У Веты душа замирала при этих пируэтах, но куда деваться, стихия Русика, это воздух, а не земля.
— Русик, а где все? — спросила она у него. Русик показал рукой на каменной откос ближайшей горы, и крикнул:
— Они там.
— А что они делают? – спросила Вета.
— Листочки раскладывают на камне, — сообщил наивный Русик, выдав военную тайну. «Совсем сбрендили, — подумала Вета и пригрозила: — Ну, я им и дам».
— Позови мне Лотта, я иду коров доить, — сказала она Русику. Он называл её «мамой», но Лотта «папой» не называл никогда. Когда об этом просила Вета, он только отрицательно махал головой.
— Хорошо, — воскликнул Русик и полетел к компании, которая совсем недавно его выгнала, так как он своими крыльями разметал мокрые листья во все стороны.
— Чего тебе? – встретили его Вава и Жужу, поставленные на страже.
— Мама зовёт Лотта, молочко доить, — сообщил Русик, помахивая крыльями и зависнув в воздухе. Поглядывая на Балумута, скатывающего слой сухих побелевших листьев в тугой рулон, он спросил:
— Что он делает?
— Не твоё дело, — сообщил Вава, — это военная тайна.
Русик взлетел повыше и отправился к матери.
— Передал? — спросила его Вета.
— Да! — крикнул Русик, улыбаясь и пролетая рядом.
— А что они делают? — снова спросила Вета.
— Это «военная тайна», — поделился новым словом Русик и взвился вертикальным штопором вверх.
Лотт в это время помогал Балумуту засунуть тугой рулон листьев в трубу из коры молодого дерева.
— Продолжайте без меня, — сообщил он Гешеку и Балумуту.
— А вы слетайте к Маргине и предупредите её, — обратился он к Вава и Жужу.
— Далековато, — сообщил Жужу.
— Пусть вас Русик подбросит, — сказал Лотт, — только чтобы он сам туда – ни ногой.
— Хорошо, — сказал Жужу, и парочка взлетела в воздух. Через мгновение они сидели на голове Русика, вцепившись в его волосы, а он, раскинув крылья, стремительно пикировал над морем к далёкому Зелёному острову. «Какой красавец», — подумал Блуждающий Неф, с восхищением глядя на своё творение и чувствуя зарождающуюся дрожь в своём теле, сулящую ему приключения.
***
Солнце наполовину спряталось за беленькое облако, приятно лаская второй половинкой лицо Анаписа. Лёгкий, освежающий бриз с моря трепал расстёгнутую на груди рубашку, попутно охлаждая разгорячённое тело.
«Благодать», — подумал Анапис, сидя в плетёном кресле и наблюдая за шатром Маргины. Одно вспоминание об этом имени испортило ему настроение, и в душе забилась интенсивная злость, не имеющая выхода и кусающая саму себя, тем самым раздражаясь ещё больше. Анапис бросил испепеляющий взгляд на шатёр, уговаривая свою судьбу дать ему малейший повод уничтожить эту тварь, гадину, эту….
Он захлебнулся от непреодолимого желания, сердце громко застучало, вырываясь из груди, и даже в глазах потемнело.
«Неторопливых любит месть,
пусть вызреет её зерно.
Пусти вперёд обман и лесть,
навет, притворство заодно.
Его, души услада в том,
прижмёт к земле твоя нога
Не сожалея ни о чем,
добей лежащего врага»
Анапис с удовольствием вспомнил автора этих строк, поэта Махито, и в его душе наступила благодать. Однажды тот прочитал колючую эпиграмму на него, Анаписа, чем развеселил хабиба Бата, который долго смеялся, вытирая слёзы. Анапис не подал виду, и улыбался вместе с остальными, но через один год собственноручно отрезал Махито голову, по указу хозяина. Тот уличил его в предательстве, конечно, не без помощи Анаписа.
Набежавшие вспоминания отвлекли его от наблюдения, и Анапис не заметил, откуда взялась рыжая кошка, за которой увязался хозяйский кот Дормадор. Они чинно проследовали к ближайшим кустам на склоне горы и исчезли. «Вот, подлец, – даже восхитился Анапис, — и здесь нашёл себе подружку». Он откинулся на кресло, подумав, что можно пока вздремнуть, но какое-то неясное чувство опасности насторожило его, и он оглянулся.
Что-то случилось, но Анапис не мог понять, откуда ему ждать неприятности. Движимый неясным предчувствием, он, невзирая на запрет хабиба Бата, откинул полог шатра и заглянул внутрь. Там никого не было! Вмиг покрывшись холодным потом, Анапис лихорадочно думал, куда улизнула Маргина, и что ему будет, когда об этом узнает хабиба Бата.
Его мысли прервал свист и рядом заклубился дым. Анапис машинально посмотрел вверх и увидел пикирующего на него человека с огромными, распахнутыми крыльями. От него вниз потянулись белые струйки, которые вспучились на земле облаками дыма, заполнившие всё пространство вокруг.
В шатре хабиба Бата раздался крик и Анапис, задыхаясь в белом дыму, помчался туда, спотыкаясь о камни. На пороге шатра он увидел лежащее тело хозяина и, не размышляя, схватил его и с последних сил потащил по склону горы.
Он нёс его, пока хвалило сил, а потом упал рядом с неподвижным телом. Дым остался внизу, волнами колыхаясь под действием ветра. Приложив ухо к груди хабиба Бата, он с облегчением услышал редкие удары. «Ничего, — подумал Анапис, — оклемается».
На голову посыпались кусочки земли, и упала тёмная тень. Анапис поднял голову. Его изумление не имело границ – в небе плыл Таинственный остров, как его называла Маргина, а сама она карабкалась по верёвочной лестнице вверх, держа в руках кота Дормадора. Анапис вскочил, выхватил из-за пояса короткий нож и бросил в висящую фигуру. Маргина дёрнулась и уронила кота, который громко мяукнув, уцепился за верёвку лестницы. В ноге Маргины торчал нож и Анапис злорадно и радостно закричал, но тут же взвыл от боли – в щеку и шею воткнулось что-то острое.
Перед носом прожужжали две огромные пчелы и, в довершение всего, из руки Маргины вырвался огненный шар, который окатил его с ног до головы. Затрещали, вспыхивая, волосы, одежда превратилась в огненный факел и Анапис, воя от боли, принялся кататься по земле, сбивая пламя. Это ему удалось, но голова, как обожжённая головёшка, ещё дымилась, подвергая его невыносимой боли. Но через мгновение ему стало хорошо – кто-то огрел его по злополучной голове.
Когда подбежали моряки со «Зверобоя», хабиба Бата уже немного пришёл в себя. Его осторожно перенесли на корабль и уложили в каюте, так как в лагере, возле шатров, всё также клубился дым. Анапис подошёл к берегу, плеснул себе на голову водой и тут же закричал от боли, проклиная самого себя за забывчивость.
Подошедшего капитана Краббаса, пытавшегося ему чем-то помочь, он грубо оттолкнул и ушёл в лес – искать корень травы виллой[21], лечащей ожоги.
