Оставался только обрыв над ущельем. Кхассер ринулся туда, уже понимая, что ничего хорошего жать не стоит. Там пропасть, настолько темная и глубокая, что не видно дна. Если упасть — верная погибель.
Он подлетел к самому краю, перегнулся, пытаясь хоть что-то рассмотреть внизу, но каменные стены терялись в непроглядной мгле. Девчонка упала туда, Хасс это чувствовал и был уверен, что спасать уже некого, но Ким…Она не простит если он не попробует.
Спускаться не хотелось — слишком узко, нет места для маневра, но все же он сложил крылья, чтобы не ободрать их об острые края и начал скользить вниз по склону, высекая когтями снопы искр из черных камней.
Искры смешивались с мерцающими крохотными снежинками, что неспешно кружились в воздухе и щекотали нос, оседая на усах белой вуалью. Хасс фыркнул, раздраженно сдувая их и до рези в глазах всматриваясь в тьму. Его собственная, та, что благодаря Ким теперь была под контролем, настороженно пульсировала в груди, предчувствуя опасность.
Каменный колодец становился все уже, и зверю приходилось плотнее прижимать крылья к спине. Еще немного, и спуск станет невозможен. Хасс уже был готов повернуть обратно, но чуткий слух уловил какой-то звук. Тихий, едва различимый, тонущий в завываниях ветра наверху.
Кхассер остановился, дождался, когда мелкие камни, сорвавшиеся из-под его когтей, пролетят вниз, гремя и отскакивая от стен, и прислушался. Сначала было тихо. Настолько, что он уже решил, что просто показалось, но потом снова услышал это. То ли стон, то ли плач. Горький, отчаянный. И снова затих.
Хасс начал снова спускаться. В этот раз аккуратно, останавливаясь, вслушиваясь, боясь пропустить.
Тихий всхлип сменился шепотом:
— Уходи! Оставь меня в покое! Мне холодно! Я просила тебя поиграть…а ты обманул. Ты злой!
О чем она говорит? А главное с кем?
Кинт медленно спускался ниже. Достиг самого узкого места, сквозь которое едва удалось протиснуться, и внезапно оказался под сводом широкой пещеры.
По ее стенам струились ледяные прожилки, а в них пульсировал свет. Потусторонне-голубой, будто живой, полный искр и цветных сполохов. Пола у пещеры не было, бездна продолжалась дальше, только теперь она уходила вниз не узким каналом, а широким колодцем, заполненным клубами черного тумана. Он манил, нашептывая что-то неразборчивое, мучительно сладкое, и тьма внутри зверя отзывалась, тянулась за ним.
Снежинок здесь было гораздо больше. Они кружились затейливыми хороводами, фонтанами поднимались вверх и рассыпались. Словно почуяв кхассера, они потянулись к нему — садились на шкуру, морозными узорами покрывали косматую гриву, слепили глаза. Хасс ударил крыльями, разгоняя холодное марево и устремился туда, где на крохотном выступе сидела Манила. Она привалилась спиной к стене, обхватила руками худенькие острые колени и раскачивалась из стороны в сторону, как безумная, повторяя только одно:
— Уходи. Уходи. Уходи.
От холода ее трясло, губы посинели, а на ресницах и волосах осел пушистый иней. Но она была жива и, не переломана, как того ожидал кхассер.
Некогда было разбираться, как так получилось. Шепот бездны становился все настойчивее. Он уже проникал в каждую клеточку, резонировал, сокращаясь одновременно со звериным сердцем.
Хасс подлетел к Маниле и приземлился рядом с ней, ухватившись когтями за выступ. Кажется, даже камни гудели и вибрировали от его прикосновения.
Манила подняла блеклый, растерянный взгляд и прошептала, едва шевеля непослушными губами:
— Ты тоже злой?
Кхассер тихо заурчал и потянулся к ней чтобы забрать.
— Не надо. Нет, — заплакала Манила, — я не хочу. Оставьте меня в покое.
Он не слушал. Подтянул ее к себе, подхватил одной палой, прижимая к могучей груди и снова взлетел, устремившись к узкому лазу, через который он сюда попал.
Под ним клокотал черный туман. Внутри него пульсировало голубое марево, раздавались приглушенные раскаты и треск, что-то полыхало, то тут, то там, озаряя пещеру яркими вспышками. В воздухе пахло снегом и грозой.
Хасс почти добрался до отверстия, когда все внутри перевернулось, и знакомое ощущение нахлынуло, сметая на своем пути все сомнения. На загривке дыбом встали волосы, из пасти сорвался дикий рев, от которого содрогнулись древние своды. Он посмотрел вниз. Туда, где снежный вихрь скручивался в тугую спираль, ширился, набирал мощь, втягивая в себя облака тех самых снежинок, подпитывался мерцающим светом голубых жил.
Это был Сеп-Хатти. И он проснулся.
Хасс протиснулся в узкий лаз, перехватил Манилу пастью, сомкнув зубы на худом плече. Укус — затянется, а вот из снежного бурана живым еще никто не выходил. Он начал карабкаться, так быстро насколько мог. Перескакивал с камня на камень, впиваясь когтями в неподатливые стены, жалея, что нельзя расправить крылья.
Снизу стонала пещера. Он слышал, как обваливаются камни, как трещит свод, из последний сил удерживая разрушительный ураган, и поднимался дальше. Где-то высоко маячил светлый проем выхода. Только бы успеть!
Ким была наверху. Распластавшись на животе, она лежала на самом краю обрыва и смотрела вниз, и сердце сжималось от страха и тревоги за кхассера и Манилу. В этой непроглядной бездне два самых дорогих человека на свете, и если с ними что-то случится, она не простит себе.
Сначала не было ничего кроме тьмы и тишины. Потом раздался какой-то шум. Будто, гора натужно вздохнула, и в лицо ударил по-зимнему холодный ветер. Ким отшатнулась от края, а когда вернулась обратно, увидела, как внизу, словно огромное чудовище клубиться пульсирующий сгусток.
А еще она увидела Хасса, карабкающегося наверх. И Манилу.
И они не успевали…
Вихрь, поднимающийся из недр драконьих скал, был быстрее. Он нагонял их.
— Хасс! — завизжала она, когда порыв ветра ударил, откидывая их от стены, — Хасс!!!
Ким кричала и кричала, пытаясь рассмотреть хоть что-то в ледяном буране, заполнившим ущелье. Она чувствовала, как челюсти вирты сжались на ее воротнике, но продолжала сопротивляться, цепляясь за край обрыва.
— Пусти меня! Пусти! Там Хасс! Манила!
Лисса не слушала. Она силой отволокла сопротивляющуюся хозяйку в сторону, затолкала за камень и рухнула следом, прикрывая ее своим телом. А спустя миг, ледяной, наполненный молниями столб Сеп-Хатти вырвался наружу и взметнулся до самых небес.
* * *
Сколько времени прошло, никто не мог сказать. Возможно, пролетела целая вечность, а возможно всего один лишь миг, за который Ким успела распрощаться с жизнью. Если бы не верная Лисса, она бы следом рванула, в ледяное нутро бурана. Потому что от одной мысли, что теперь она одна — ее чуть ли не вывернуло наизнанку и ничего не осталось кроме боли.
— Пусти меня! — Ким смогла выползти из-под вирты и теперь, давясь слезами, смотрела древнего стража, охраняющего границы Милрадии. На всякий случай Лисса держалась между ней и Сеп-Хатти, хотя больше всего на свете ей хотелось прижать уши, ощетиниться и броситься наутек.
Сеп-Хатти стоял на одном месте, и его смертельная непрерывно вращающаяся воронка то сужалась, то становилась чуть шире. Синела, наливаясь свинцовой тяжестью, потом скатывалась в призрачно-розовый и тут же расцветала голубыми вспышками.
Это было бы красиво, если бы не было так жутко.
Внутри, в самом сердце урагана виднелось темное пятно. Оно не извивалось в смертельном хороводе, не металось беспорядочно из стороны в сторону, а держалось строго по центру, а потом и вовсе начало приближаться. На боку стал надуваться пузырь. Как огромный нарыв он все напухал и напухал, а потом прорвался и с громким хлопком выплюнул на снег песочного зверя. Тот кубарем прокатился несколько метров и замер, уткнувшись мордой в сугроб.
— Хасс! — Ким и со всех ног бросилась в нему.
Кхассер с трудом поднялся на лапы, тряхнул гривой, пытаясь справиться с головокружением, потом пошевелил крыльями, чтобы убедиться, что они не сломаны. Он был потрепан, немного контужен, но никаких повреждений в себе не чувствовал. Рыжая девчонка, которую он умудрился удержать, все так же не приходила в себя, но была цела.
