сидеть-то, когда вокруг полным-полно куда более удобных для жилья Башен?
Он приподнял одну бровь.
— Например, жертвам алхимических экспериментов. Или грабителям. Или чёрт ещё знает кому. Поразительная беспечность.
Я надулась, скрестила руки на груди.
— Знаете, это то, что не перестаёт меня удивлять. Вы с такой лёгкостью наделяете меня всякими разными качествами, будто знакомы со мной чуть не всю жизнь. Это несправедливо.
— Я знаю вас намного дольше, чем вы можете себе представить, — отозвался Эревин, и в набиравшем силу бирюзовом свете порхавших вокруг вечёрок я снова видела этот странный, полный тоски взгляд, которым он смотрел на меня в тот вечер, когда мы возились с Пушком.
Ведь он и тогда говорил что-то подобное…
— Разве такое возможно без моего ведома?
Он поднял на меня взгляд:
— Волчонок. Он очень много о вас рассказывал.
Дура… и как я сразу не догадалась? В груди заныло, а к горлу подступил ком.
— Поначалу я не сильно вслушивался, но во время привалов, в минуты передышек между боями…
Эревин смотрел куда-то в пространство, и в его словах сквозила горечь.
— Вы неизменно звучали в его рассказах как мечта. Одинаково желанная и недостижимая.
О боги…
— И вскоре в это мечту стало невозможно не верить.
Я посмотрела на него. Невозможно не верить? Невозможно не верить кому? Он ведь сейчас о Вучко? Он ведь не…
Я сглотнула. Мечта. Как же… Лгунья, которая, например, до сих пор скрывает от главы северян свою главную тайну.
— А вдруг я совсем не такая, какой вам предоставляюсь по рассказам Вучко?
Эревин качнул головой:
— Его рассказы тут уже ни при чём.
Хотела бы я что-нибудь сказать, но я молчала, будто у меня отнялся язык.
— Мне очень жаль, что он так поступил. Кажется, я всё-таки недооценил его чувства. И не попытался никак ему помочь.
Я даже тряхнула головой, отгоняя наваждение, вызванное его предыдущей фразой. Я уже не понимала, что чувствовала. Внутри всё причудливым образом смешалось: и скорбь, и страх, и чувство вины, и другое. И что-то новое, но не чужое. Что-то, о чём думать нельзя. Нельзя. Нельзя!
— Тут не о чем жалеть. И винить себя вам тоже незачем. У Вучко всегда была горячая кровь. И упрямства — на весь Тахтар хватило бы. Если что-то вбивал в свою упрямую голову…
Не стоило об этом. Стоило в конце концов заняться тем, ради чего мы сюда явились.
Я отвернулась к облепленному вечёрками боку Башни.
— Заглянем внутрь? У меня есть огоньки.
Выудив из поясного мешочка два перстня с массивными круглыми камушками молочно-белого цвета, я сложила ладони лодочкой, и, прошептав тройной ключ, подула — камушки налились ярким жёлтым светом.
— А это откуда? — Эревин уже стоял рядом и с искренним любопытством заглядывал мне в ладони. — Солнечные капли тут не добывают. В Столицу их возят из Закатных скал.
Я хмыкнула и надела ярко горевшие перстни на средний палец правой руки.
— Ну, не думает же вы, что мы таскали из заброшенных Башен исключительно книги?
Генерал невольно усмехнулся:
— Неплохо они тут устроились. А многие с Столице до сих пор верят, что баронские наделы немногим уютнее берлог в лесной глуши.
— Пожалуй, сейчас так и есть, — я полезла в провал и осторожно опустилась на дощатый настил, от которого вниз до следующей площадки вели каменные ступени. — По крайней мере, в окрестностях Тахтара. Все лесные Башни заброшены — какие-то давно, какие-то — относительно недавно.
Перстни-огоньки бросали на стены желтоватые отсветы. Мы молча спускались в затхлую тьму, и мягкое голубоватое мерцание вечёрок оставалось позади. Лестница шла по кругу, и время от времени мне чудилось, я здесь одна.
Ровно до того момента, как что-то вверху всхрапнуло, и со ступеней на деревянный настил мне под ноги посыпалось каменное крошево.
— Вниз! — скомандовал Эревин, и что-то массивное врезалось в стену прямо у меня над головой.
Глава 37
От неожиданности я отшатнулась, вжалась левым боком в стену и присела. Сзади и сверху кто-то захрипел. Зашелестел вынимаемый из ножен меч. Но с мечом тут особенно не развернуться.
И я, идиотка, не догадалась один из перстней отдать генералу. Теперь ему предстояло сражаться в темноте.
Наплевав на приказ спускаться, я подняла правую руку и метнулась наверх. Но и двух шагов ступить не успела — прямо на меня с лестницы валился сцепившийся с кем-то в мёртвой хватке Эревин.
Я взвизгнула и припустила вниз. Оба тела с грохотом приземлились на доски.
* * *
Враг подкрался словно невесомый призрак. Арес ничего не почуял ровно до того момента, когда сзади на него навалилась массивная туша, а острые когти с пугающей лёгкостью продырявили кожаный доспех. Не поддались только стальные пластины.
Оставалось только порадоваться, что девчонка шла впереди и расстояние между ними вывело её из-под удара. Но для верности он всё же рявкнул ей спускаться вниз и рывком подавшись назад, придавил нападавшего к стене. Из чужих лёгких вырвался хрип, хватка ослабла. Уже неплохо.
Арес дёрнул было меч из ножен и вогнал его обратно — длинный клинок тут бесполезен. Сунул руку за спину и высвободил из прятавшихся на поясе ножен охотничий нож, перехватил его так, что лезвие смотрело вниз… и едва успел увернуться — нападавший врезался в стену рядом, как-то странно выдохнул и замер.
Арес замахнулся, но его опередили — со сверхчеловеческой быстротой неизвестный врезался ему в грудь, сталкивая со ступенек вниз, откуда едва показался жёлтый огонёк. Но и этого мига хватило, чтобы выхватить из темноты оскаленную пасть разумного зверя.
Уже не надеясь удержаться на ногах, Арес погрузил левую руку в жёсткую шерсть, увлёкая оборотня за собой. И они вместе повалились со ступеней на дощатый настил.
А когда его левая лопатка влетела в доски, правая рука таки вогнала нож в плечо зверя. Он дёрнулся, зарычал.
