Бретт Холлидей - Она проснулась в темноте

До сегодняшнего дня я опубликовал 24 книги о делах Майкла Шейна, и эти приключения доходят до читателя только через мое посредничество. Я писал о моем друге Майкле в третьем лице, основываясь на его записках, а также на беседах, проходивших между нами после того, как он распутывал очередную детективную тайну.

Дело, о котором я собираюсь вам рассказать, носит иной характер, ибо здесь героем являюсь я сам — Бретт Холлидей, а действительность по своей необычности ничуть не уступает вымыслу.

Я испытал огромное удовольствие, рассказывая об этой истории сейчас, когда она закончилась, а я вышел из нее живым и невредимым. Надеюсь, вы прочитаете ее с таким же интересом, как и другие книги, где я играл всего лишь второстепенную роль.

Бретт Холлидей

Все началось вечером в четверг, двадцать третьего апреля. Я приехал на неделю в Нью-Йорк повидать своих издателей и старых друзей, подгадав время так, чтобы оно совпало с приемом в честь вручения премий Эдгара По, присуждаемых Ассоциацией Авторов Детективных Романов Соединенных Штатов, членом которой я являюсь уже многие годы.

Этот прием бывает ежегодно в большом бальном зале отеля Генри Хадсона в Нью-Йорке. Сотни писателей, именитые гости из всех уголков Америки собираются вместе, чтобы почтить память отца детективного романа.

Керамические бюсты По (которых называют Эдгарами) вручают авторам лучших произведений детективного жанра, вышедших в истекшем году, а за выпивкой, которая сопровождает все эти торжества, гости обмениваются мнениями о своем ремесле.

Поскольку я покинул Нью-Йорк много лет тому назад, большинство из присутствующих были мне незнакомы, тем не менее кое-где в толпе мелькали лица старых друзей. Я увидел Бруно Фишера, но смог всего лишь обменяться с ним парой слов. Узнал большинство тех дам, которые составляют нам, бедным мужчинам, жесткую конкуренцию в нашей профессии и рано или поздно выживут нас оттуда окончательно. Избавиться от них нет никакой возможности, даже материнство не может их нейтрализовать Наоборот, вообразите себе, что у нашей президентши Элен Рейли четыре дочери, две из которых уже оказались талантливыми романистками!

Когда Эдгары были розданы, все встали и перемешались, а я почувствовал себя потерянным в толпе этих людей, которые толкались и не обращали на меня внимания. Право, я редко испытывал такое чувство скуки, чуть ли не тоски.

Мне было невдомек, что я вот-вот встречу женщину по имени Элси Мюррей, но… короче говоря, в тот момент, когда она вошла в мою жизнь, я был готов принять кого угодно.

Мои ноги сами понесли меня по направлению к бару, где я столкнулся нос к носу с Эвери Бирком. Это один из моих конкурентов, которого я ненавижу. Лысый и пухленький, со свиными глазками на отечной физиономии, он обычно расточает фривольности в адрес женщин и отпускает двусмысленные шуточки. И, кроме всего прочего, стиль его письма ужасен.

Эвери долго тряс мою руку и назойливо пытался поставить мне стаканчик. Я имел глупость согласиться. Он осведомился о тираже моих книг, с понимающим видом покачал головой, пробормотав «жалкая цифра», и заявил, что у меня явно не хватает пикантных сцен. Я пожал плечами, опорожнил поднесенный стакан и отошел, вновь погрузившись в одиночество и тоску.

Я в третий раз наполнял свой стакан коньяком из бутылки, которую бармен по моей просьбе оставил подле меня, когда услышал, как кто-то слева сказал приглушенным голосом:

— Бьюсь об заклад, что это тот тип, который пишет книги про Майкла Шейна. Не припомню его имени, но это точно он.

Говоривший был совсем рядом, но я не вижу левым глазом и не знаю, кто это был. Я глядел прямо перед собой и притворялся, что ничего не слышу.

Другой голос, немного дальше, ответил презрительным тоном, не давая себе труда даже перейти на шепот:

— Вы думаете, что это Бретт Холлидей? Может быть. Но мне совершенно начхать.

— Тихо Лью. Если вы не любите его книжки, это ваше право, но он один из наших старейших авторов.

— Это как раз то, в чем я его упрекаю. Продукция Холлидея устарела!.. Я начал писать всего три года тому назад, но тем не менее уверен, что мои тиражи куда больше, чем у него.

Я наполнил свой стакан и медленно повернулся, чтобы взглянуть на людей, говоривших обо мне.

У того парня, который стоял ближе, было круглое свежее лицо, голубые, простодушные глаза. Пшеничного цвета волосы очень коротко острижен. Его взгляд встретился с моим, и он покраснел, как пион.

— Вы Бретт Холлидей, не правда ли? — воскликнул он. — А я Джимми Мэйсон, совсем недавно стал членом Ассоциации. Написал всего лишь две новеллы, но уже работаю над романом.

Мы обменялись рукопожатиями, его пальцы крепко сжали мою руку.

— Желаю вам удачи, Джимми, — сказал я, — но это чертово ремесло, предупреждаю вас.

— Бросьте! — ухмыльнулся его сосед. — Со всем сдуванием друг у друга и прочими штучками любой бумагомаратель, у которого хватает ума понять, что нравится публике, может, не надрываясь, набрать десять-пятнадцать тысяч долларов в год. Посмотрите, что принесло Мэтью Бладу его последнее произведение!

Рядом с Джимми Мэйсоном сидел нервный брюнет с худым, как лезвие ножа, лицом. Его волнистые черные, как и усы, волосы были посередине разделены пробором. На шее — узкий галстук в красный и белый горошек. Никогда в жизни ни один тип не вызывал у меня с первого взгляда такую сильную антипатию.

Должен честно признаться, что его мнение, которое я услышал о своем творчестве, никак не могло пробудить у меня особой любви к нему. Восемнадцать лет я занимаюсь писательским трудом и научился принимать критику с улыбкой, по мне понадобились долгие годы напряженной работы, чтобы суметь зарабатывать по десять тысяч долларов в год, и вот на тебе! Этот молокосос заявляет, что любой писака может без всяких усилий достичь лучшего результата.

— Меня не очень интересуют творения Блада, — возразил я, — это тошнотворная смесь садизма с эротикой.

— Кроме шуток? — усмехнулся брюнет.

— Замолчите, Лью, — сказал Мэйсон. — Вы выпили лишнего. Позвольте представить вам Лью Рекера, мистер Холлидей, — поспешил он добавить. — Он пишет романы. Вам известен, без сомнения «Червяк, разрезанный на куски». Критика отнеслась к нему с большой похвалой.

— Сомневаюсь, чтобы Бретт Холлидей читал что-нибудь, кроме своих собственных вещей, и ему наверняка тошно от них, — вставил Рекер.

Я медленно поставил свой стакан на стойку. Вид у меня был ледяной, и когда я сердит не на шутку, мой единственный глаз — мне часто говорили об этом — светится угрожающим блеском. Я умирал от желания двинуть кулаком нахалу по физиономии.

Испуганный Джимми Мэйсон встал перед Лью Рекером, но я отстранил его. В этот момент чья-то рука легла на мое правое плечо, и женский голос просительным тоном произнес:

— Бретт! Я искала вас повсюду, чтобы познакомить со своей подругой.

Я узнал голос Миллисент Джейн. Миллисент входит в число моих сердечных друзей. Она не только очень хорошо пишет, но еще и умна, уравновешенна — это восхитительная женщина.

Видела ли, догадалась ли Миллисент, что происходит между Лью Рекером и мной? Не знаю. Во всяком случае, ее приход был как нельзя более кстати. Я сжал зубы и повернулся кругом. Миллисент улыбалась и держала под руку молодую женщину, одетую в совсем простое черное платье. Незнакомка выглядела симпатичной и неглупой, ее каштановые волосы вились кудрями, а губы так и просили поцелуя.

— Добрый вечер, Миллисент, пошли выпьем, — предложил я.

Она покачала головой, отступила на шаг и сказала своим звонким голосом:

— В другой раз, Бретт. Элси Мюррей находится здесь в качестве приглашенной и с самого начала вечера хочет с вами познакомиться. Вот ее и надо угостить.

— Что я и сделаю. Добрый вечер, Элси. Почему вы хотите познакомиться со старым занудой вроде меня? Я, знаете ли, не Мэтью Блад.

— Знаю.

Для женщины она была очень рослой — почти шесть футов — и держалась очень прямо, как бы гордясь своим ростом.

— Я предпочитаю вас Мэтью Бладу, мистер Холлидей. Я прочитала все романы, которые вы написали. И не только их прочла, но скупила и расставила в хронологическом порядке.

Она произнесла эти слова тоном, лишенным всякой лести, с трогательной искренностью. Пока она шла к бару, я любовался гармоничной формой ее затылка под шелковистой копной вьющихся волос, пропорциональными линиями тела. Я глубоко вздохнул, и нежный запах, никакого отношения не имеющий к синтетическим духам, коснулся моих ноздрей. Это был исходивший от нее естественный аромат, который вызвал у меня желание прижаться лицом к ее волосам, шее или губам.