Барак у нас был большой – по крайней мере, мне тогда казался большим. Дочки хозяйкины, как обычно, скинули на меня основную работу – уборка у нас была наказанием, так что скинуть её всегда было на кого. В тот раз, вот, мне не повезло.
Мытьё полов – ещё ничего, ползать я вполне мог. Колени, правда, до крови стёр – так и ну их, не впервой. И руки окоченели, но их я старался беречь, знал уже, как с тряпкой управиться, чтобы мозолей лишних не посадить. А то как потом работать больными руками?
Но подметание двора стало подлинной пыткой – меня заносило вместе с метлой в обнимку, как пьяного. И если на моей физиономии ещё осталось свободное от синяков место, ручка метлы доделала то, что не успела ключница.
Под конец сволочная метла и вовсе улетела куда-то далеко, где я её и не видел – перед глазами и так всё расплывалось. Но поплёлся-пополз поднимать – если всю работу не сделаю, еды мне сегодня не видать, а если есть не буду, фиг поправлюсь.
Ручка метлы, наконец, ткнулась в руку, я её сжал – пальцы нещадно дрожали. И только тогда различил сквозь шум в ушах недовольный голос:
- Охренел, идиот малолетний, ты куда лезешь?! Жить надоело?!
И тяжёлые копыта, которые я как-то умудрился не заметить, опустились в локте от меня.
Прижимая норовящую вырваться, жутко мешающую метлу, я отползал (жутко медленно) в сторону, когда чья-то кожаная перчатка с богатой золотой вышивкой схватила меня за подбородок.
- Это кто тебя так отделал? – поинтересовался тот же голос, а рука в перчатке потянула вверх.
Метлу я снова выронил, но встал, покачиваясь. Больше всего было жаль, что снова придётся эту мерзкую дуру-метлу ловить, а её ещё и найти в тумане надо…
- Что у тебя с глазами? – неожиданно поинтересовался голос, а перчатка принялась ощупывать левую сторону моего лица.
Я глотнул морозного воздуха.
- Не знаю, м’лорд.
- И за что тебя так? – перчатка всё не отпускала, а я чувствовал, что ещё чуть-чуть и грохнусь м’лорду прямо под ноги. Сапоги у него, наверное, дорогие, из кожи с бахромой – как у принца с графом?
Он ждал, и я прохрипел, старательно выговаривая слова:
- Я плохо себя вёл, м’лорд, - лорды не любят, когда с ними общаются на языке черни, хотя и ждут этого от нас.
Мой подбородок принялись вертеть, так что туман перед глазами заколебался, плывя то туда, то сюда.
- Плохо, говоришь? И что же ты сделал? Вазу разбил? Хотя какие тут, бездна забери, вазы…
Держась из последних сил, я пожал плечами. Не, нет у нас этих, ваз – кстати, что это? И что он ко мне прицепился? Сейчас меня стошнит на его прекрасные сапоги, и будет мне новая порка.
Рука, наконец, отпустила, и я, хватая ртом воздух, осел на плиты двора.
Мимо, цокая копытами, прошёл конь, у входа к нему кинулись уже стоящие наготове хозяйкины дочки, стреляя во всадника-лорда глазками и треща, как сороки.
А я снова взялся за метлу. Солнце уже садилось, вот-вот вернутся остальные, а надо было успеть домести этот громадный двор, да ещё в сарае убраться…
Меня позвали, когда я разделался, наконец, со двором и скромненько сидел в уголочке, баюкая метлу и пытаясь унять жуткий звон в ушах. Одна из дочек случайно наткнулась на меня, заглянув за сарай, и влепила оплеуху – дескать, почему не отзывался?
- Но, м’лорд, - возражала хозяйка, когда меня втолкнули в её жарко-натопленную, мощно пахнущую чесноком комнату, - не отдаём мы обычно семилеток, не знаю я даже…
- Да право же, почтенная, - отозвался обладатель богатой перчатки, и я его, наконец, рассмотрел.
Он был военным – за версту видно. Не таким, как солдаты городского ополчения – тех из горожан набирают, – а лордом-военным. Все общаются с сиротами свысока, лордам позволено так же разговаривать и с хозяйкой приюта, но обычно они пыжатся, чтобы ещё больше возвыситься, ещё сильнее ткнуть нам на наше место. Этот не пыжился. Он явно привык приказывать – причём всем подряд, даже равным. А ещё у него была эта… стать. Собранный, ни одного лишнего движения. И не морщился он ни от запаха чеснока, ни от вида меня или той же хозяйки с дочерьми. Ну и самое очевидное – его одежда. Дорогая, да, но простая – без блескучих штучек, без лишних красивостей, и неяркая.
Лорд тем временем поймал мой взгляд, вскинул брови, хмыкнул и достал из-под плаща бархатный мешочек. В мешочке сладко звякнули деньги. И явно не медные.
- Право же, почтенная, - повторил он, подбрасывая мешочек на ладони и заставляя его звенеть, пока мы дружно наблюдали. Хозяйка и дочки – с вожделением, я – с ужасом. Диспозиция ясна была, как стёклышко: когда лорд сам является в приют и платит за сироту золотом, ничего хорошего этого сироту не ждёт. Никакая благотворительность тут и рядом не стояла, значит, почти наверняка мой труп завтра утром всплывёт где-нибудь в районе моста Висельников. Если от меня останется хотя бы труп.
Хозяйка что-то затрещала, разом растеряв всю свою степенность. Я не слушал – глянул на дверь, окно… Можно было сбежать через них. Но в ворота мимо возвращавшихся воспитанников я бы не проскочил. Значит, всё равно поймают. И всё равно отдадут. А в лучшем случае оставят, и хозяйка меня в ярости сама же и уморит – такую сделку сорвал! Большая часть денег в мешочке уж наверняка ей в карман пойдёт, лорду-владельцу же она отправит обычный взнос за покупку сиротки, вот и всё.
«А значит, пока сбежать не удастся, - решил я. - Ла-а-адно. Потом. По дороге. И смотря куда увезёт. Если куда-то навроде того замка с садом, тот там спрятаться легче лёгкого, а потом и слинять по-быстрому».
Мешочек с золотом перекочевал на стол, лорд потянулся подписать бумаги, но хозяйка замахала руками – не надо, мол, не трудитесь, Ваше Сиятельство. Ясно, подпись она потом подделает. Уж точно не в первый раз.
Ещё пара мгновений трескотни – я как раз только-только собрался усесться на пол: голову сдавило так, будто сам Великий Отец на неё свою длань возложил. Но меня подхватили руки кого-то из дочек, сноровисто укутали в слишком длинный плащ и толкнули к довольному лорду.
Ну, вот, я попал…
Приютские прятали глаза, когда мы шли к воротам – я плёлся как можно медленней, глядя в пол, сгорбившись. Железная рука в вышитой золотом перчатке вцепилась мне в плечо и подталкивала вперёд. Жак, замешкавшийся у сарая, глядел нам вслед отчаянным взглядом. Я видел краем глаза, как его губы шептали что-то похожее на молитву Матери. И думал, что дурачок он, если ещё не понял, что Ей нет до нас дела. Никому нет.
Меня толкнули к ждущему у ворот коню. Потом втащили в седло – сильно закружилась голова, перед глазами снова поплыло. А потом и замелькало – конь скакал быстро, так, что я сразу понял: если попытаюсь сползти с седла и бежать, разобьюсь нафиг. Ладно. Ладно же!..
