Гевин слегка склонил голову.
Слушает.
И Катарина тоже. Она сидит ровно и неподвижно, отчего кажется неживой, и Кайден испытывает огромное желание дотянуться до медовой ее косы и дернуть. Просто так.
А потом улыбнуться.
И сказать, что все хорошо, что он никому и никогда не позволит Катарину обидеть.
— И вы наблюдаете? — уточнила Луиза мягким вдруг голосом.
— Присматривает, — ответил за Кайдена Дуглас. — Сами понимаете, искушение велико. Всегда найдется человек, которому покажется, что жизнь его обделяет и что следует пользоваться возможностями, да… и получается, что пропадают порой грузы. Или вот разбойники появляются. Впрочем, разбойники — это так, мелочи.
Луиза наклонилась, почти легла на стол, и веер слегка прикрыл пухлую ее грудь.
— А вам… доводилось убивать.
— Да, — вопрос был неприятен.
Женщины — существа парадоксальные. Они любят победы и победителей, но почему-то огорчаются, когда кто-то умирает, пусть даже этот «кто-то» и заслуживает смерти.
— И… как это?
— В каком смысле? — уточнил Кайден. — Когда как. Часто — грязно. В людях много крови.
— И мяса не меньше, — Джио дотянулась до блюда, впилась острыми когтями в мясной ком и сунула его в рот. Ненадолго пасть ее растянулась, затем губы сжались, а щеки надулись.
Один глоток.
И улыбка, от которой у Кайдена мурашки поползли по спине. Кажется, не только у него.
— Что? — Джио облизнулась. — Редко кто умеет готовить настоящий черный пудинг[1]… а уж чтобы выдержанный, так и вовсе… чудесно. Не возражаете?
— А в вас влезет? — поинтересовалась Луиза осторожно.
— Не сомневайтесь, — Джио подвинула блюдо еще ближе и закинула в рот второй комок. И вновь проглотила, не пережевывая. — Мне не так часто удается побаловать себя. Так чем вы сейчас занимаетесь, позволено будет узнать?
Кайден вздрогнул и отвел-таки взгляд.
— Разбойниками, — сказал он, пытаясь понять, кто же все-таки прячется в теле хрупкой с виду женщины. И собственные догадки категорически ему не нравились. — Несколько караванов пропали. И грузы. И люди. Бесследно.
— А так бывает?
— Как видите, бывает.
Блюдо перед мьесс Джио стремительно пустело, а ведь она худощава даже для женщины.
— Уж не делом ли росского купца занялись? — прищурился Гевин. — Если у вас получится узнать, что с ним произошло, некоторые весьма уважаемые люди будут благодарны.
— И им в том числе.
— В том числе… — Гевин провел пальцем по скатерти, которая пусть и выглаженная, хранила на себе следы предыдущих пиров. — В том числе, стало быть…
— А вам что-либо известно?
Близнецы не нравились Кайдену оба, особенно старший, что, откинувшись на кресле, разглядывал Кайдена весьма задумчиво, явно решая, стоит ли с ним делиться информацией.
— Думаю, — все же произнес он. — Это не та тема, которую следует обсуждать за завтраком. Если не возражаете, я загляну к вам в гости.
— Буду счастлив, — получилось почти искренне.
[1] Национальное ирландское блюдо, основным компонентом которого является свежая кровь.
Глава 21
В саду пели птицы.
Как-то уж очень интенсивно пели, будто желая отвлечь Катарину от скорбных мыслей ее, но не получалось. Она отмахнулась от излишне назойливой пчелы и спросила:
— Что за представление ты устроила?
Джио, которая шла сзади, в двух шагах, чтобы не слишком близко, но и не далеко, пожала плечами.
— Тебе не понравилось? Ты же сама сказала, что я не человек.
— Сказала. Но ведь остальные…
— Некоторым стоило дать понять.
— Кому?
— Мальчишке этому, который на тебя пялился. И тетушке твоей. Она нелюдей недолюбливает.
— Может, у нее есть на то причины, — Катарина тронула ветку, усыпанную мелкими розовыми цветами.
— Может, — согласилась Джио.
— Так зачем это надо было?
— А не думаешь, что я просто… баловалась.
Катарина вздохнула и переступила через толстую корягу, что преградила путь. Та была темной и блестящей, напоминающей змею.
— Не думаю. Я давно поняла, что все твои поступки имеют какой-то смысл, пусть мне и не всегда удается понять сходу, какой именно…
— Я люблю черный пудинг.
— Ты никогда не говорила.
— Зачем? — Джио пожала плечами. — Все одно при дворце его не умеют готовить правильно. А тут… считай, это было предупреждение.
— Для кого?
— Для всех. Для мальчишки, что решил, будто он здесь самый умный, для остальных тоже…
— Они ведь не в полной мере люди? Близнецы?
— Один. Второй человеческой крови.
— А Гевин?
— Почему не Кевин? — Джио остановилась у пруда, поверхность которого была затянута темной плотной ряской.
— Не знаю. Просто подумалось…
Над прудом плясали стрекозы. Они то спускались, касаясь черной воды, то поднимались выше, отпустив собственное отражение. Метались водомерки. Пахло тиной и землей.
— Но ты угадала. И у его матери действительно есть причины не любить тех, кто не принадлежит роду людскому, хотя, скорее всего, она просто не понимала, с чем связывается, да…
— Мне стоит его опасаться?
— Его? Нет. Он… не из тех, в ком кипит кровь. Скорее наоборот. Спокоен. Хладнокровен. Расчетлив. Но поэтому связываться не стоит.
Джио опустилась на траву и похлопала рядом.
— Платье вымажется.
— Постирают.
И верно. Земля не была холодной. Она словно очнулась после грозы и, напившись воды допьяна, дышала теперь летним теплом.
Парило.
И к вечеру опять след ждать дождя.
— Почему не стоит? Может, и вправду принять его предложение, если так, мы договоримся и этот брак не будет в тягость.
— Как и в радость.
— Я давно уже в радость не верю, — Катарина сорвала маргаритку. Когда-то она на них гадала. Любит, не любит… забудет… хорошо бы, если о ней все забудут.
— И глупая. Но нет, он заключит сделку. А потом новую, более выгодную. Конечно, он не бросит тебя, если сочтет, что ты больше не представляешь интереса и не приносишь выгоду, его племя славится тем, что держит слово. Но он с легкостью тебя убьет, если решит, что это проще, чем решать твои проблемы. Змей, что еще сказать. И потому даже родная мать… та, которую он полагает родной, его боится. Не заметила?
— Нет, — лепесток за лепестком Катарина отпускала на траву, пока в руках ее не остался голый стебелек с пушистым донцем.
— Вернее побаивается. И борется между своей жадностью и страхом. Здесь куда интересней, чем можно было надеяться.
— Рада, что тебе интересно, — и Катарина упала в траву. Она лежала, закинув руки за голову, разглядывая редкие облака, что ползли по высокому синему небу.
На стрекоз.
На Джио, которая задумчиво и сосредоточенно жевала стебелек.
— И что мне делать?
— А что ты хочешь?
— Не знаю. Наверное, ничего…
— Тогда ничего не делай.
— А может… мы в колонии уедем? Нет, серьезно? — Катарина повернулась на бок. — Смотри, если предположить, что отец все-таки знает, где я, то рано или поздно он заявится. Он не привык отпускать тех, кто может принести хоть какую-то пользу.
Джио величественно кивнула.
— А там ему всяко дотянуться сложнее будет…
— Ты не выживешь в колониях.
— Почему?
— Слишком красивая. И свободная. Или женятся силой, или продадут. Второй вариант вернее. А там… торговля красивыми светлокожими женщинами — весьма выгодное занятие.
Катарина вздохнула и призналась.
— Иногда мне хочется взять нож и срезать это лицо, — она провела пальцем от линии лба, по щеке и ниже. — Вот так. Тогда я буду страшна и никому не интересна.
— И мертва. Так, на всякий случай.
Разговор определенно свернул куда-то не туда. А все равно было хорошо. Тепло. Спокойно. И никто не спешил шептать, что королевам никак невозможно вот так валяться у пруда… и Катарина села, пораженная внезапной мыслью.
Она скинула туфли.
Стянула чулки, те самые, золотые. И подвязки тоже сняла. Юбки подняла и, подобравшись на цыпочках к воде, коснулась ее пальцем. Холодная!
