— Добрый вечер, Кира, — сказал дедушка.
Я поклонилась ему, а потом прислонила метлу к низкой ограде чайного домика.
— Здравствуй, дедушка. Как твой чай?
— Это не важно, — сказал он, я подошла к нему на веранде. — Слышишь голос на ветру? Что-то сегодня не так, другие храмы в районе сообщают, что ёкаи переполнили их улицы. Пока что нам везет, но были уже отчеты о жестокости на севере.
— Не очень везет, — я показала ему лису-оригами. Дедушка нахмурился. Он опустил чашку и забрал лисичку из моих рук. — Я нашла это у ворот храма. Я положила ее в карман, а через минуты потеряла…
Я замолкла, переживая из-за выражения лица дедушки. Морщин на его лбу стало больше, они стали глубже, тени провели линии на его коже. Мне стало не по себе. Он крутил лисичку в руках, разглядывая ее со всех сторон.
— Вот урок по онмёдо для тебя, — он сжал хвост лисы большим и указательным пальцем и поднял ее. — Это шикигами, слуга, которого онмёджи и ёкаи используют в ритуалах. Я его не призывал, и его магический резонанс мне незнаком.
— Что это значит? — мой голос дрожал от тех слов.
Дедушка поднял руку, чтобы я молчала.
Ветер поднялся снова, шепча:
— Itsu, itsu, deyaru… когда, о, когда мы встретимся?
Мой браслет вспыхнул быстро и ярко, и мне показалось, что звенья замерзли. Я сжала запястье от боли.
— Слушай внимательно, — сказал дедушка, встав на ноги. — Иди к дому, забери сестру. Спрячьтесь в подвале под Сэймэй-мотомия.
— О чем ты говоришь? — прошептала я. — Зачем?
Он взял палочку благовоний из ближайшей керамической чаши, коснулся горящим кончиком лисы-шикигами. Огонь пожирал бумажные лапы шикигами, дедушка сказал:
— Иди. Не покидайте подвал, пока я не приду за вами. В мотомии сильные защитные чары. Они вас уберегут.
Страх был как медь и желчь на языке. Я встала, ободранные колени болели.
— Дедушка…
— Не спорь со мной, Кира! Иди.
Я развернулась и спрыгнула с веранды, побежала по тропе, схватив метлу. Дедушка жил в скромном доме на землях храма, делил сад с комнатами жрецов. Сэймэй-мотомия — маленький храм — стоял на краю его сада. Это было последнее изначальное здание тут. Оно почитало нашего самого известного предка, Абэ-но Сэймэя. Он был самым талантливым онмёджи, магом и экзорцистом в Японии.
Я выбежала на главную дорожку. Справа возвышалось главное святилище, двор и пруды, впереди за высокой оградой скрылись дом дедушки и общежития.
Что-то завизжало во тьме. Звук проехал по моей коже, будто мог оставить синяки. Крик донесся из передней части храма, разлетелся эхом в сгущающейся ночи. Мужчины закричали. Кто-то вопил. Страх сделал мою голову легкой, словно она могла улететь, как фонарик на фестивале. Путь темнел. Я прижимала метлу к груди, сердце быстро колотилось об ребра.
«Храм должен быть защищен от жестоких ёкаев, — сказала я себе. — Он должен быть безопасным».
За мной щелкал звук, словно цикада, но громче. Шум грохотал в моих костях. Я повернулась. За мной тени тянулись по воздуху. Ёкай выбралась из нитей паутины на земли храма. У нее были голова и торс красивой женщины, ее волосы были уложены, как у гейши… но дальше она была кошмарной. Она была наполовину пауком. Ее восемь изящных лап шагали слаженно, ее когти стучали как ножи по брусчатке. Восемь глаз на лице выглядели как прорези, горели ярко, как угли.
«Это… йорогумо. Я не думала, что они существуют».
Ее брюшко покачивалось за ней, нити шелка тянулись из паутинных бородавок. Она зашипела на меня и ударила.
— Нет! — завизжала я, взмахнула метлой, как бейсбольной битой. Щетина метлы ударила ее по левой скуле. Ее голова упала на бок. Что-то хрустнуло в ее шее. Йорогумо отпрянула, рыча, звук напоминал раскат грома.
Я оббежала ее и направилась к залу собраний храма. Я забралась на веранду, проехала по дереву и остановилась у внешней стены. Ёкай прыгнула за мной с визгом, заставляя оглянуться. Луна сияла на ее брюшке и когтях на концах лап. Она выглядела как крик, получивший плоть.
Я оттолкнулась от стены и побежала. Я сделала около десяти шагов, и шелковая паутина поймала меня за лодыжку. Она выдернула из-под меня ноги. Я рухнула, метла застучала по деревянному полу. Сердце колотилось в горле, я перевернулась на спину и схватила метлу. Ёкай приближалась. Она натягивала паутину на ладонь. Веранда стояла под ее весом.
Она бросилась на меня.
Я подняла метлу с криком, ткнула древком в ее грудь, чтобы удержать ее. Ее щеки открылись, словно блестящие алые листья. Горячая слюна капала с зубов, похожих на иглы, на мою грудь и лицо. Слюна пахла желчью и медью крови.
Она склонилась ближе, от ее веса щетка метлы давила на мой живот. Я стиснула зубы, боль вызывала красные пятна перед глазами.
— Чего ты хочешь? — выдохнула я.
Она улыбнулась мне, но это подобие улыбки было жутким.
— А не ясно, маленькая жрица? У тебя зрение ёкая, ты не можешь ощутить, что солнце слабеет? Не ощущаешь, что она становится холоднее и темнее?
— Да, — я кривилась от ее запаха. — И это зовется зимой…
Тень мелькнула слева. Воздух шипел, клинок сверкнул во тьме, рассекая шею йорогумо сзади. Ее челюсть раскрылась от шока. Кровь пролилась на землю. Йорогумо стала будто без костей, рухнула рядом со мной, ее покинула жизнь. Ее когти проехали по веранде, оставляя красные следы на дереве.
Я с визгом отодвигалась на коленях и ладонях.
— Бесполезное создание, — заявила фигура трупу. — Я приказал не трогать девушку.
«Я знаю этот голос», — я слышала его в залах храма, даже когда он был не громче шепота. Белые лисьи уши почти сияли неземным светом. Черные пятна крови растянулись на его кимоно. Если Широ источал солнце смехом, то его старший брат, Ронин, мог источать тьму взглядом.
Его взгляд наполнил всю мою душу страхом.
— Ч-что происходит? — прошептала я, ощущая потрясение из-за катаны в его руке. Клинок сиял приглушенным серым светом, словно лампочка, покрытая грязью. Кицунэ не использовали катану — было невозможно колдовать, пока держал меч, а магия была особенностью кицунэ. Я быстро моргала. — Я не понимаю, к-как ты…
— Ронин! — крикнул кто-то за нами. Я удивленно обернулась, Широ стоял на дорожке за нами, его лицо и грудь были в крови. Чернильная жидкость капала с его пальцев, которые венчали длинные когти. Голос Широ звучал ниже, грубее, словно он стал глубже в своем облике ёкая, оставив человеческое позади. — Отпусти Киру.
— Я не собираюсь ей вредить, брат, — рявкнул Ронин.
— Я тебе не верю, — сказал Широ. — Ты всех нас предал.
Ронин смотрел на Широ свысока.
— Я не ожидаю, что ты поймешь…
— Не нужно играть, как злодей манги, — рявкнул Широ. — Из-за тебя гибнут люди!
Всхлип вырвался из моего горла, и братья посмотрели на меня.
— Уходи, Кира, — Широ перевел взгляд на брата. — Я разберусь с Ронином.
Ему не нужно было повторять. Я повернулась и побежала, чуть не споткнулась об свои ноги. Странные темные комки теперь обрамляли дорожки храма, кровь текла под их безжизненными телами.
«Из-за тебя гибнут люди!».
Еще всхлип вырвался из моего горла, обжигая.
«Прошу, береги себя, дедушка, — умоляла я его в голове. — Ты мне нужен».
Я подбежала к дому дедушки, распахнула входную дверь.
— Ами! — закричала я. — Ами? Где ты? — я увидела брошенные тетради сестры на столе на кухне, услышала ее рыдания из одного из шкафов. Ами заскулила, когда я открыла дверь, посмотрела на меня, моргая. Сопли текли из ее носа, засыхали над губой.
— Кира? — спросила она слабым голоском, звуча младше своих шести лет. Не важно, как она умела раздражать, она все еще была моей младшей сестрой. Ее страх что-то ломал во мне. — Что происходит? Террористы напали на храм?
Откуда шестилетняя знала о террористах? И как мне ответить? Я не могла сказать ей, что монстры напали на храм нашей семьи. Во-первых, меня не простит мама. Во-вторых, это звучало безумно даже для меня. Храм должен быть защищен. Безопасен.
