Поразмыслив немного, Гу Юнь развернулся и продолжил:
— Ах, да, некоторые слуги уже преклонного возраста – они неизбежно медлительны. Пожалуйста, не сердитесь и простите их за это.
Маршал давал самые общие наставления, но сердце Чан Гэна беспричинно сжималось от диковинного тепла в словах маршала – пускай это тепло предназначалось совсем не ему.
Гу Юнь похлопал Чан Гэна по спине:
— Тут немного пустынно, но постарайся думать о моем доме, как о своем собственном.
Еще очень-очень долго после прибытия в поместье Аньдинхоу, у Чан Гэна не было возможности увидеть Гу Юня снова.
Новый Император должен был занять трон, а потому, господина Вэй-вана следовало запугать; также нужно было разобраться с захваченным в плен принцем варваров. Помимо этого, необходимо было расставить все точки над "и" в ситуации, когда варвары посмели вторгнуться на чужие земли без наглядного повода. А это влекло за собой череду непрерывных переговоров, тщательных расследований и тому подобное.
Чан Гэн считал себя прилежным учеником, но каждое утро он не успевал еще толком проснуться, как Гу Юнь уже уходил. Когда Чан Гэн просыпался среди ночи, Гу Юня все еще не было дома.
Сезон удушающей жары подошел к концу, также спешно минула хмурая осень. Начался сезон отопления печей.
К середине ночи каменная тропинка покрылась тонким слоем льда. Воздух наполнился облаками холодного серебристого тумана. С конца улицы донесся цокот копыт. Пара черных скакунов рассекли туманный покров и остановились у заднего входа в поместье Аньдинхоу. Тихо заскрипела повозка, и из трех нагревательных трубок повалил заклубившийся густой пар. Толкнув дверь наружу, первым вышел Шэнь И.
Из его рта шел теплый белый пар – он заговорил с человеком внутри повозки:
— Я думаю, что тебе не следует выходить. Пусть слуги откроют ворота и экипаж заедет во двор. Тут слишком холодно.
Другим человеком был Гу Юнь. Он согласно промычал. На его лице рябью мелькнула тень безмерной усталости, в то же время, боевой дух казался в порядке. Гу Юнь попросил конюха:
— Открой ворота.
Конюх тотчас же подчинился его приказу и, соскочив с повозки, бросился открывать.
Шэнь И спросил:
- Головная боль утихла?
Гу Юнь лениво отозвался, растягивая гласные:
— Ага, я бы запросто прикончил еще нескольких Цзя Лаев.
— Зачем Его Величество вызвал вас во дворец? – осведомился Шэнь И. – Я слышал, что Небесные Волки отправили посла.
- Этот старый калека осмелился просить за своего сынка, не забыв испачкать сопливой просьбой начищенный императорский пол. Обещая, что они увеличат ежегодную дань Цзылюцзиня на десять процентов, он умолял Императора простить его сына. Ведь он еще совсем "молодой и глупый", такой "невежественный". Даже заговорил о том, что готов поменяться местами и стать пленником Великой Лян вместо него.
Гу Юнь переживал явно не лучшее настроение, да и разговоры о всей этой ситуации не доставляли особого удовольствия.
— Вот старый ублюдок, его отпрыск был "молодым и глупым" лет в семь-восемь. Это что получается – за пределами страны нет хорошей почвы, и саженцы так лениво растут?
Шэнь И нахмурился и спросил:
— Ты же не сорвался прямо посреди судебного заседания, не так ли?
— Это с каких-таких пор у меня столь поганый характер? Если бы я просто стоял на месте, как господин чиновник из Министерства Доходов, с ума сходящий от нищеты, я бы сразу же на месте со всем согласился, – огрызнулся Гу Юнь. Вздохнув, он смягчил голос и продолжил:
- Императорский двор полон мудрейших ученых умов, но никто из них до сих пор не понял значение фразы: "выпустить тигра обратно на его гору".
У варваров, напавших на Яньхуэй, было нестандартное обмундирование: их тяжелая броня была снабжена взрывчатым веществом, расположенным на груди. Это было отличительным признаком доспехов, принадлежащих людям с Запада. [3]
Кости жителей центральной равнины были значительно тоньше, чем у жителей запада. Даже солдаты из армии оказались не столь крепкими. Их тяжелая броня также изготавливалась более легкой, отчего солдаты перемещались значительно быстрее. Такие воины отдавали предпочтение скорости и на поле битвы не играли в игру "разбей валун грудью".
Не оставалось никаких сомнений в том, что истинной неприятельской силой, поддерживающей Цзя Лай Ин Хо и скрывавшейся в их тени, был никто иной, как западные иностранцы, давно положившие глаз на территории Великой Лян.
Гу Юнь опустил взгляд на мерцающий снег, тонким слоем покрывший замерзшую почву, и прошептал:
— Родную страну окружают лишь тигры и волки.
Он мечтал о дне, когда сможет сесть на "дракона" и атаковать Западное море, направив судно на границу тамошних стран. Однако, после долгих лет непрекращающихся сражений, он благополучно опустошил казну Великой Лян. Гу Юнь поддержал первого принца, в то же время Вэй-ван также стремился заполучить власть всеми силами, воспользовавшись критическим состоянием бывшего правителя, отчего с каждым днем все более менялось к нему отношение наследника престола. Как долго возведенный на трон молодой Император будет терпеть его выходки, сохраняя видимость взаимного уважения и согласия?
Шэнь И покачал головой:
— Давай больше не будем обсуждать этот вопрос. Как поживает Его Высочество четвертый принц?
— Его Высочество? – Гу Юнь на мгновение поддался замешательству. – А... Очень хорошо.
— И чем он занимается изо дня в день? – поинтересовался Шэнь И.
Гу Юнь на секунду задумался, после неуверенно ответил:
— Играет, вроде как... Вот только дядя Ван сообщил, что он, похоже, очень редко выходит на улицу.
Шэнь И сразу понял, что маршал Гу занялся воспитанием Его Высочества, воспользовавшись теми правилами, что используются для выращивания мелкого рогатого скота. «Корми овцу травой каждый день – о другом можно не переживать». Для Гу Юня это было далеко не в новинку, ведь старый Аньдинхоу и первая принцесса занимались воспитанием единственного ребенка, используя тот же метод.
Шэнь И вздохнул:
— Ты уже успел забыть, как к тебе относился прежний Император?
На лице Гу Юня промелькнули краски смущения – он искренне не понимал, как поладить с приемным сыном.
Чан Гэн был уже личностью достаточно зрелой; он благополучно пропустил тот период жизни, когда взрослые обычно балуют своих детей. Когда мальчик прибыл в Яньхуэй, именно он больше всего заботился о своем нерадивом ифу – никак не наоборот.
Что касалось Гу Юня – тот не мог позволить себе проводить весь день с кучкой детишек, хотя, играя роль старшего, ему оказалось так же трудно заниматься обучением Чан Гэна.
Теперь это стало официальной обязанностью и своеобразным бременем, павшим на плечи Аньдинхоу. К тому же он был еще не в том возрасте, чтобы оказаться отцом, и поэтому его смутные представления о том, как следует себя вести в таком случае, едва ли соответствовали действительности.
Шэнь И спросил:
— И какие у тебя планы касательно Его Высочества?
Гу Юнь как-то сказал, что в будущем он хотел бы передать управление Черным Железным Лагерем Чан Гэну, но тогда, по правде говоря, это была всего лишь шутка. В душе Гу Юнь отлично понимал, что это невозможно.
Кроме того, чтобы добиться действительно значимых успехов в воинском деле, мальчишке пришлось бы преодолеть немало опасностей. Кто как не Гу Юнь мог поведать об этом. И пока он жив, то будет служить своей Родине – Великой Лян. И больше всего он желал, чтобы Чан Гэн не испытал той же горечи, что и он. Гу надеялся, что маленького принца ждет светлое будущее... и он сможет постоять за себя.
Однако, может ли человек, не познавший страданий, рассчитывать на достойное будущее?
Родители со всех уголков мира всеми силами пытались найти ответ на этот вопрос, поэтому Гу Юню как названному отцу оставалось не переживать слишком по этому поводу. У него не было иного выбора, кроме как позволить Чан Гэну повзрослеть самостоятельно.
