военного госпиталя. В руках она держала лист белого картона, под пальцами крутились бесчисленные мелкие знаки и крошечные водовороты магии. Эдвин запоздало вспомнил, что и Рава видела лицо мертвителя – но только много ли та разглядела в темноте?
Девочка молчала, только хлопала длинными чёрными ресницами. Её отмыли, перевязали раненую голову – судя по отчёту медиков, мертвитель не полагался на магию вслепую и нанёс подростку нешуточный удар по голове. Серьёзная темноволосая девочка, почти девушка, не слишком красивая – с широко расставленными глазами, прыщами на рыхловатой коже… Кажется, магу очень хотелось, чтобы его воскрешённая родственница, кто бы она ни была, возродилась в более красивом теле – не зря ведь искал среди абавиек. Та же Джанна Мелик при жизни отличалась яркой красотой! А эта девчушка выглядела… жалко. Акт отчаяния. Время ускользало у злодея из рук. Но стоило ли жалеть его?
Эдвин считал, что нет. Не стоило. Человек, способный безболезненно увести другого в мир теней одним лишь прикосновением пальца, не стал бы избивать девушку до смерти только за то, что она не сохранила невинность. Не стал бы запугивать и подкупать лже-священника в поисках новой жертвы, заставлять похищать девочек-подростков у спящих матерей, одурманивать малолетних нищенок. Да и потом…
Он нахмурился, глядя, как рисует женщина-маг и как следит за процессом юная жертва. Любил ли этот человек ту, которую потерял? Нищенку он не просто опутал магией, но и ударил. А ведь, по расчётам магов-детективов, он собирался использовать это тело как колыбель для возрождения Тэлии Минны Катнер. Магия не сильно изменила бы внешность и вряд ли сразу исцелила бы раны! Эдвин представил совсем уж невозможное: что, если б это была его… её собственная дочь? Стала бы она ранить тело, чтобы, возродившись, девочка ощутила бы эту боль?
Эдвин вздрогнул и сжал пальцы правой руки. Металл чуть скрипнул под перчаткой, напоминая о том, что возврата не будет. О том, что не стоит начинать думать о себе как о женщине, потому что уже сегодня вечером Боб Магот сделает поверх нарисованных на спине знаков татуировку.
– Вы дьер Эдвертон? – не отрываясь от рисования, спросила женщина с листом картона.
На нём уже проступало смутно знакомое лицо: резкие, угловатые черты, глубоко посаженные тёмные глаза.
– А вы мей Нола? – уточнил Эдвин.
Девочка при виде незнакомого заволновалась, скривила губы.
– Вы пугаете мою подопечную, – сказала женщина.
– Ну что ж, придётся ей потерпеть, – без улыбки, но очень спокойно и негромко сказал Эдвин. – Привет, я дьер Эдвертон. Маг-полицейский. Можем поговорить?
Девочка сначала качнула головой, но потом, покосившись на мей Нолу, кивнула.
– Ты немая?
Теперь покачивание головы было уже более явным.
– Ей больно говорить, но я… – начала Нола.
– Вы закончили с портретом? – спросил Эдвин мягко.
– Я увидела всё, что мне надо – осталось дорисовать и показать ей, чтобы уточнить детали, – ответила врачевательница.
– Вы не могли бы отойти к окну и сесть там? В случае, если девочке сделается хуже, я вас позову, – сказал Эдвин.
И сразу же занял освободившийся стул.
– Тебе придётся потерпеть немного и боль, и неловкость, но так надо, – сказал он девочке. – Извини.
– Но мне… больно, – сказала несостоявшаяся жертва мертвителя.
Эдвин снял перчатку и иллюзию с кисти правой руки.
– Я знаю, что такое боль, – ответил он спокойно. – Мне всегда больно. Это иногда даже мешает думать. Но я привык. Твоя боль скоро закончится. Кстати, мей Нола, отчего вы не позаботились об обезболивании?
– Чтобы она не уснула, – тут же откликнулась медик, – она ещё не вполне оправилась, и едва перестаёт чувствовать боль – как засыпает. Ей так легче.
– Понятно, – бесстрастно сказал Эдвин. – Итак. У тебя есть имя?
– Мэйр, – ответила девочка. – Не спрашивайте фамилию.
– Имени пока достаточно, Мэйр. А я Эдвин, будем знакомы. Ты поняла, как оказалась в подвале?
– Воздух стал густым и серебристым, – ответила девочка медленно, – и только одна струйка была такая, что можно дышать. Я пошла за ней. Чтобы дышать.
– И что было, когда ты дошла?
– Я увидела мужчину. Он оглядел меня и сказал что-то вроде «надеюсь, тебя это устроит». Потом я упала… А пришла в себя, когда меня уже нашла полиция. Больше и сказать-то нечего!
Эдвин кивнул. То смутное сомнение, которое у него появилось при виде раненой головы Мэйр, теперь превратилось в догадку.
– Спасибо, Мэйр. Вот видишь, и говорить много не пришлось. А ты хорошо запомнила, как он выглядел?
– Мей Нола вытащила его из моей головы, – коснувшись повязки на виске, сказала девочка.
– Это что касается лица. А вот перчатки – перчатки у него были?
На лице Мэйр появилась некоторая задумчивость. Но девочке явно было больно не только говорить, а и думать, поэтому она лишь качнула головой.
– Не помню. Наверно, были. А может, и нет.
– Я закончила, – сказала Нола.
И показала Эдвину и Мэйр портрет подозреваемого. Нет, это не был тот самый мертвитель из Льюдейла. Но лицо всё же было каким-то знакомым. А может, просто было у мертвителей что-то общее в лицах – какая-то жёсткость и в то же время обречённость. Когда магический дар просыпается в человеке – обычно вместе с его созреванием – первыми от него могут пострадать самые близкие.
– Что? Вы его знаете? Где-то видели? – по-своему истолковала молчание Эда мей Нола.
– Нет, просто удивляюсь, как это мне выпало второй раз в жизни повстречать мертвителя, – машинально ответил Эд.
И едва не прикусил язык с досады. Проговорился ведь! Как ни крути, а настоящий Эд Эдвертон мертвителя в глаза не видывал!
– Понимаю, большая редкость. Но только он, очевидно, какой-то неопытный, молодой, – кивнула врачевательница. – Это и по лицу видно.
– Не такой уж и молодой, – подала голос Мэйр.
– Таким юным девушкам, как ты, все люди старше двадцати кажутся старыми, – отшутилась Нола.
– Нет, у него волосы были не светлые, а как будто седые, и морщинки вокруг глаз, – сказала девочка.
И показала пальцем на рисунок – где именно морщинки.
– Что ж, армейские ботинки старого образца ведь тоже были, – сказал Эдвин, – так что вполне возможно, что ему около сорока или даже больше.
