Брат подозрительно притих. Обычно он, листая газету, тяжело вздыхает, фыркает, цокает языком и в конце выдает: «Скукотища. Как всегда — заголовки интереснее текста». Но сейчас Раф словно воды в рот набрал.
— Что-то интересное? — спросила я, когда поставила турку на газ.
Не отрывая глаз от страницы, Раф принялся читать:
— Вчера, возле школы 214, легковой автомобиль на полном ходу врезался в остановку общественного транспорта, затем взорвался. В результате ДТП пострадало девять человек: трое погибли на месте, двое в критическом состоянии и четверо получили травмы средней и легкой степени тяжести. Причины аварии неизвестны.
Мне будто кто-то дал под дых. Стало трудно стоять. Я оперлась о столешницу, чувствуя, как начинает кружиться голова.
— Это же в трех остановках от нашего дома! Считай, совсем рядом. С ума сойти. Вот так стоишь себе, ждешь автобус — и тут на тебе! — Раф тяжело вздохнул. — И слышишь, причины аварии неизвестны. Да водила сто пудов перебрал и сел за руль.
Перед внутренним взором всплыло лицо водителя, его расширенные от панического страха глаза, раскрывающийся рот в отчаянном крике. Он точно был трезв. Он никак не ожидал, что именно так закончится его жизнь.
— Когда уже люди начнут понимать, что если принял на грудь, то за руль садиться нельзя. Сколько аварий можно было бы избежать!
— Он был трезв! — не удержалась я. — Он не виновен в аварии! Я это чувствую…
Раф фыркнул и перелистнул страницу.
— Так говоришь, будто сама там была.
— А я там как раз и была!
Наконец-то брат оторвал глаза от статьи и, подняв брови, взглянул на меня.
— Обалдеть! — он свернул газету и бросил ее на стол. — И ты мне не рассказала? Чего я должен о таких интересных вещах читать в газетах, а не слышать, так сказать, информацию из первых уст? — брат на меня вылупился; его глаза горели в предвкушении. — Как все было на самом деле?
Я прикусила язык. Воспоминания, которые я запечатала и задвинула в дальний угол памяти, всплыли чередой ярких кадров. Мое горло сдавило от страха.
Шипящий звук за спиной заставил меня подпрыгнуть на месте.
— Кофе кипит! — выпалил брат.
Я мигом обернулась и, недолго думая, схватила турку за ручку. Кипящий кофе перелился через край. Несколько капель обожгли мои пальцы, и я вскрикнула, невольно выпустив турку. Она опрокинулась, весь кофе вылился на плиту.
— Достань мазь! — выпалила я, бросаясь к раковине. Кожа на пальцах быстро краснела от ожога. Я окунула их под холодную воду, испытывая облегчение.
Что со мной? Я никогда не обжигала пальцы кофе. Надо было просто выключить газ, а не хвататься за ручку.
— Давай сюда.
Брат уже стоял рядом с открытым тюбиком мази. Я осторожно промокнула пальцы полотенцем и протянула руку Рафу. Он нахмурился, смотря на нее.
— А где мазать-то?
Я озадаченно воззрилась на то место, где еще минуту назад был ожог, чувствуя, как кожа больше не болит. Брат тоже не сводил глаз с моей руки.
— Лапочка, тебе Маргарита Николаевна, случайно, не оставила вместе с деньгами свои ведьмовские чары?
— Не смешно. — Я забрала у брата мазь и положила ее обратно в холодильник.
— Чего? Помнишь, как она упала с лестницы и разбила голову? Мы вызвали скорую, но когда она приехала, то Маргарита Николаевна уже бегала и орала на нас, чтобы мы больше никогда не вызывали врачей? А на следующий день у нее даже шрама не осталось.
— Бред.
— Ты же сама училась в медицинском и должна знать, что подобные серьезные раны за день не заживают.
Тот случай произошел на второй день моего знакомства со странной женщиной, которой понадобилась сиделка. Моя мать давно занималась присмотром за одинокими людьми со слабым здоровьем и часто брала меня с собой. Маргарите Николаевне я понравилась сразу, поэтому она сделала моей матери предложение, от которого невозможно было отказаться: я перееду в свободную комнату в ее квартире и буду присматривать за ней, а взамен она оставит мне квартиру после смерти.
Прошло пять лет — пять тяжелых, изматывающих лет. Учеба в медучилище, затем и медуниверситет, который я бросила сразу же, как Маргарита Николаевна умерла. Медицина — точно не мое. Куда интереснее танцевать. Оборачиваясь назад, я не знаю, как успевала бегать в школу танцев, хорошо учиться и присматривать за странной больной женщиной.
Мать настаивала на том, что мне необходимо медицинское образование, ведь я обязана знать, живя с больным человеком, как оказать помощь. Но за все пять лет знания ни разу мне не приходились. Все, что я делала, так это выполняла прихоти Маргариты Николаевны. Мне часто казалось, что она лишь притворяется больной. Если не считать отклонения в психике болезнью.
Меня передернуло от воспоминаний о прожитых годах.
Я подняла уже остывшую турку и потянулась к раковине за мочалкой, чтобы вытереть плиту. Но брат так неожиданно возник передо мной с разделочным ножом в одной руке, что я остолбенела.
— А давай проверим? Я тебе порежу руку и посмотрим, как быстро заживет. — Губы Рафа растянулись в коварной улыбке.
Меня пробрала ледяная дрожь. Несмотря на то что я доверяла брату, нож в его руке действительно испугал.
— Спятил, что ли? Положи нож на место!
— Шучу я, лапочка, шучу. Ожога не получилось, наверно, потому, что ты быстро среагировала и руку сунула под холодную воду.
— Наверно.
Пока я вытирала плиту и готовила новую порцию кофе, меня не покидали мысли: действительно ли со мной постоянно происходят странные вещи или же мне лишь кажется. Возможно, я все-таки ударилась головой, когда падала. Либо само нахождение на волосок от смерти отразилось на моем психическом состоянии.
Нужно связаться с Валерием Матвеевичем и поговорить с ним. Когда я училась в универе, он хорошо ко мне относился и часто помогал решать трудные задачи. И, конечно же, он больше всех негодовал, когда я заявила об уходе. Надеюсь, Валерий Матвеевич уже не так сердится на меня за то, что я бросила учебу.
— А когда машина приедет за вещами? — спросил Раф, принимая из моих рук чашку горячего кофе.
— После одиннадцати. Они обещали позвонить, как подъедут, — без задней мысли ответила я. А в следующий миг бросилась в свою комнату.
Телефон ведь до сих пор лежал под грудой одеял, подушек и простыней. После того как я вчера ушла к брату, больше не возвращалась к себе.
Сейчас мне было не до страха. Я без заминки вбежала в комнату и в первую очередь распахнула окна, чтобы выгнать застоявшийся за ночь воздух. Потом принялась разгребать сделанный мною завал.
Экран телефона теперь уже не горел, и не хотел включаться. Пять минут на зарядке не помогли ему проснуться.
— Там какой-то грузовик стоит под окнами, — послышался голос Рафа из-за спины. — Может, это к нам?
К счастью, в этот раз мне повезло. Мы с братом спустились на улицу и встретили службу доставки, курьер которой, как оказалось, пытался дозвониться ко мне уже пятнадцать минут.
— Тебе не интересно, куда эти все вещи уедут? — спросил Раф, когда мы с ним поднимались на лифте за очередной порцией коробок.
— В приют, скорее всего. После смерти Маргариты Николаевны я нашла письмо, в котором она просила, чтобы ее вещи отправили по такому-то адресу.
— С чего ты взяла, что приют? Ты пробивала адрес?
— Она написала, чтобы я не беспокоилась по этому поводу. Мол, на месте с ее вещами разберутся. Где еще, как не в приюте?
Брат пожал плечами и вышел из лифта. Я его догнала уже возле двери квартиры.
— Конечно, редко кто просит свои вещи после смерти отправлять в приют. Обычно они остаются родственникам. Но у Маргариты Николаевны не было никого из родных.
Вынося из квартиры коробку, Раф спросил:
— Неужели она за сорок пять лет не нашла себе любимого и не завела спиногрызов?
— Как видишь, нет. Будь по-другому, оставила бы она мне квартиру?
— Может, просто разругалась с ними. — Тяжело вздохнув, брат облокотился о коробки. — Смотри, чтобы внезапно не нарисовался кто-то из родственничков и не положил лапу на твою квартиру.
