замечательной компанией, самыми лучшими людьми в моей жизни. Очень скучаю и на Юльку давно уже не сержусь — так и передайте.
У нас здесь обстановка небезопасная. Конечно, это не ваша вина, мы все понимаем, но все-таки прошу сделать хоть что-нибудь, поспособствовать, вы же наверняка можете, я уверена. Вы в этом мире все можете, кто, если не вы? Защитный купол с каждым годом истончается, молодые уходят от лучевой болезни, дочка который год лежит в больнице и не знает счастливой, полноценной жизни. Мой папа умер от осложнений, я и сама теперь не здорова, но это не главное. Волнуюсь за дочь. И за вас, конечно же.
Понимаю, что эта просьба сейчас неуместна в связи с вашим местом работы, но все-таки прошу — если со мной что-то случится, позаботьтесь о моей дочке. Вы и Юлька — единственные, кто у нее останется. Я все еще не теряю надежды, что Юля сможет меня понять и простить.
Мира вам, сил и терпения. Не прощаюсь.
Наташа”
Сергей Иванович? Юлька? В жизни о них не слышала. Мама еще заочно просит у этой Юльки за что-то прощения. Мама, всегда добрая, тихая и неконфликтная, с кем-то поссорилась на всю жизнь? Даже не могу представить, из-за чего. А почему Сергей Иванович не отвечал на ее письма? И скорее всего, даже не читал их. Давняя ссора? А может быть, его тоже давно нет в живых? Вероятно, теперь мне никогда этого не узнать. Я даже не смогу больше навестить маму, прийти и поговорить с ней просто так, в глубине души по-детски надеясь, что она меня услышит. Потому что в связи с неблагоприятной экологической обстановкой все традиции запрещены.
Мама писала о какой-то службе. Сергей Иванович где-то служит. Логическая цепочка выстраивается быстро: скорее всего, в Цитадели, больше сейчас негде. А письмо написано не так давно, всего за три дня до последнего, адресованного мне. Разумеется, поиск по имени-отчеству не дает результатов, и любые сведения о маме, дедушке, брате, этом таинственном Сергее Ивановиче ничего не дают. Все, что дальше фамилий, лет жизни и рода занятий, засекречено. У Сергея Ивановича в последней графе стоит суховато-короткое “служащий”. Ступень доступа к информации — четвертая.
Четвертая ступень — это очень высоко. Личные данные у нас считаются максимально конфиденциальной информацией, никто не должен знать твою биографию. Ступени могут получать только работники государственной структуры или, опять же, служащие Цитадели. Словом, замкнутый круг. Ради интереса вбиваю в строку поиска “Как поступить на службу в Цитадель”.
Первое и главное условие — совершеннолетие. Ладно, через месяц с небольшим мне исполнится восемнадцать. Второе — физическое и психическое здоровье, подтвержденное справками. С этим проблемы… Читаю дальше: третье — успешное прохождение вступительных испытаний, место в общем рейтинге — не ниже 20. Понятно, в итоге только двадцать человек берут. А мне с моим здоровьем и физической подготовкой лучше даже не пытаться.
Но как же четвертая ступень доступа? Узнать все о жизни мамы, дедушки, выяснить, кто такие эти родственники, которые остались моими единственными близкими, может быть, прочитать мамины книги, изучить дедушкины разработки, найти хоть что-нибудь про отца… А с другой стороны — стоит ли оно того? Десятки лет загубленной жизни, оторванность от мира. Но — кому, как не мне, знать, что это такое. Теперь хотя бы появится цель.
И руки решительно тянутся к клавиатуре.
В первый месяц каждого сезона на столицу опускают защитный купол. “Опускают”, конечно, громко сказано: распыляют из огромных дронов, потом термосистемы ненадолго остужают воздух, и аэрозоль застывает прозрачной непробиваемой мембраной. И начинается время счастья, тишины и покоя: воздух, почву и водоемы повсюду очищают, можно без опаски войти в дом и забыть искупаться под санитайзером. Можно плавать в речке, правда, только в специально оборудованных и вычищенных местах, можно валяться на траве, зимой можно играть в снежки и лепить снегороботов. А спустя месяц купол истончается, мембрана теряет свои защитные свойства, и мы снова возвращаемся в загрязненную, хоть и такую привычную, рутину.
База Цитадели для сдачи спортивных испытаний выбирает защищенный куполом июнь, и это замечательно: как раз в мае закончились наши экзамены в учебном центре, и у меня появилось море свободного времени, чтобы подготовиться и привести свою физическую форму в мало-мальский порядок. А еще мы будем сдавать все на улице, что тоже не может не радовать: бегать кросс по настоящей пересеченной местности в лесу гораздо приятнее, чем в очках и кабине виртуальной реальности.
К счастью, спортивные вступительные нормативы не очень засекречены: при регистрации и подтверждении личности на официальном сайте можно найти информацию даже для разных возрастов. Немного напрягает, что нет различий между мужчинами и женщинами, но с другой стороны — это правильно. Поступив на государственную военную службу, ты перестанешь быть слабой девчонкой. Ты станешь Человеком, а для этого не предусмотрены различия в физической подготовке. Конечно, у мальчишек будет преимущество, но почему бы и не попробовать?
Честно признаться, в глубине души я боюсь провалить испытания, хоть и не особенно горю желанием служить на благо родине. Уже не первую неделю я думаю про таинственных Сергея Ивановича и Юлю. Он не отвечает на письма, точно так же, как Тимур, парень Даши — на звонки. Юля явно была знакома с мамой или даже была ее родственницей, ведь мама не просто так им пишет и упоминает этих людей как единственных, кто у меня остался. Конечно, меня мучают сомнения. Даже если я волей судьбы поступлю на службу и смогу найти Сергея с Юлей, что я им скажу? “Здравствуйте, моя мама писала вам письма, но вы не ответили ни на одно из них, а я, кажется, ваша дальняя родственница” — ну не глупости ли? Всякий раз обрываю себя на этом, и всякий раз снова тянет обратно. Ведь в этом мире мне терять нечего. Из близких… никого не осталось. Жить в квартире, где все напоминает о маме и дедушке — невыносимо. А Даша меня поймет и поддержит. В конце концов, может быть, я займу место чьей-то дочери, сестры или любимой девушки — так будет лучше.
Что делать со справками, думала я недолго. Конечно, если вдруг вздумают проверить, то мой план раскроется, и тогда не то что Цитадели не видать — позора на всю жизнь не оберешься. Но риск — дело благородное, пусть даже в столь корыстных целях. В очередной раз стараясь
