всем нам переменится. Все что здесь было, это… не нормально для нас.
– Сейчас я не готов, – признался Арон искренне, – Но, поверьте, скоро появится такая возможность. Не знаю почему, но вам как матери, я, почему-то верю. Вы ведь единственная, кто не пытался убить меня сегодня.
Королева погрустнела еще больше, но говорить больше ничего не стала. Лишь слегка склонила голову в благодарность за что-то. Крылатая братия собралась в дорогу быстро. Первый шок прошел. Нужно было убираться, пока еще чего-нибудь не случилось. Зеваки вокруг тоже ожили. Но то ли от увиденного ими, то ли из-за усталости, и бессонной ночи, про камни, факелы и вилы позабыли.
– Тебе не опасно оставаться здесь? – спросил на прощание король.
– Нет, – Арон покачал головой. – Мне дали два дня. Возможно, я уйду раньше.
– Так скоро?
– Здесь меня больше ничего не держит.... Завтра пепелище остынет. Откопаю вещи.... Если управлюсь к вечеру, то выйду с рассветом, – Он взглянул на короля. – Это место было мне домом.
– Да… многое случилось в эти сутки…
Ангус окликнул старика, все еще не верящего своему счастью, и Хаук послушно приблизился.
– Хаук проследит, чтобы все было нормально. Он покружит здесь… Уверен, ему не терпится встать на крыло.
Старик кивнул и широко заулыбался. Странно, но зубов у него тоже прибавилось. Да и так… посвежел заметно.
– Как хотите, – согласился Арон.
Наконец, небожители, как назвал их Эсхил – удалились. Когда пыль и листья, поднятые многочисленными крыльями, наконец, осели, Арон в первую очередь вспомнил о корабле. Он вызвал его на связь, но ничего не случилось. Он позвал снова – эффект тот же. Тогда, побродив, среди ошарашено разбредавшихся селян, он отыскал расколотый шлем, и надел на голову.
– Эсхил ты меня слышишь?
– Да! Громко и отчетливо.
– Ну, слава богу.
– Что это было? – обеспокоился грозный корабль.
– Не знаю… Нет объяснения. Чудо… – пространно ответил кузнец.
– Разве такое возможно?
– Факты говорят, что возможно, – подтвердил кузнец, до сих пор не до конца веря в случившееся.
Со стороны Арон представлял собой зрелище то еще… Сидя на заборе, босяком, в белой, шитой золотом, женской накидке, и расколотом шлеме и разговаривая сам с собой – он внушал опасения.
Кто-то осторожно ткнул его в колено. Арон снял шлем и прищурился. Перед ним, переминаясь с ноги на ногу, стоял староста.
– Я.… прошу прощения, уважаемый Арон.
– Да?
– А что тут было? Все эти люди, страшная битва между вами. Гром, молнии. И почему вы горели!?
Арон не смог придумать разумного объяснения ошарашенному пожилому человеку.
– Знаете… я растерян не меньше вашего. И, признаться мало что помню… Было страшно.
Староста вздрогнул и согласно закивал головой.
– Такое раз в жизни увидишь и.… знаете, та крылатая дева и правда была похожа на ангела.
Староста снова содрогнулся от недавних воспоминаний.
– Однако, вы должны уйти.... Вы же понимаете, я не могу иначе. Святая церковь меня просто вздернет на первом дереве. Братья шутить не любят, они сразу творят свое милосердие.
– Да, я понимаю. Это моя последняя ночь… дома.
– Сочувствую, – вздохнул пожилой человек. – Но я обязан обо всем сообщить куда следует.
– Конечно. Я поброжу тут, на пепелище. Вдруг что уцелело. А то совсем вот босой остался.
– Да, да, конечно! Сегодня я напишу все что видел, а завтра отошлю посыльного. Думаю, два дня у вас точно будет. И, я не хочу знать, куда вы отправитесь.
– И на том спасибо, – кузнец поклонился. – Через сутки меня здесь не будет.
– Рад, что мы договорились, – староста поклонился в ответ. – А вот эти, с крыльями? Они больше не вернутся?
– Думаю, что нет. Им тут больше нечего делать. Разве что старик, Хаук. Представляете, у него отросли крылья!
– Вот любопытный дурак… попал под раздачу! – посетовал староста вслух, а потом добавил шепотом: – А у меня зуб вырос, представляете… И, срамно сказать, хочется к женщине!
– Странно все это. Никому больше не говорите…! – Прошептал кузнец вкрадчиво.
Староста тут же перекрестился и быстро закивал головой, охотно соглашаясь.
Распрощавшись со старостой и двумя ошарашенными стражниками, стоявшими поодаль, кузнец немного расслабился. Однако, холодало. Хоть дом еще и дымился, но тепла от него было маловато. Арон снова надел шлем.
– Дружище?
– Да Арон, – отозвался Эсхил.
– Королевская накидка, конечно, вещь шикарная, но в ней, как бы это сказать… здорово поддувает снизу.
– Намек понял. Это займет какое-то время… Через час тридцать прибудет спасательная капсула. Она небольшая и не привлечет много внимания. Потерпи немного.
–А что мне остается.... Эсхил?
– Да?
– А что, по-твоему, это было?
– Что конкретно?
–Все, что произошло за последние… несколько часов.
– Я не уверен. Сделать анализ?
– Да. И я хочу знать, что происходит с моим телом.
– У твоего отца такого не наблюдалось. Есть несколько возможных объяснений. Твои гены не сильно отличаются от отцовских. Тут что-то еще. Нужно тебя серьезно обследовать. Я не могу сделать это дистанционно.
– Понятно, что ничего не понятно… – кузнец вздохнул.
– Арон?
– Слушаю.
– Я пришлю новый ключ…
– Что, опять?!
– Прости, но его компоненты не пережили последних событий. Те чипы, что ты вживил – больше не работают.
– Хорошо. Я все понял. Жду твою капсулу с нетерпением.
Какое-то время кузнец дремал, завернутый в королевскую накидку, источавшую тонкий изысканный аромат. Потом долго сидел, покачиваясь на заборе. Утро веяло прохладой, солнце ласкало кожу, но слишком слабо для того, чтобы согреть. Стараясь не думать о пережитом, он прикрыл глаза. Но минут через тридцать – сорок его зыбкий покой потревожили. Странные резкие звуки, где-то совсем близко, его насторожили. Арон открыл глаза и прислушался.
Он вдруг вспомнил про черный подсумок, висевший все это время здесь же, и про его содержимое. Маленькое мяукающее существо выспалось и теперь отчаянно пыталось выбраться наружу. Кузнец освободил котенка и осторожно усадил на уцелевший островок травы средь выжженной земли. Хвостатое чудовище принялось орать на него благим матом, отчаянно требуя чего-то.
– Он голоден…
Арон вздрогнул от неожиданности и повернулся на голос. Рядом стояла Кили. Та самая Кили, чьи братья убили отца, а потом пали от его собственной руки. Арон испытывал к ней смешанные чувства. Но самым сильным чувством была вина. Кили ходила мягкой поступью, и в шуме листвы усталый кузнец просто не услышал ее. Да и шлем он снял, лишив Эсхила возможности предупреждать его. Кили смотрела с сочувствием и слегка улыбалась. Маленький орущий зверек, спотыкаясь о траву тотчас ринулся к ее ногам и повис на длинной юбке.
– Жалкое зрелище, – она
