Эта мысль причиняет боль. Это настолько больно, что моя рука тянется, чтобы потереть мою напряженную грудь. Невада не упускает этого движения и наклоняет голову.
— Знаешь, тебе не обязательно сейчас принимать решение. Когда Алексис заключила эту сделку с Дексаром, он согласился, что если его воины найдут человеческих женщин, они вернут их племени Ракиза. Мы будем рады, если ты вернешься с нами.
Я долго думаю над ее словами, пока мы наблюдаем за битвой. Любить Зарикса тяжело, и я не знаю, сможет ли он когда-нибудь рискнуть и по-настоящему быть со мной. Мы проводили почти все время вместе с тех пор, как встретились. Но дело в том, что Зарикс не хочет любить меня.
Я хмурюсь, вглядываясь в даль.
— Кажется, перевес сил сменился? — спрашиваю я. — Или это просто принятие желаемого за действительное?
Невада изучает поле боя, когда ее рука скользит вниз, чтобы погладить меч. Она открывает рот, но мое внимание переключается на что-то другое, и я напрягаюсь, ругаясь.
— Что? — спрашивает Невада.
— Джавир, этот маленький говнюк. Он потерял бдительность. О Боже, его сейчас убьют.
Я спрыгиваю с ящиков, полная решимости сделать хоть что-нибудь — что угодно. Все, что я знаю, это то, что ребенок умрет, и я не могу смириться с мыслью об этом мире без ловких рук Джавира и его щербатой улыбки.
Внезапно я задыхаюсь и цепляюсь за руку, которая сжимает мое горло, мои ногти отчаянно царапаются.
— Замри или умрешь, — грохочет голос, и я замираю.
Воин, держащий меня, поворачивается, позволяя крошечному количеству воздуха проскользнуть в мое горло. Невада стоит на ящиках, пригнувшись, с обнаженным мечом в руке. Она рычит на воина, стоящего перед ней, и он смеется.
Я видела его раньше. Я понятия не имею, как его зовут, но он один из воинов Текара. Это худший вид предательства.
— Ты думаешь, что сможешь схватить меня, большой мальчик? — насмехается Невада, наклонив голову на бок и рассматривая его.
Он рычит.
— Я убью тебя за то, что ты посмела подумать, будто женщина может носить меч.
Невада свирепо ухмыляется, ее бедра напрягаются, когда она готовится к прыжку и борьбе.
— Стой, — говорит воин, держащий меня, снова перекрывая мне доступ воздуха, пока я не вцепляюсь в его огромную руку.
Я знаю этот голос.
Что-то острое впивается мне в бок, и я замираю настолько, что едва дышу.
— Опусти меч, женщина, или твоя подруга умрет.
Невада пристально смотрит на меня, и я пытаюсь общаться глазами.
Не делай этого. Они просто убьют нас обоих.
Она медленно опускает меч, ее губы плотно сжаты, и она дрожит от сдерживаемой ярости.
— Ложись, — приказывает голос позади меня, и я беспомощно наблюдаю, как Невада спрыгивает с ящиков. Я напрягаюсь, когда воин скользит своим ножом или мечом вверх по моему боку, и прохладный воздух ударяет по моей коже, когда он разрезает мое платье.
Он ослабляет руку настолько, чтобы мне удается выдохнуть несколько слов.
— Зарикс убьет тебя за это, Перик.
Глава 17
ЗАРИКС
Я рычу, убивая вуальди одного за другим. Их численность велика, но я почти не сомневаюсь, что после этой битвы они больше не будут превосходить браксийцев численностью с таким огромным перевесом.
Я с нетерпением жду этого.
Мое лицо мокрое от крови, постоянно брызжущей от тварей, которые нападают едва подумав. Они надеются одолеть нас, полагая, что их численность может восполнить недостаток в размерах, скорости и навыках.
Браксийские воины готовятся к битве с того момента, как научатся ходить. Вуальди охотятся стаями — не потому, что хотят, а потому, что вынуждены.
Киллис будет нести ответственность за почти полное уничтожение своей расы.
Лафа сидит на своей мишуа в отдалении, окруженный браксийцами и вуальди. Его лицо превратилось в маску ярости, когда Ракиз пробивается к нему, прорубаясь через вуальди с юга.
Текар толкает меня локтем в бок, и я отворачиваюсь, уклоняясь от меча, который летит мне в лицо. Браксийский воин. Я вглядываюсь в его лицо, выискивая знакомые черты.
Нет, он слишком молод, чтобы быть моим отцом.
Наши мечи встречаются, и Текар вонзает свой меч в бок воина. Воин рычит, и Текар пинает того, его мощная нога сбивает воина с мишуа, отчего тот падает на землю, где быстро оказывается раздавленым, когда мишуа без всадника с дикими глазами убегает прочь.
— Отвлечение убивает, — говорит Текар. — Попытаешься найти своего отца в этой битве, и ты не вернешься к своей женщине.
Он отворачивается, когда нападает еще один воин Лафы, и я скрежещу зубами, скрещивая мечи с огромным мужчиной. Текар прав. Я отрешаюсь от лиц воинов, размахивая мечом, и мои убийства начинают сливаться воедино, пока я не становлюсь мокрым от крови.
Лафа рычит, когда Ракиз встречается с ним в бою, и я заставляю себя отвлечься. Король племени отказался сражаться где бы то ни было, кроме передовой, и предположить иное было бы непростительным оскорблением. Однако и Ракиз, и Текар теперь являются мишенями, поскольку Киллис и Лафа направляют все свое внимание на то, чтобы уничтожить их.
И тогда происходит это. Некоторые из вуальди начинают отступать.
Я смеюсь, когда сотни из них срываются и убегают. И вот мы остались с племенем Лафы и несколькими сотнями вуальди, которым Киллис доверил защищать его.
Один из воинов Лафы замахивается мечом, целясь мне в голову. Я блокирую его своим мечом, и он оглядывается назад, его лицо багровеет при виде того, как вуальди наталкиваются друг на друга, чтобы покинуть поле боя.
— Предатели! — рычит он.
— А чего ты ожидал? — рычу я.
Этот воин быстр и отчаян — смертельная комбинация. Воины Лафы свежи по сравнению с теми из нас, кто сражается за племя Текара. Большинство воинов Лафы ждали верхом на своих мишуа, пока мы рубили вуальди.
В отличие от меня, этот воин не покрыт кровью, и требуется каждая капля моей концентрации, чтобы встретить каждый взмах его меча.
— Сынок! — рычит голос, и я напрягаюсь. Я не отрываю глаз от воина, но его меч проскальзывает сквозь мою защиту, острие рассекает мою шею сбоку, прежде чем он вонзает его мне в грудь.
Его глаза расширяются, когда его меч соскальзывает с моей брони, и я набрасываюсь, мой меч выбивает его из его руки, когда я направляю Рекси, бросаясь вперед и вонзаю свой меч в его горло.
Он падает со своей мишуа, и я поворачиваюсь, глядя отцу в лицо.
Он, конечно, старше, и это шокирует — видеть, какой отпечаток наложила на него прожитая жизнь. Он все еще выглядит здоровым и сильным, и я пытаюсь скрыть под яростью обиду за его предательство.
— Не смей называть меня так. Я предпочел бы не иметь отца, чем такого, который стал предателем.
— Ты ничего не знаешь, — огрызается он.
— Я знаю, что ты бежал из нашего племени и теперь сражаешься против нас. Если бы мама была жива, она бы покончила с собой от стыда.
Его рука сжимает меч, и я замечаю легкую дрожь в его руке.
— Твою мать убило не животное, — выплевывает он. Его лицо так раскраснелось от ярости, а выражение лица настолько безумное, что его почти не узнать.
— О чем ты говоришь?
— Она была убита мечом. Кто-то из племени убил ее. Когда я передал эту информацию Харизу, он сказал мне, что из-за скорби я не понимаю где реальность, а где выдумки. Но я знаю, что видел.
Я пристально смотрю на него. Хариз — отец Дексара, ныне покойный и похороненный. Король племени был благородным мужчиной, который никогда бы не стал скрывать ее убийство. Отец почему-то забыл, что я тоже видел тело матери. Она была изувечена, следы когтей ни с чем нельзя было спутать. Неужели он действительно в это верит? Или это просто способ оправдать его предательство?
— Ее тело было разорвано кем-то с когтями. Почему ты утверждаешь обратное?
— Ложь! — рычит он, и я сжимаю челюсть. Если он действительно верит в это, его разум сломлен. Возможно, ему нужно было кого-то обвинить в смерти своей пары. Нужно было где-то выплеснуть свои чувства беспомощности и ярости.
