В это мгновение случилось сразу множество вещей.
В зале словно из ниоткуда появились люди в черном, и за пределами купола завязался ожесточенный бой. Зарычал, пытаясь разорвать сеть Смерти, Грэг. Завизжала мачеха. Запульсировал, обжигая, амулет у меня на шее.
Больно. Как же больно… В груди пекло, воздух не проходил в легкие, но я улыбалась — помощь все же пришла. Да — я погибаю, но человек, которого я полюбила, и мои друзья останутся живы, а Орден будет уничтожен. Такая мерзость не должна существовать ни в одном из миров.
А еще в голове прозвучал тихий уже знакомый женский голос, который продекламировал странные строки из какого-то стихотворения: «Лишь выпустив на волю свет, / Пойму я, что не угасаю»…
– А-а-а! – внезапно закричал Верховный, отпуская кинжал, торчащий в моей груди.
Затухающим сознанием я видела, как он с ужасом и неверием смотрит на свою руку, которая на глазах обугливается и превращается в пепел.
– Арнуэл, помоги! – закричал он магистру Сандару.
Магическая маска пропала с его лица, и я узнала ректора. Стало понятно, почему никто не обращал внимания на состояние Тэйлин, почему удалось так просто выкрасть адептов с закрытой территории академии, почему так злился Хран при одном лишь упоминании ректора, и даже как тому удавалось набирать в ряды Ордена новых адептов.
Тело Верховного прямо на глазах сантиметр за сантиметром обугливалось. Его лицо исказила мучительная судорога, он дико кричал, но магистр Сандар не спешил ему на помощь.
Вместо этого он подошел к выбивающемуся из сил Грэгу, сорвал сеть, которую тот уже частично порвал сам, и продолжил спокойно смотреть на черный пепел, в который превращался ректор.
Купол пропал, и я услышала, как завизжала моя мачеха и бросилась на магистра Сандара, но ее грудь внезапно пронзила огромная сосулька, запущенная кем-то из дерущихся, и крик резко смолк. Она посмотрела на окрасившийся красным кончик сосульки, странно квакнула и с удивленным выражением лица завалилась на бок.
Рядом появился Грэг в клубах тьмы, нервно метавшейся вокруг него. Эта тьма мимоходом обвивалась вокруг тех, кому не посчастливилось оказаться рядом, и душила своими щупальцами. Сам мужчина в панике смотрел на кинжал в моей груди и не решался к нему прикоснуться — боялся мне навредить.
– Тэя… Держись, слышишь? Сейчас… Я сейчас…
Я смотрела на мужчину, на осунувшееся обожженное лицо, синюшные круги под глазами и радовалась, что он жив. Еще немного, и сеть Смерти выпила бы его не хуже «вампиров» Маранжи.
Грэг зажмурился на секунду и уже собрался вытащить кинжал, как тот почернел и осыпался пеплом вместе со своим хозяином. А потом я ощутила, как тепло в душе смешивается с пульсирующим теплом амулета. Внутри будто загорелось обжигающее солнышко. Не выдержав очередной вспышки боли, я закричала, и из раны ярким протуберанцем вырывался золотистый свет. Свет, частью которого я внезапно ощутила и себя.
На несколько секунд зал потонул в золотистом сиянии. Все застыли, как пчелы в янтаре — время остановилось. Я удивилась немыслимой красоте и сюрреалистичности момента, а потом вместе с этим светом, не замечая стен и преград, вырвалась наружу и в считанные мгновения пронеслась по всему миру. И там, где я побывала, уже не оставалось скверны Маранжи, лишь пепел тех, кто предпочел жизни смерть и служение жестокой кровавой богине.
Свет схлынул. Я снова ощутила себя в подземном зале и увидела оседающий пепел на месте адептов Маранжи. Жертвенник, к которому я прилипла, задрожал и тоже начал рассыпаться пеплом. Грэг успел подхватить меня и отнести подальше от дыры, которая осталась на месте столба-гадюки. Зал тряхнуло так сильно, что посыпались позолота и штукатурка. Любимый прижал меня к груди и закрыл своим телом, но на этом все прекратилось. Он поднял голову и заглянул мне в глаза, но увидел лишь остекленевший взгляд, потому что я бесплотных духом стояла за его спиной. Душа прощалась с этим миром. Ниточка, которая связывала меня с телом, с каждой секундой становилась тоньше.
Трясущимися руками мужчина убрал пряди с моего лица и прошептал одними губами:
– Тэя… Тэя… Девочка моя… Этого не может быть…
Очень хотелось утешить Грэга, обнять, прижаться к нему, уткнуться в шею и вдохнуть родной запах, но я могла только смотреть и мысленно прощаться. С Грэгом, с ребятами, которые все еще сидели в клетках и кричали, чтобы их выпустили, с этим миром. У них обязательно все будет хорошо. У всех. Обязательно…
Внезапно рядом появился призрак женщины. Я вгляделась в ее лицо и поняла, что она может быть только одним человеком:
– Мама? Простите, эра Фрэй?
Женщина грустно улыбнулась:
– Можешь называть меня мамой. Ты спасла мою девочку и приняла ее частичку в себя.
– Но как вы здесь оказались?
– Я всегда была здесь с Тэйлин и с тобой, – и указала рукой на мой амулет. – Карделия думала, что полностью выпила меня. Но я слишком любила дочь, чтобы оставить ее одну. Частичке моей души удалось скрыться в медальоне и со временем восстановиться. Было очень больно смотреть, что делают с моей девочкой, и осознавать свое бессилие. Я могла ее поддерживать лишь опосредованно, но чем дальше, тем тяжелее было к ней пробиться, а потом стало и вовсе невозможно, – женщина тяжело вздохнула.
– Это вы помогли мне? – я указала рукой на зал.
– Я. Без второй инициации у тебя бы не получилось соединить свет твоей любящей души и заключенную в медальоне силу дракона — основателя этого мира. Но у нас получилось. Мы сделали невозможное — изменили этот мир.
– Изменили?
– Да, – она улыбнулась светло и радостно, но с толикой грусти. – Мы выжгли Маранжи и ее силу из этого мира. Она уже никогда не сможет сюда пробиться, а если ее адепты по воле злого рока еще когда-нибудь здесь появятся, то ничего не получат от привычных ритуалов.
– Разве так бывает?
– Бывает. Любящие души способны на многое.
– Хран рассчитывал на что-то подобное, когда давал вам амулет?
– Не знаю. Может быть. Его прозорливость всегда меня поражала.
– Он… странный, – обтекаемо охарактеризовала я Хранителя драконьего сердца.
И женщина снова улыбнулась:
– Есть такое. Но ты к нему все же зайди. Он расскажет много интересного.
– Зайти? – удивилась я.
Посмотрела на почти истаявшую тоненькую нить, соединявшую меня с телом, которое судорожно сжимал в объятиях Грэг, и перевела недоуменный взгляд на духа.
– Не отпущу! – внезапно зарычал мой магистр и, положив ладонь мне на грудь, туда, где была рана, а теперь остался только тонкий шрам, запел свою песнь-заклинание.
Тьма взбурлила, заставляя отшатнуться тех, кто стоял неподалеку. Она гладила мое лицо, волосы, обнимала за плечи, но ничего не получалось. Я не видела и не чувствовала никаких изменений, а нить продолжала истаивать. Голос Грэга дрогнул и стал особенно хриплым.
Не думала, что духи умеют плакать, но я смотрела на него и плакала. Хотелось прикоснуться… как же мне хотелось к нему прикоснуться, но руки проходили мимо, не замечая препятствий.
В этот момент я увидела, как пошевелился стоявший на коленях и согнувшийся магистр Сандар. Странно, что и он не превратился в пепел. Но тут он поднял голову, и я увидела, совершенно красные из-за лопнувших капилляров глаза и вздувшиеся почерневшие вены на лице и руках. Создавалось впечатление, что сила так и не решила: убить его или все же оставить в живых. Он явно испытывал дикую боль, по его лбу и вискам стекали капли пота, но, пошатываясь, он встал и, невзирая на ощетинившихся заклинаниями бойцов в черной одежде, пошел к Грэгу.
– Я лекарь. Я могу помочь, – просипел он и посмотрел в глаза заступившему ему дорогу бойцу.
Тот отшатнулся от такого зрелища, но, к моему удивлению, его пропустил. Ноги плохо держали старика, и он упал на колени рядом с Грэгом. Тот глянул на лекаря дикими глазами, тьма вокруг ощетинилась, но магистр твердил:
– Я лекарь. Я помогу. Сам ты не справишься. Не в этот раз.
