еду, молчаливо извиняясь, что лишила его стаи.
Она хотела устроить праздник своим волкам. Шольта накормить салатами, а Йоше подарить капельку йольского волшебства — вместе нарядить елку, рассматривая игрушки и загадывая желания. Вырезать бумажные снежинки, наклеить их на окна. Повесить гирлянды, которые будут светить на улицу — пусть Казимир полюбуется.
Гром грянул во второй декаде декабря, когда Йонаш затребовал обещанные пирожки. Только не с капустой, а с печенкой и жареным луком. Ханна ответила: «Легко!». И, как позже выяснилось, соврала. Утром ее начало подташнивать от запаха опары. Потом отпустило, зато от жареного лука завтрак вдруг встал поперек ноздрей и горла — едва успела к унитазу добежать. Начинку Ханна все-таки сделала, и пирожки начала лепить, раздумывая, чем это она могла отравиться. На третьем десятке пирожков — теста получилось много — она заметила, что приступы внезапной тошноты случаются от чего угодно, включая свежий воздух, и перемежаются всплесками зверского аппетита. Дожарив пирожки, Ханна отмылась и сходила в аптеку, где приобрела стерильный контейнер для мочи и экспресс-тест на беременность. Вернулась домой, поколебалась и убрала покупки в ящик комода. Пусть денек полежат, может быть, показалось.
Она заняла руки готовкой салата — Шольту осталась порция начинки для пирожков, но этого мало. Пусть закусит смесью яиц, крабовых палочек и консервированной кукурузы. Делать недолго, а радости полные штаны: Шольт каждый раз так удивляется и благодарит, как будто отдельное блюдо — чудо какое-то.
Первым финишировал Йонаш. Поел пирожков, отнес контейнер Мохито, сделал домашнее задание по математике, снова поел пирожков. Около девяти вечера явился Шольт. Посмотрел на миску, накрытую полотенцем, съел начинку и салат, помог Йонашу написать изложение, отправил в душ, а потом спать. Ханна улеглась еще раньше — ее начало знобить, к горлу подкатила легкая тошнота. Шольт прокрался в спальню в полной темноте, не приставал, тихо устроился под боком. От знакомого тепла Ханну потянуло в сон, и она задремала, отгоняя мысль о том, как Шольт может отреагировать на известие о ее беременности.
Проснулась она в три часа ночи, как от толчка в бок. Шольта рядом не было.
«Наверное, уехал на вызов. Я не услышала телефонный звонок, а он будить не стал».
Голова была удивительно ясной. Ханна поняла, что зря тянет с тестом на беременность. Надо выяснить, а потом уже изводить или не изводить себя. Она ушла в туалет, проделала нужные процедуры, оставила тест в контейнере — на пять минут, согласно инструкции — тщательно вымыла руки и замерла, услышав грохот в кухне. Йонаш? Незаметно пробравшийся в квартиру кот соседей?
Щелчок выключателя дал ответ на вопрос. На полу кухни сидел Шольт в трусах и держал в руке надкусанный пирожок. Судя по уменьшившемуся количеству в миске — не первый, и не второй.
— А почему в темноте, тайком? — спросила Ханна.
— Захотелось, — неопределенно ответил Шольт.
— И давно ты можешь есть выпечку?
— На прошлой неделе попробовал.
— А почему молчишь?
— Слушай, — Шольт с сожалением посмотрел на недоеденный пирожок. — Не задавай неудобных вопросов. Я же тебе не задаю.
— Так спроси. Мне скрывать нечего.
Шольт прищурился и ударил по больному месту:
— Почему ты не говоришь родителям, что у тебя в квартире живет альфа с ребенком? Почему лжешь, что тебя куда-то пригласили на Рождество, скрываешь, что собираешься встречать дома?
— Я не знаю, как им сказать.
Ханна ощутила очередной приступ тошноты, опустилась на пол, обхватила голову руками. Шольт помолчал и продолжил прерванную трапезу. Ханна вспомнила о самой главной проблеме, предложила:
— А давай я тебе задам еще один неудобный вопрос? Гипотетический. Предположим, я тебе сообщу, что я беременна. Что ты сделаешь?
— Позвоню Деметриушу, — без колебаний ответил Шольт. — Напомню ему, что у меня две недели отгулов и две недели отпуска с прошлого полугодия. Выбью десять дней, возьму в охапку тебя, Йонаша и мы уедем куда-нибудь на побережье. Гулять по заснеженному пляжу, собирать ракушки и смотреть на холодное море. А! Перед отъездом мы поженимся. Офицерам отрядов особого назначения оформляют брак в день обращения в мэрию. Это правда? Ты беременна?
— Не знаю, — Ханна выдохнула, убрала руки от лица. — Тест в туалете, в контейнере. Надо посмотреть на полоски.
Темный длинноносый волк и волчонок брели по присыпанному снегом пляжу, придирчиво копались в замерзших водорослях, камушках и ракушках, выброшенных зимним морем.
— Нет, мама. Свадьбы не было, — терпеливо повторила Ханна, нагревая ухом телефон. — Мы не могли никого пригласить. Мы зашли в мэрию, чтобы уточнить, когда мы можем оформить брак. Шольт с самого начала говорил, что офицерам отрядов специального назначения положена регистрация в день обращения. А Казимир сказал, что вышло какое-то распоряжение и надо ждать три дня. Мы пошли узнать, а нам ответили: «Давайте паспорта».
Кисточка брачного браслета выбилась из-под рукава пальто, шевельнулась. Висица пискнула.
У оборотней не было людского обычая обмениваться кольцами — металл мог переломать пальцы при превращении. Понятно, что переломы заживали, но какой смысл обрекать себя на травмы? Браслеты завязывались не впритык и легко соскальзывали с лапы. Это было куда более удобно. И одобряемо богами — и Камула, и Хлебодарную часто изображали в браслетах. Иногда — в одинаковых, но чаще в разных. С можжевельником и рябиной или калиной. Волчьими и лисьими ягодами.
Ханна посмотрела в сторону моря. Набежавшая волна едва не коснулась лап гуляк. Волчонок взвизгнул, помчался по пляжу, оставляя запутанную цепочку следов. Волк с достоинством отступил, вернулся к омытым водой камням, вытащил из завала игольчатую ракушку.
— С нами был Йонаш, — продолжила она. — Он очень обрадовался и потащил нас покупать браслеты. Возле мэрии большой магазин. Они с Шольтом выбрали мне браслет со стеклянными бусинами, маленькими пряниками и печеньями. А я долго не могла решить, какой подойдет Шольту. Мы с Йошей все витрины осмотрели, порылись в коробках, и нашли темный браслет с ягодами терновника и веточками-колючками, мягкими, похожими на серебряный новогодний «дождик». И я поняла — это то, что нужно.
Она оборвала фразу и додумала: «Шольт колючий. И терпкий».
«Для других, — поправила ее висица. — Для нас он мягкий и сладкий».
Ханна кивнула, соглашаясь — да, для нас и Йонаша.
Мама не унималась, требовала подробностей. Пришлось снова заговорить.
— Мы скоро вернемся. Сами не знали, уедем или нет. Полковник Новак не хотел давать
