так похоже, что Даша не знала обидеться ей теперь или опять рассмеяться.
— Ведь, если я загадаю все желания, то ты уйдешь в бутылку. А я не хочу, чтобы ты уходил. Побудь со мной еще немного… — с надеждой произнесла она.
— Весело тебе со мной? — усмехнулся джинн. — Ну ладно, не загадывай пока. Спешить мне некуда.
— Точно! — обрадовалась Даша. — Погуляем завтра, я тебе город наш покажу. А ты в прошлый раз в этом городе был или где-то в другом месте?
— А ты не слишком любопытна, девочка? — вопросом на вопрос ответил Иббрис. — Ты вроде бы спать собиралась… Время, между прочим… — джинн неожиданно ухватил ее за левое запястье, на котором были часы, поднес ее руку к своему лицу и договорил:
— Два часа ночи. Все порядочные девочки в такое время давно спят.
— Столько всего произошло, — вздохнула Даша. — Мне теперь и не уснуть.
— А ты ложись, я спою тебе колыбельную, — вдруг предложил Иббрис.
— А это не будет за желание? — подозрительно осведомилась Даша.
— Нет, — улыбнулся джинн. — Я просто так спою. Раньше мне говорили, что у меня красивый голос.
Даша послушно встала с пола и улеглась в кровать, укутавшись одеялом. Джинн тоже встал с пола, присел на край ее постели. В руках у него, как по волшебству, появился странный музыкальный инструмент красивой изогнутой формы.
— Лира, — пояснил он, проследив за ее взглядом. — Закрывай глазки.
Даша послушно закрыла глаза, прислушиваясь к тихим струнным переборам, заструившимся по комнате.
Звук, глубокий и мелодичный, наполнял пространство волшебным потоком, смывающим все лишнее, наносное, проникал в сознание, отгоняя навязчивые мысли и отжившие чувства, растекался по телу, заставляя каждую клеточку дрожать. Даша приоткрыла глаза, рассматривая джинна сквозь ресницы. Он отдавался музыке без остатка, сжимая в руках инструмент, наклонив голову и прикрыв глаза. Его губы едва заметно шевелились. Его длинные тонкие пальцы ласково гладили струны, извлекая из них пронзительно нежную мелодию.
Лира пела в его руках высоким тонким девичьим голосом, рассказывая грустную историю об одиночестве, длящемся тысячелетиями. Но вот к голосу лиры присоединился низкий глубокий голос. Джинн запел. Он пел на неизвестном Даше языке, но голос его сильный и чувственный, словно проникал в самое сердце. Незнакомые слова друг за другом струились с его губ, сплетаясь в затейливый узор. Голос его манил и отталкивал, умолял и отвергал, плакал и смеялся, взлетал до безграничного неба и срывался с острых заснеженных горных вершин в бездонную пропасть. Джинн пел, изливая в песне настолько сильные чувства, что эта песня рвала душу, стекала по стеклу каплями холодного осеннего дождя, плакала последним журавлиным криком, билась о ржавые решетки темницы…
Даша сама не заметила, как песня закончилась. Она сидела в кровати, прижимая ладони к груди. По щекам текли слезы.
— Ну вот, — расстроено проговорил Иббрис. — Что ж это я? Хотел спеть колыбельную… А теперь ты вместо того, чтобы спать, плачешь.
Джинн отложил лиру в сторону, протянул руку и осторожно стер с Дашиной щеки слезу. Но слезы продолжали катиться из ее глаз.
— Ну, хватит… Что ты так… — растерянно пробормотал джинн, беря ее лицо в свои ладони и заглядывая ей в глаза. — Ты даже слов-то не разобрала. Почему так горько плачешь?
Даша покачала головой, опуская глаза и накрыв его руку на своей щеке рукой. Он действительно считает, что если слов не разобрать, то нельзя понять, о чем музыка?
— Ты и правда красиво поешь, — проговорила она, улыбаясь сквозь слезы. — Это так тяжело сидеть все время взаперти, не зная, когда тебя выпустят и насколько?
— Не так уж и тяжело. Чем дурнее попадается повелитель, тем сильнее я люблю свою бутылку, — усмехнулся он. — Ну так что там у нас со сном?
— А что это ты меня все время спать отправляешь? — возмутилась Даша.
— От тебя слишком много шума, — вздохнул Иббрис, искоса поглядывая на нее.
— От меня? — изумилась Даша. — Кажется, что с тех пор как мы познакомились, я даже рта не раскрыла.
— Это только так кажется, — со знанием дела заявил джинн.
— А знаешь что… — глаза Даши вспыхнули от новой идеи, пришедшей ей в голову.
— Что еще? — настороженно отозвался Иббрис. — Я уже начинаю бояться, когда ты так говоришь.
— Ай, ладно. Завтра… — махнула рукой Даша, падая обратно на подушку и натягивая одеяло до подбородка, но продолжая внимательно разглядывать мужчину, сидящего на краю ее кровати на расстоянии вытянутой руки. Разве она могла подумать еще несколько часов назад, когда встретила его у городской елки, что все так обернется? Но с другой стороны… Что ни делается, все к лучшему?
— А ты мог бы… — начала она осторожно и посмотрела ему в глаза. Джинн ответил ей задумчивым взглядом. — Провести со мной ночь. Ну… — она неопределенно взмахнула в воздухе рукой, не зная как тактично объяснить свою мысль. Но Иббрис, кажется, прекрасно понял, о чем она.
— Это будет твое второе желание? — спросил он серьезно.
— Да… То есть нет, — поспешно исправилась она. — Ну то есть… я подумала, что ты мог бы без приказа, а по своему желанию… То есть, если бы захотел и… У меня мужчины не было уже три года, — она тяжело вздохнула, окончательно запутавшись.
Джинн улыбнулся и вытянулся рядом с ней поверх одеяла так, что его лицо оказалось напротив ее лица совсем близко.
— Я бы захотел, — проговорил он, глядя ей в глаза своими удивительными прозрачно-голубыми глазами. — У меня женщины не было около двухсот лет.
Даша молча сглотнула, чувствуя, как от его слов сердце колотится в груди, а по телу пробегает дрожь.
— А что ты любишь в постели с мужчиной? — Иббрис продолжал внимательно смотреть ей в глаза. — Чего бы тебе хотелось от этой ночи?
— Ну… — растерялась Даша от поворота разговора на такие откровенные темы. — Я не люблю проявлять инициативу. Люблю, когда мужчина темпераментный, и сам знает, чего он хочет.
— Хорошо, — кивнул джинн. — Любишь ли ты долгие предварительные ласки?
От его вопросов Даша почувствовала, как все тело бросило в жар и щеки предательски начали гореть. Сердце выбивало чечетку, а дыхание срывалось, несмотря на то, что она пыталась удержать его.
— Да, люблю, — тихо ответила она, смущенно опустив глаза и слегка прикусив нижнюю губу.
— Ты любишь поцелуи с языком или одними губами? — он тоже понизил голос, приблизив свое лицо к самому ее лицу так, что она ощущала его дыхание на своих губах.
— Сначала одними губами, а потом глубже, с языком, — прошептала она, задыхаясь от желания испытать на себе то,
