Нас придавливает почти материальным ощущением его давящей, ломающей волю силы. Будто бетонной плитой приложило. Жутко.
Нет. За человека его даже с натяжкой нельзя принять.
Он обводит взглядом нас четверых. Притихшие девочки, кажется, даже дышать боятся.
— Это всё, что есть? — брезгливо интересуется, по очереди рассматривая каждую из нас.
— Всё, что осталось, высокочтимый ри-одо, — склоняет голову мучнистый. — Если бы мы знали…
Беловолосый слегка ведёт головой в сторону нашего тюремщика. Бросает короткий, как вспышка стали, взгляд. И мучнистый затыкается, синея. Низко опускает голову, втягивая её в плечи. Жалкое зрелище.
— Простите, высокочтимый. Желаете рассмотреть товар ближе?
Высокочтимый ничего не отвечает, и наш тюремщик воспринимает это за согласие. Оборачивается к нам. Указывает палкой на сжавшуюся в комочек Машу.
— Встань.
Всхлипнув едва слышно, она поднимается. И, повинуясь жесту мучнистого, делает пару шагов к покупателю. Замирает. Дрожа от страха.
— Нежная и хрупкая землянка. Полностью половозрелая. Нетронутая, — перечисляет достоинства товара серый гад. — Послушна, легко поддаётся дрессуре…
— И готова обоссаться от страха, — кривит тонкие бледные губы беловолосый. — Мне не нужна трусливая дрожащая самка. Мне нужна та, что сама захочет… служить.
Последнее слово острой иглой вонзается в моё сознание.
— Но высокочтимый ри-одо… — скрипуче блеет мучнистый.
А меня словно толкает что-то.
— Возьмите меня.
Мой голос звучит так сипло, что я сама его почти не узнаю. И не верю, что сказала это. Слышу, как ошеломлённо выдыхает Катя. Замечаю краем глаза неверящий взгляд Марины.
Даже мучнистый, кажется, безмерно удивлён.
Беловолосый поворачивается ко мне медленно. Или мне только так кажется от нервов. Это как слоу мо в фильмах для спецэффекта. И сумасшедший грохот моего сердца вместо саундтрека.
Пробирающий до жути взгляд чёрных глаз впивается в меня сотней раскалённых игл.
— Тебя? — словно ожог. Или хлёсткая пощёчина. — Зверушка хочет получить хозяина?
— Да.
Я стараюсь вложить в это короткое слово всю уверенность, которую удаётся в себе наскрести. Потому что… я тоже боюсь его. Страшно боюсь. До дурноты и тёмных пятен перед глазами. Но этого белолицего монстра боятся даже наши тюремщики. В нём чувствуется огромная сила. И влияние.
Я не знаю, что буду делать, если он действительно выберет меня. Но если это даст хотя бы малейший шанс найти Соню, спасти её… я буду ему служить. Какая разница кому?
— Подойди. Покажись, — велит ровно. Но мне почему-то кажется, что я его заинтересовала. Возможно только своим безрассудным заявлением.
Послушно встаю, стараясь двигаться хотя бы не неуклюже. Тело до сих пор болит. И от каждого движения мутит. Но я всё равно иду. Медленно. Шаг за шагом.
Пока не останавливаюсь перед ним.
Мой потенциальный хозяин склоняет голову набок, изучая меня. Словно в душу смотрит. Хотя… не нужна ему моя душа.
— Она больна? — равнодушно интересуется у мучнистого.
— Нет, высокочтимый ри-одо. Она пыталась помешать нам забрать её подопечную. Пришлось наказать.
— Подопечную?
— Совсем юную самочку, которую мы случайно забрали с Земли вместе с этой особью. Анализ показал родственную близкую связь между ними.
— Это была моя племянница, — произношу тихо.
Взгляд беловолосого обжигает холодной тьмой.
— Разве я разрешал тебе говорить? — роняет ледяным тоном, а у меня волосы дыбом становятся.
— Простите, — опускаю низко голову, боясь теперь даже лишний вдох сделать. Боже, во что я ввязываюсь?
Но… я не имею права отступать. Да и терять мне нечего. Чем больше проходит времени, тем меньше шансов найти и спасти Соню. Убьёт — так и быть. И я делаю то, что велит мне интуиция. Использую этот шанс по полной.
Раз он хочет покорности и добровольного служения… Тихо выдохнув, я плавно опускаюсь на колени.
— Позвольте мне сказать… мой господин, — выдыхаю умоляюще.
В ушах шумит так, что я чувствую себя оглохшей. И воцарившаяся вокруг меня тишина кажется до одури звенящей. Дыхание спирает, и сердце грохочет в горле, выбрасывая в кровь тонны адреналина.
Мне не верится, что я это делаю. Что стою на коленях перед инопланетным мужиком, напрашиваясь ему в рабыни.
Беловолосый застывает… наверное, удивлённо. А потом медленно и хищно шагает ко мне.
Моего подбородка касаются холодные жёсткие пальцы. Больно сжимают, заставляя поднять голову. Наши взгляды встречаются. И меня словно окунает в ледяную тьму. Голодную и жаждущую.
— Умная зверушка, — хмыкает блондин… одобрительно. — И что же ты хочешь сказать?
— Я готова служить вам, — выдыхаю, нервно сглотнув. — Добровольно, со всем почтением и покорностью. Сделаю всё, что пожелаете. Только помогите мне найти мою племянницу. Пожалуйста. Умоляю вас.
Глава 5
— Какая возмутительная дерзость, — тянет беловолосый, рассматривая моё лицо. Но, кажется, не злится.
Краем уха я слышу, как возмущённо шипит что-то мучнистый. Наверняка меня заставят поплатиться за каждое слово, если я проиграю сейчас. Если этот могущественный покупатель откажется от меня и не заберёт отсюда.
И я застываю, боясь дышать. Высматривая в бездонных тёмных глубинах его глаз хоть что-то. Ища там надежду для себя. И мне кажется… я вижу интерес. Холодный. Расчётливый. Но он точно есть.
Только бы я не ошиблась.
Каждая секунда кажется вечностью.
— Кто забрал её племянницу? — наконец интересуется блондин, не глядя на мучнистого.
Сердце в груди делает кульбит, пропуская удар. Он… согласился? Ведь согласился? Иначе зачем ему это спрашивать?
— Высокочтимый ри-одо, я не имею права…
— Я спросил, кто?! — беловолосый даже не повышает голос. И почти не меняет интонацию. Но воздух вокруг нас начинает трещать, и кожу обжигает морозом.
— Инси Зэа-ма. Для сына, — скосив глаза, я вижу, как сгибается в угодливом поклоне мой тюремщик.
Для сына? Что значит, для сына? В качестве кого? Игрушки?
— На меня смотри! — обжигает нервы новый жёсткий приказ. На этот раз точно обращённый ко мне.
Мой взгляд тут же возвращается назад. Снова утопая в тьме чужих глаз. Блондин отпускает мой подбородок и отступает на шаг. Складывает руки на груди. Кривит чётко очерченный рот в холодной усмешке.
— Встань. И разденься, — приказывает мне.
Первой реакцией я едва не порчу всё, чего добилась. И лишь огромным усилием воли мне удаётся засунуть подальше возмущение. И гордость. И стыд.
Понимаю, что это проверка.
Я обещала служить. И должна показать свою готовность выполнять всё, что он прикажет.
Поднимаюсь с колен я далеко не так плавно и легко, как опускалась. Игнорируя боль, стараюсь хотя бы не выглядеть больной доходягой. Не знаю, насколько у меня это получается. По лицу беловолосого ничего не понять.
Дальше сложнее. Не физически. Морально.
Людям свойственно чувствовать себя беззащитными без одежды. А когда обнажаться приходится вот так… перед врагами. Это почти невыносимо.
Но рамки того, что я могу вынести, в последнее время сильно сдвинулись. Невыносимо быть слабой и беспомощной, когда нужно защитить родного человека.
А это… всего лишь одежда. Всего лишь тело. Тело, которое я добровольно согласилась вручить в безраздельное пользование. Ради спасения Сони.
Дрожащими пальцами подхватываю подол своей сорочки и тяну вверх, снимая. Под ней ничего нет. Даже белья.
Роняю сорочку на пол. Замираю, поборов инстинктивное желание прикрыться. Опускаю руки по швам, сжимая их в кулаки. Глаза, которые я больше не смею опустить, начинает жечь. А он всё смотрит. Будто читает меня. Может, секунды. А может и целую вечность.
И когда я уже начинаю думать, что только проверка и была целью его приказа, довольно хмыкает. И опускает взгляд ниже, оценивающе рассматривая моё тело.
— Повернись, — роняет сухо.
