Монотонная дорога и перестук колес меня успокоили, и не-Карл нашел, что теперь лучшее время выслушать мою историю. И я рассказала: о лавке, о своих мечтах об учебе, о помощи в городской лечебнице, об упавшем в болото лорде, о поступлении в академию, о слабом даре. Конечно, я не вдавалась в подробности о моих академических романах, я лишь упомянула об их существовании. Глядя в окно и комкая в руке платок я поведала, как приняла скверное решение об устройстве в жизни, и чем это обернулось. Когда я рассказала, как добрый Крепп вывез меня в свое загородное поместье, я едва могла говорить от давящего груза в груди. — Передохните, — ответил не-Карл, подав мне стакан воды. — Это было не лучшее решение, но и не самое худшее, поверьте. — Что было бы худшим? Выскочить замуж за старика, который не был бы так щепетилен как граф Ансельм? — Например. Или же… выпейте вот этой настойки. Я думаю, вы почуете ее состав.
От капель, которые он нацедил в стакан, пошел запах мяты и мелиссы. Я благодарно отхлебнула. — Например, некоторые девушки зарабатывают монеты в местах, куда мужчины приходят развлечься. Я думаю, вы знаете об их существовании. — Хм. Я полагала, что туда завлекают обманом, или идут от безысходности. — Это распространенное заблуждение. Да, там есть и такие, кого соблазнили и запугали, или жертвы кредиторов, у которых потребовали немедленно выплатить долг и подсказали возможность быстрого заработка. Я… кхм… кхм… в молодости посещал такое заведение, и помог двум женщинам его покинуть, выплатив их долги. Впрочем, они были совсем небольшими — для меня. Но не для дочери угольщика и вдовы работника мануфактуры. — Вы благородный человек, господин Карл.
Он дернул углом рта. — Нет. Как я говорил, я не хочу отягощать свою и так не очень чистую совесть. Но большинство девушек в этих заведениях ступили на скользкий путь в поисках красивой жизни. Правда, в их понимании, красивая жизнь — это вовсе не театральный сезон, а посещение рестораций и увеселительных клубов в новых нарядах. Каждая из них мечтает накопить достаточную сумму, чтобы покинуть веселый дом, уехать в другое графство и зажить на ренту, а лучше — завести богатого любовника. Но богатые любовники обращаются к таким, как ваша мадам Сижат, и мечты ночных дам остаются мечтами. Поверьте, конец девиц из веселых домов вовсе не весел. — Неужели они не могут скопить достаточно золотых?
Не-Карл пожал плечами. — Я встретил только одну, кому это удалось. Дама, которую я посещал чаще других, однажды сказала, что мы встречаемся последний раз. Она была дочерью бедной швеи и выкупила небольшую швейную мастерскую. Она, действительно, откладывала деньги, не спуская их на пустые траты. По ее словам обычный путь для девушки из веселого дома — в веселый дом пошибом похуже, где и публика победнее и погрубее, и нравы… иные. Затем и вовсе в грязную таверну бедняцкого квартала, где ее станут передавать из комнаты в комнату за похлебку и крышу над головой. Редко кто из них доживает до сорока лет. А ведь многие начинали так же, как и вы, с одного "покровителя", но потеряв его расположение, не смогли найти нового достаточно быстро, и решили разнообразить источники дохода.
Я пила воду с настойкой, вцепившись в кружку так, что побелели пальцы. Его рассказ произвел на меня сильное впечатление. Я и раньше думала о том, что было бы со мной тогда, летом, два года назад, если бы не ставка Крамса. Возможно, я нашла бы в себе силы найти место в провинции. А может быть, стала бы глушить тоску вином перед визитами "кавалера" и надеяться, что все как-нибудь разрешится само.
Наверняка Крамс расстался бы со мной перед женитьбой, выделив определенную сумму, но при этом вывел бы в полусвет, чтобы познакомить с другими господами. Я видела такие знакомства на вечерах полусвета, куда мы поначалу выходили с Крамсом — бывший покровитель демонстрировал бывшую содержанку, давая ей возможность выбрать следующего "кавалера". Однажды к такой отставленной даме подошла роскошно одетая госпожа среднего возраста. На мой удивленный взгляд Крамс шепнул: "Это не то, чтоб вы думаете. У мадам Куртюз заведение для тех господ, кто может себе позволить сорить монетами. Она ищет красивых, хорошо воспитанных и опытных девушек, которые готовы скрасить господам и лордам вечер-другой". Отставленная дама резко мотнула головой, и мадам Куртюз отошла. Тогда я подумала, что не представляю, кто по доброй воле пойдет в таковые условия, но теперь понимаю, что от положения содержанки до развлечения кавалеров у мадам Куртюз — один шаг.
Что было бы со мной в той апатии, в том безразличии к жизни, в том бездействии два года назад? Нашла бы я в себе силы найти место и уехать в провинцию, или приняла бы одно из предложений на подобной "выставке"?
Кажется, меня затрясло. За годы в Байроке воспоминания о прошлом укрывались под грузом новых дел и забот, но сейчас решили показаться, явственно обрисовывая мои тогдашние перспективы. Возможно, мне стоило бы поблагодарить Крамса за тот целебный толчок.
Не-Карл успокаивающе коснулся моей руки. — Леди, не корите себя за то, что вы совершили годы назад. Вы больше не примете таких решений… — Ни за что. Меня больше устроит роль сельской травницы, чем то, кем я была в Бристоне. — А если продолжите бранить себя за прошлое, вы разрушите настоящее. — Помолчав, он предложил: — расскажите, как вы попали в Байрок, и как там жили.
В переживаниях о рассказе про Крамса я совсем упустила благотворительность с зельями, тонкомагические плетения и третий класс зельеварения. Решив, что это не столь важно, я не стала упоминать мои опыты — вряд ли сильному магу будет интересна моя возня с тонкими воздействиями. Боюсь, увидев книгу, он лишь посмеется. Про жизнь в Риконтии я рассказывала только то, что связано с хозяйством, землями, устройством жизни Даны и происками Лиама.
— Жаль, я не знал этого раньше. Мог бы доставить этому мерзавцу несколько весьма неприятных минут, пользуясь дипломатическим иммунитетом. — Господин Карл, могу я попросить вас об ответной откровенности? — Хм. Попробуйте. Я не могу ничего обещать, вы же понимаете. — Разумеется. Куда вы сложили вещи из кофра, чье место я заняла? — Вы любознательны, леди Мадлен, — не-Карл смеялся. — Хорошо, так и быть. Но обещайте, что не станете пользоваться этими знаниями зря. Есть средство ненадолго увеличить магию, которая присуща человеку, впитывая ее из артефакта выше своего предела. О нет, я вижу, как загорелись ваши глаза. Леди, вот об этом я и говорил!
Он покачал головой. — Если делать это чаще чем, скажем, раз в месяц, то здоровье мага начинается портиться, и более того, он привыкает в ощущению могущества, хочет испытать его снова и снова, и через полгода становится не отдающим себе отчата в своих действиях монстром. Не могу сказать, что эти сведения составляют государственную тайну, но мы, по понятным причинам, не предаем их широкой огласки. — Я пользовалась методом слабосилков — вбирать силы из артефакта. Но я чувствовала свой предел, и выше него магия не поднималась, лишь рассеивалась вне меня. — Да, этому нужно специально учиться. Но прошу вас не искать этих знаний. Они опасны. — Но вы применили их, чтоб меня вытащить. — Да, я увеличил свой магсхрон на полчаса. Последний раз я так заряжался из артефакта два месяца назад. По прошу вас, не делайте этого леди, никогда. Чем слабее маг, тем сильнее он поддается эффекту, это как опьянение, и тем сильнее отдача. Вы станете очень слабой на какое-то время.
Я кивнула и принялась следить из окна за угасающим пейзажем. Это стоило обдумать. Сколько новых зелий можно создать с усиленной магией! Но как обойти привыкание, сумасшествие и откат? Могу ли я ставить опыты на себе? Но я даже не знаю, каким образом впитывать магию выше предела. Ох, как жаль.
Рано утром третьего дня мы въехали в Конбрию. Не-Карл только показал документ, вызвал подтверждающую его руну на запястье, и нас оставили в покое. Вскоре поезд двинулся дальше. Я принялась с интересом смотреть в окно, но вскоре разочаровалась. Конбрия нисколько не отличалась от Риконтии. — Даже не верится, что я в другой стране, — произнесла я задумчиво. — Да… и тем более сложно поверить, что страны в двух шагах от войны. — Но почему? Я слышала, что Риконтийская принцесса и Конбрийский принц схожи возрастом, и одно время шли речи о браке и объединении престолов. — Увы, после первого обмена намерениями через высших чиновников тайные служды обеих стран занялись поисками сведений, и сведения были таковы, что оба не хотят ничего слышать друг о друге даже ради блага государства. Не могу ничего сказать о мотивах принцессы, но принц посчитал ее вульгарной и развратной особой. Если это так, а у меня нет причин ему не верить, не хотелось бы этакой королевы для Риконбрии. — Вы же можете узнать про принцессу по своим… м… дипломатическим каналам. — Принцесса Риконтии редко появляется на людях, впрочем, как и наш принц. Ходят слухи, что она проявила свою натуру еще в детстве, и отец запер ее в одной из глухих обителей, лишь изредка показывая на официальных мероприятиях. А рядом с ней король оставляет только преданных людей, которые научены не болтать языком. — Странно, она приезжала к нам в Байроканд год назад, и мне показалось, что она вовсе не такова, какой хочет казаться. А ее фрейлина тщательно прячет ум за маской болтливой дурочки. — Хм, хм. Вы первая, кто так отозвался о Ее Высочестве. Возможно, нам стоит удвоить усилия, чтобы понять, что происходит. — Я, признаться, совсем не понимаю. Кому и зачем сталкивать две страны? — Вот это мы и пытаемся узнать. Об этом предпочитают не говорить, но король Конбрии… как бы это объяснить… Ваш муж в последние месяцы стал воспринимать мир как нечто вроде доброй сказки, не так ли?