– Да. – Карадур на мгновение поднес руки к лицу, а когда опустил их, к нему вернулось жесткое, уверенное спокойствие. – Три с половиной года назад тихой сентябрьской ночью, месяц спустя после моего двадцатилетия, я сделал свой талисман. Мне не у кого было спросить совета, потому что мой отец умер, и я действовал интуитивно. Я выплавил его из золота и закалил в огне дракона, а также окропил кровью.
Он поднял рукав и показал белый шрам на внутренней поверхности руки.
– Мой брат Тенджиро забрал у меня талисман и закрыл в шкатулке, которая пожирает огонь.
Азил Аумсон, стоявший в своем углу, неожиданно пошевелился, но Карадур не обратил на него внимания.
– Сейчас она у него, где-то в северных льдах, спрятана в построенной им для себя крепости. – Лорд-дракон растопырил пальцы, и из кончиков вырвалось синее пламя. – Я уже говорил, что с самого детства я наделен кое-какими возможностями дракона. Например, физической силой, превосходящей силу тех, кто мне служит. Я могу вызвать огонь, голубую иллюзию, которая никому не причиняет вреда, и настоящий огонь. Но я больше не в состоянии создать драконий огонь и примять форму.
Он кивком показал на гобелен, висящий на стене.
– Это был Дракон. Я не Дракон. – Он произнес эти слова медленно, и тем страшнее они казались, потому что его глухой голос не изменился. – Об этом знают четыре человека. Трос из них находятся в этой комнате. – Подобие улыбки скользнуло по его лицу. – Надеюсь, ты простишь меня за то, что я рассказал правду о себе.
– Вы оказали мне честь, милорд, – тихо проговорил Волк, но спина его туники промокла от пота.
Карадур чуть-чуть наклонился вперед.
– Ты не покажешь мне свой талисман?
Волк не ожидал такой просьбы, но, не задумываясь, вынул из-под туники серебряную цепочку, висевшую у него на шее. Сняв ее через голову, он сжал в ладони грубую серебряную фигурку волка, а потом медленно раскрыл пальцы.
Карадур осторожно прикоснулся к ней одним пальцем.
– Сколько лет тебе было, когда ты его сделал?
– Четырнадцать.
– Тебе кто-нибудь помогал? Говорил, что нужно делать и как?
– Моя мать, Найка.
– Твой отец умер?
– В то время он был жив, милорд. Сейчас уже нет. Умер четыре года назад. Он был намного старше матери, но не принадлежал к роду меняющих форму.
– Прежде чем ты сделал свой талисман, тебе говорили, что в тебе живет волк?
– Да. Мне сказали родные, а кроме того, я обладал кое-какими способностями. Острым слухом и обонянием.
– Но меняться не мог. Ты не был… волком.
Карадур с силой сжал руки и снова посмотрел на темную гору, словно она хранила какую-то тайну или обещание. Волк вспомнил жуткое молчание ледяной пустыни.
«Я не хочу, чтобы ты уезжал, – сказала ему Теа, когда до них дошли слухи о призыве. – Ты нужен мне. И Шему. Скажи, что не пойдешь воевать».
«Не пойду, – пообещал он ей тогда. – Я уже свое отвоевал».
Замерший в противоположном углу комнаты Азил Аумсон наблюдал за ним.
Когда Волк вышел во двор, он увидел стоящего рядом с Теа Рогиса.
– Дракон приказал мне проводить вас домой. – Мальчишка конюх подвел им серую кобылу. Она была лохматой, как боевые лошади Айсоджа, но крупнее. Видимо, пони из Айсоджа скрестили с более мощными южными конями. В конюшнях Лемининкая полно таких.
Шем принялся подпрыгивать на руках Теа.
– Ошадка!
– Тише, – сказала Теа. – Ты можешь погладить ее по носику, но не шуми. – Она положила ручку Шема на бархатный нос лошади.
– Шем тихий, – прошептал малыш.
– Вы, наверное, оба устали, – сказала Теа Рогису. – Вы же только что вернулись из льдов.
– Я в порядке, – пожав плечами, ответил рыжий солдат. – А Шелк намного выносливее меня.
Большие ворота были открыты, и из них парами выезжали всадники с мечами, луками и полными стрел колчанами за спинами.
– Куда они? – спросила Теа и мимолетно коснулась руки Волка, который тут же обнял ее за талию.
– Патруль, – ответил Рогис. – Это отряд Форгона, ил Кастрии. А вот Олав, – сказал он и показал на светловолосого великана, который шагал рядом с мышиного цвета лошадью. На плече у него покоился сверкавший на солнце топор. – Он услышал про войну и пришел аж из самого Серренхолда, чтобы принять в ней участие. А вон тот, на лошади, Ирок. Он северянин, из Хорнланда. – Ирок был щуплым и темноволосым, а на спине у него Волк заметил айсоджайский лук. Он о чем-то разговаривал с Олавом, и казалось, воины ничего не замечают вокруг себя.
– Когда они сюда пришли, то не могли общаться, ведь ни один не знал языка другого, а теперь Олав и Ирок – лучшие друзья.
– Муж мой, с тобой все хорошо? – тихо спросила Теа, и Волк кивнул, а потом коснулся ее волос губами.
Он знал, что должен ей сказать, но ему очень не хотелось этого делать. Подняв голову, он посмотрел на башню. Замок представлял собой лабиринт, в центре которого полыхал огонь.
Когда они миновали ворота и начали спускаться по склону холма, Рогис спросил у Теа:
– Хочешь сесть на лошадь?
– Хочу! – ответила она, и Волк убрал руку с ее талии.
Солдат подставил руки и помог ей взобраться.
Шем радостно заверещал.
– Шем наверх, сейчас! – потребовал он, и Волк передал его Теа.
С широко раскрытыми от восторга глазами малыш ухватился за луку седла обеими руками в крошечных варежках.
Небо оставалось серым и неприветливым, и холодный ветер приносил редкие снежинки.
Они ненадолго остановились в Чингаре, чтобы перекусить: хлеб и мясо из крепостной кухни и холодная каша для Шема.
К югу от Чингары потеплело. Тучи постепенно расступились, и на землю полился солнечный свет. До своего луга они добрались в полдень. Шем спал, положив голову па плечо отца.
Волк погладил бархатную шею Шелка и сказал:
– Большое тебе спасибо. Может, зайдешь погреешься немного?
– Вы только что вернулись домой, зачем вам гости? – возразил Рогис. – Да и я хочу поставить Шелка в конюшню, пока не стемнело. – Он потрепал Шема по щеке. – Пока, волчонок.
– В другой раз ты должен будешь у нас погостить, – твердо сказала Теа.
– Обязательно, – пообещал Рогис и помахал им рукой.
Шем что-то пробормотал во сне, чихнул и проснулся.
– Ошадка! – жалобно пролепетал он.
– Лошадка пошла домой, в свою конюшню, радость моя, – сказала Теа и забрала ребенка у мужа.
В доме было холодно, и Волк тут же опустился на колени около очага. Внутри лежала кучка веток и соломы, которую он там оставил, когда они уезжали. Разгорелся огонь, и Теа поднесла к нему расстроенного Шема. Вид пламени его немного успокоил, малыш перестал плакать, икнул и затих.
– Буф! – объявил он с довольным видом и потянул ручонки к теплу. – Огонь горячий.