— А я, как помнится, сказала, что не собираюсь терять свой процент из-за вашего страха быть публично оскорбленным. Мне плевать, в какой скандал это выльется. Мое дело вернуть украденную шкатулку и получить вознаграждение.
Данилов хмурит брови.
— Сколько?
— Что сколько? — не сразу понимаю я.
— Сколько вы должны получить?
— Два процента.
— Оценочная стоимость рубиновой шкатулки три с половиной миллиона, если не ошибаюсь. Приблизительно. Два процента… семьдесят тысяч? И стоит поднимать такой шум ради мелочевки?
У меня только что челюсть не отвисает.
— Для кого-то быть может это и мелочевка. А для меня парочка таких дел в месяц на протяжении года и безбедная пенсия обеспечена, — с пенсией я лукавлю, конечно. Ее не может быть у человека, который не стареет.
Станислав Николаевич согласно кивает. С чем это он согласился? Видимо с самим собой.
— Хорошо, давайте так. Я выпишу чек… на сто тысяч, устроит? И вы оставляете мою компанию в покое, а я сам разберусь со всем, отыщу вора и верну шкатулку хозяину. Тихо и без свидетелей.
Хмыкаю так, что на нас оборачиваются эти самые свидетели.
— Покупаете, значит? Нет, так не пойдет. Шкатулку отыщу я, а от вас мне нужно лишь содействие. Не захотите сотрудничать, созову к порогу вашего дома прессу. Вот СМИ порезвятся.
— Это шантаж? — у Данилова даже скривилось его прекрасное личико.
— Это деловой подход.
Неопровержимые доказательства у меня есть, нужно лишь имя вора и информация о его передвижениях в последнее время, так что отнекиваться бессмысленно… И Данилов это прекрасно знает, потому и опасается за репутацию.
Золотой Павлин, гордость Эрмитажа, пробили двенадцать. Отлично, пора мне последовать обычаю, придуманному многие годы назад предприимчивой Золушкой. Ну, в смысле красиво ускользнуть с бала.
Достаю из клатча визитку с номером телефона и без зазрения совести залезаю во внутренний карман пиджака Данилова, одновременно нащупывая там парковочную карточку. О, почему бы и нет? Незаметно подменяю визитку на карточку. Ловкость рук и ничего более.
— Позвоните, как только подготовите все, что необходимо, — улыбаюсь на прощание.
— А если не позвоню?
Улыбаюсь еще более ослепительно.
— Позвоните, не сомневайтесь. Всего хорошего.
Грациозной хромающей ланью (чертовы туфли!) спускаюсь по лестнице и иду к выходу, протягивая карточку парковщику. Очень скоро передо мной останавливается серебристый идеально обтекаемый Астон Мартин — дорогущий суперкар. Эта тачка входит в десятку самых дорогих автомобилей в мире. Отвалить за такое два миллиона долларов? Воистину, мои жалкие семьдесят тысяч убогие копейки.
И нет, я не угоняю эту машину! Я не жалкая воровка, просто заимствую. Мне ведь нужно добраться домой, а стоять, мерзнуть и ждать такси не хочется. К тому же страсть как охота лишний раз позлить этого типа.
Захочет вернуть машину — позвонит. И нет, никто не заявит об угоне. Слишком уж сильный козырь у меня в рукаве. А если все же и заявит, то… ну тогда он еще примитивней и глупей, чем я думала. Я же просто сбегу. Как делала последние две сотни лет. Уж что-то, а убегать я умею.
Мне всё равно осталось доживать в Петербурге недолго. Время подходит, и очень скоро появятся вопросы. Нельзя не постареть за десять, пятнадцать лет, а именно это я и делаю. Казалось бы, чего сложного? Правило первое и самое главное: не привязываться к месту и людям. Главное правило, только вот из раза в раз я его нарушаю. За что после и плачу.
В скорейшем времени заезжаю во внутренний двор и паркуюсь. Мда, рядом с потрепанными Киа и Опелями Астон Мартин смотрится как золотой ролекс на руке у бомжа. Ну, ничего страшного. Пусть перекантуется денек другой в общем курятнике.
Захожу в подъезд, поднимаюсь на четвертый этаж. Любимая квартирка встречает меня свежей ночной прохладной (всегда оставляю окна нараспашку). Стягиваю неудобные туфли и отшвыриваю в сторону. Больше их не надену, да ни в жизнь!
Так… душ. Прохладный душ, перекусить и спать. Голодная как волк, жаль не успела попробовать фирменных канапешек. И шампанского. Интересно, тот миловидный парень еще ищет меня или уже отчаялся?
Включаю свет на кухне и недоуменно замираю.
— И кто ты?
Я люблю комфорт. Во всем, даже в малейших мелочах, касающихся дополнительных крючочков и добавочных полок. Такова уж моя натура. Соответственно, и на ремонт никогда не поскуплюсь. Может я и не местная миллионерша, но с деньгами проблем нет. Последние лет шестьдесят, по крайней мере.
Так что квартира обустроена по всем параметрам моих личных пожеланий. Кухня в том числе. Особая гордость — широкая барная стойка с встроенной мойкой, делящая комнату на две зоны: рабочую и столовую.
И вот сейчас на моей глянцево-черной кухне (да-да, люблю я темные оттенки!), беззаботно болтая ногами сидит девица, нагло и беспардонно покусывая яблоко, взятое из моей же фруктовой вазы.
На вид лет четырнадцать. Светловолосая, худощавая и курносая, одетая в малопонятную мне моду: подранные джинсы с высокой талией, короткую размахайку через плечо и кеды. В пределах досягаемости лежит узкая металлическая складная труба. Труба? Зачем ей труба? Забить меня хочет?
Девчонка задирает голову и без особого интереса скользит по мне взглядом.
— Меня прислала Хельста.
У меня чуть челюсть не отвисает. Вот это да… Хельста, верховная воительница, глава валькирий. Именно она много лет назад и вынесла окончательный приговор, завершившийся моим изгнанием. А эта девчонка, значит, тоже одна из них? Наглое поколение подрастает, однако. Я что, тоже была такой?
— И зачем? — в голосе проскакивает удивление, но уж извините. Я действительно удивлена.
Гостья безразлично пожимает плечами, продолжая обгрызать яблоко.
— Тебе назначен испытательный срок, а я малоприятный довесок.
— В каком это смысле? — не совсем понимаю. Что еще за малоприятный довесок?
— Мне приказано приглядывать за тобой.
— Зачем?
— Чтобы решить: стоит ли пересматривать твое дело.
Пересмотреть… пересмотреть дело? Они что, хотят снова заставить меня унижаться? Ну уж нет, хватит.
— Решение давно принято, и я вполне им довольна. Так что спасибо, обойдусь.
— Не волнует, — огрызок летит в мойку, от чего у меня сводит зубы. Для этого есть же мусорка! — Приказ дан, я его исполняю.
Замечательно. Уж мне-то не знать, что такое — не выполнять приказы и чем это чревато. Эта пигалица теперь не отцепится.
— Интересно, почему сейчас? Не знала, что у моего изгнания есть срок годности.
— В связи со сложившимися обстоятельства, есть.
— Обстоятельствами?
— У валькирий похищено копье, и мы не знаем: кем и зачем.
Нет, я, конечно, сочувствую несчастной. Потерять рабочее оружие… ну это тоже самое, что сантехнику отрезать руки и заставить его чинить трубы зубами. Без копья валькирия перестает быть той, кем она есть. Лишается едва ли большей части своей силы. Однако это не объясняет, почему “сестрички по цеху” сразу же вспомнили про меня.
— Прекрасно. Я-то тут причем? Вы не уследили, вот и разбирайтесь.
Девица закатывает глаза, всем видом показывая, что разочарована моей реакцией. Видимо хочет большей участливости. Ага, обойдется.
— Разбираемся, разбираемся. Только вот похищенное копье — твое. Помнишь такое?
Ладно, может и не обойдется. Моя челюсть медленно плывет вниз. Мое копье… Еще бы не помнить.
НОВАЯ КВАРТИРАНТКА
— Мое копье…
Отупело пожевываю губу. Мое копье: родное, драгоценное и безжалостно отобранное. Я так давно его не видела.
— Оно ведь сломано.
— Что не лишает его способностей.
— Известно, кто похитил?
Девица отрицательно трясет копной светлых волос.
— Не а.
Меня вдруг осеняет.
— И они думают, что это я, да? Поэтому тебя подослали?
Неоднозначное кивание головой.
