Глянув на меня поверх бумаги, лорд оттон Грэйд заметил:
— Написать вы можете в любом случае. Даже матушке Иоланте. Другой вопрос — позволю ли я доставить ваше письмо.
Несколько секунд гневно глядя на последнего представителя династии Грэйд, я уточнила:
— Мне следует воспринимать сказанное вами как то, что письмо, написанное мной папеньке, вы несомненно прочтете?
— Несомненно, — подтвердил герцог.
После подобного мне оставалось лишь произнести:
— Доброй ночи, ваша светлость.
И развернувшись, гордо ушла в спальню, к моему бесконечному сожалению, супружескую. Где я нашла в себе силы снять халат, кое-как заплести волосы, лечь под одеяло и, размеренно дыша, удержаться от слез.
— Мне крайне любопытно, — голос герцога раздался в спальне, но я не желала даже думать о том, как давно маг здесь находится, — что именно вы собирались написать отцу такого, о чем мне не полагается знать?
Совершенно не имея сил на объяснение столь простых и всеми воспитанными людьми понимаемых терминов как личное пространство, я лишь повторила:
— Доброй ночи, лорд оттон Грэйд.
И повернувшись на бок, закрыла глаза, наглядно демонстрируя, что не намерена продолжать этот разговор.
Некоторое время в спальне царила тишина. Затем раздались тяжелые шаги, герцог подошел к постели с моей стороны, постоял, в итоге, нагнувшись, подвинул меня, предусмотрительно устроившуюся на самом краю, подальше от предполагаемого места, где собственно его светлость и должен был спать, и сел. Несмотря на праведное возмущение его действиями, я не открыла глаз и продолжала попытки погрузиться в сон.
Лорд оттон Грэйд, посидев так несколько томительных напряженных минут, произнес, скорее утвердительно, нежели вопрошая:
— Вы обижены на меня.
Не сдержавшись, холодно поинтересовалась:
— Вас это удивляет?!
— Бесит, — оказался предельно откровенен герцог.
— Доброй ночи! — прошипела не менее взбешенная я.
В спальне вновь повисла тишина.
А затем произошло то, на что лорд оттон Грэйд имел полное право и чему не смела препятствовать я. И потому, когда тяжелая мужская ладонь, проникнув под одеяло, коснулась моей ноги, я лишь зажмурилась, уткнувшись лицом в подушку, и, отчаянно закусив губы, взмолилась Пресвятому, обращаться к которому уже не могла.
Пальцы осторожно коснулись стопы, скользнули вверх по голени, едва притронулись к колену и вновь спустились вниз, после ладонь герцога замерла, чуть сжимая.
— У меня есть предложение, леди оттон Грэйд, — холодно произнес его светлость. — Вы сейчас прекращаете истерику по надуманному поводу и возвращаетесь к столу, и в этом случае я не буду продолжать эти, явно вам не приятные, прикосновения.
Вероятно, иногда, под влиянием сильных эмоциональных потрясений, а также счастливого осознания, что мой отец вовсе не продавал меня одному из жесточайших лордов королевства, в душе происходят странные изменения, сказывающиеся на поведении. И возможно, именно поэтому, вопреки всем доводам разума, я подскочила на постели и, прикрывшись одеялом, разъяренно произнесла:
— У меня также есть предложение, лорд оттон Грэйд. Вы сейчас молча оставите меня наедине с осознанием, что у меня имелся шанс избежать этого брака, и как минимум не будете требовать от меня невозможного, а именно очередной трапезы в состоянии изматывающего морального давления!
На мгновение воцарилась тишина, в которой мы с его светлостью прожигали друг друга полными ярости взглядами. Затем герцог рванул ворот черной рубашки, ослабляя его, криво усмехнулся и совершенно спокойно произнес:
— Ты же понимаешь, что настолько явное неподчинение я не могу оставить без наказания.
Несмотря на появившийся в груди страх, язвительно заметила:
— Понимаю, правила дрессировки обязывают наказывать за малейшую провинность.
Глаза оттон Грэйд сверкнули металлом, и он зло произнес:
— Дрессировка? Нет. Банальное требование уважать меня как супруга и повелителя.
— Требование уважать?! — мой голос сорвался на визг. — Нет, ваша светлость, вы требуете подчинения во всем, включая незначительные мелочи!
Усмешка и провокационное:
— А вам, моя дорогая, неизвестно, что жизнь состоит из мелочей?
Выразительно оглядев спальню его светлости, я заметила:
— В вашей жизни, лорд оттон Грэйд, практически не существует мелочей. Вы их не терпите, и ваши личные покои тому прямое подтверждение.
Усмешка превратилась в улыбку, и его светлость поинтересовался:
— Какое отношение моя спальня и личное пространство имеют к вашему прямому неподчинению?
Вопрос был поставлен таким образом, что оставалось ответить лишь:
— Никакого.
Его светлость кивнул, затем спокойно произнес:
— Все же не могу понять, что настолько выбило вас из колеи, что вы утратили восхищающую меня выдержку? Сообщение о том, что Ирек ментально воздействовал на вашего отца?
И я осознала, что в проницательности последнему представителю династии Грэйд не откажешь. Вынужденно кивнула.
Приняв мой ответ, герцог продолжил:
— Вы были обижены на отца за то, что он подписал брачный договор?
Я вновь была вынуждена кивнуть, ответить что-либо оказалась не в состоянии. Улыбнувшись, лорд оттон Грэйд произнес:
— И вы собирались написать ему, что у вас все замечательно, вы в браке и намерены оставаться леди Грэйд?
На этот раз я ответила скорее настороженным взглядом, нежели согласием. Ибо в этот миг у меня сложилось впечатление, что его светлость читает мои мысли.
— Ариэлла, — герцог протянул руку, коснулся моего лица, провел пальцами по щеке, — а вы не думаете, моя дорогая, как сильно поставили бы под удар вашу семью после подобного послания?
В душе все похолодело.
— Вот видите, — в голосе лорда оттон Грэйд промелькнула нотка укоризны, — стоит всего лишь отбросить эмоции, и становятся очевидны причины моего требования об ознакомлении со всей вашей личной перепиской.
С трудом сглотнув, я все же возразила:
— Отец должен знать, что я жива, и… что я…
— Хорошо, я позабочусь об этом, — уверенно произнес герцог. — Но о вашей судьбе ему передадут лично, без писем, которые, несомненно, перехватят. И, Ари, — взгляд стал суров, — если ваша семья дорога вам, не демонстрируйте свое отношение. Не стоит указывать противнику на свои слабые места.
Сначала я смотрела на его светлость с некоторым сомнением. После поняла и тихо ответила:
— Хорошо.
— Знаете, — герцог убрал руку, усмехнулся, — а я все думал, отчего сентиментальная монастырская воспитанница не делает даже попытки отправить весточку родным и близким. А выходит, вы злились.
