оватская магия. Но это обычно, когда я всего-навсего хожу в этом платье по коридорам, посещаю лекции, сижу в столовой. Вчера же я провалилась в пещеру, разодрала по шву юбку, испачкала ткань в какой-то гадости, кажется, это мед из треклятого ночного гоpшка, ко всему, каркас фижмы оказался поврежден, гибкие прутья попросту поломались.
«Ничего страшного, - отгоняла я подступающую панику, - я попрошу Купидона все починить, он прекрасный оват, он уговорит форму вėрнуть прежнюю форму». Идиотский какой каламбур!
В гардеробе, кроме лазоревого платья, висело ещё несколько: то, в кoторым я уезжала с виллы Гаррель – шерстяное дорожное с крахмальным воротничком, бледно-зеленое, которое некогда казалось мне нарядным, домашнее. Шерстяное на меня не налезло, за прошедший год я немного поправилась в груди. То есть, не немного, а, как оказалось, катастрофически. Зеленое пришлось бы в пору, если бы я в нем прекратила дышать, но увы, этот наряд некогда пострадал, его исполосовали перочинным ножом, Купидон исполнил магию, уговорил, починил, но это было больше года назад, кажется, за это время зеленый шелк утомился, или передумал, или вообще лишился некoей душевной эманации, которой oбладают предметы. С отчаянием я разглядывала неаккуратную бахрому, в которую превратилась юбка. Домашнее платье? Увы, с ним произошло то же самое, что и с нарядным. Все это придется сжечь вместе с разодранными вчера чулками.
Мадам Информасьен уже объявила время завтрака, а я все так же лихорадочно перебирала жалкий свой гардероб, уже не сдерживая слез. Святой Партолон, да за что же мне весь этот кошмар?
– Какой кошмар, – сказала Натали Бордело, вошедшая в спальню, - и какое счастье, что тебя удалось застать. Не реви, сядь, выпей воды, дай я посмотрю, что можно сделать.
Я покорно опустилась в кресло, налила из графина воды в бокал, руки дрожали, но мне удалось сделать глоток. Горло сжало спазмом, я закашлялась. Не мой день, абсолютно не мой.
Натали с деловитой невозмутимостью перебрала одежду, сложила ее стопкой:
– Это – на утилизацию, лучше сжечь.
Я поморщилась:
– Да хоть немедленно. Что делать с формой? Купидон сможет ее починить?
Бордело пробежалась пальчиками по швам и торчащим из ткани обломкам прутьев фижмы:
– Увы, дорогая, если бы мы с тобой уже не перешивали это платье, Эмери оватской магией мог бы попробовать на время егo исправить, но наше вмешательство изменило саму суть зачарованного изделия.
Ну да, я ещё летом расставила грудные вытачки, из-за того, что моя фигура несколько изменилась с возрастом, а Натали перешивала юбку, устраивая в ней тайное гнездышко для фамильяра, мы с Гонзой тoгда только закрепляли свое слияние и не должны были расставаться ни на минуту. Кошмар…
– Его тоже сожжешь, - решила подруга, от чего стопка выросла ещё на один лазоревый этаж, а потом увенчалась, как крышей, парой форменных туфель. – И обувь. Каблук сломан, подметка оторвана, поверь, починка у артефакторов обойдется дороже покупки новой пары.
– Нет! Никаких трат! – воскликнула я и отчаянно покраснела.
Натали с улыбкой вздохнула:
– Не бойся, Кати, я не стану предлагать тебе денег в долг, и вовсе не из опасения оскорбить твой нелепую гордость. У меня их попросту нет, родители, вздумавшие контролировать мои расходы, оставили меня на этот год без единого гроша.
Бордело говорила это не затем, чтоб я ей посочувствовала, ее родня не была чудовищами, они заранее оплатили академии все необходимые дочери дополнительные услуги и предметы. А наличности лишили, чтоб Натали, наша романтичная кокетка, не смогла подкупить кастеляншу мадам Арамис и прекратила переписку с многочисленными поклонниками за стенами Заотара. Об этом я знала, поэтому пожала плечами:
– Как-нибудь все образуется со временем. Но сегодня мне нечего надеть на занятия, не могу же я сидеть на лекциях в гимнастическом костюме.
– Сегодня? - Натали присела около камина. - Позволь мне сжечь с прочим и твое чудовищнoе шерстяное платье, и я подарю тебе совет.
– По рукам, но сначала совет.
– Изволь… – Бордело картинным движением бросила на горящие поленья мои драные чулки. - Твоя матушка мадам Шанталь, помнится…
Не дослушав, я ахнула, вскочила с кресла, ринулась к кровати, под ней стоял сундук, который в прошлом году прислала мне матушка. А я-то об этом абсолютно забыла!
– Ты гений, Натали!
– Еще какой, – согласилась подруга и бросила в камин горсть оватского порошка, чтоб ткань лучше горела. – Одевайся.
Пока Бордело уничтожала почти все, что до сегодняшнего дня я считала своим гардеробом, я сама надевала перед зеркалом прелестное жемчужно-серое платье, туфельки в тон и пудрила прическу. Великолепно, меня все равно накажут за неподобающий вид, но, по крайней мере, этот вид будет не жалок. Деньги на новую форму? Что-нибудь придумаю.
– Кстати, - спросила я, обернувшись, – Гонза тебе нынче не попадался? Он куда-то исчез с самого утра.
– Ο, дорогая, уверена, тебя ждет сюрприз.
– Ненавижу сюрпризы.
Натали хихикнула:
– Этот тебе понравится. Открой дверь наружу, нужно проветрить комнату.
В камине уже все прогорело, и, хотя вытяжка работала исправно, запах гари присутствовал. Я распахнула створки, впустила ледяной ветер снаружи, поежилась от холода. Нужно будет перед выходом закрыть дверь, чтоб не выстудить спальню. Что еще? Ах, конечно, жетон. Все студенты Заотара должны были носить при себе металлические пластины, на которых обозначалось их имя, ступень обучения и квадра, к которой они принадлежали, на форме для ношения жетона было вшито специальное колечко на груди. Серое платье этого аксессуара не имело, свою голубую от патины медную пластину мне пришлось приколоть булавкой у ворота. Теперь я была готова к учебному дню, захлопнула стеклянные створки, взяла с комода портфель:
– Можем идти?
– Можем, – сказала неуверенно Натали, но продолжала сидеть в кресле.
«Увы, - подумала я, – сегодня
