и кто мне, стесняюсь спросить, это запретит?
Пререкаясь, он подвинул меня вместе с покрывалом, на котором я разлеглась в позе звезды.
— Я! Ты что! Не будешь ты со мной спать!
— Девочка моя, уверяю, что никто на твои прелести покушаться не будет. Не очень надо, знаешь ли!
— Пфф!
Пока он не разлегся на пустой половине кровати, я выбралась из плена покрывала и закинула ноги на его половину.
— Даже не думай! Девочки спят отдельно, мальчики — отдельно! — приказным тоном сказала я.
— Тогда иди и ложись на жесткий диван, никто тебе не запрещает! — вдруг выдало это животное.
— Ишь чего удумал! Сам ложись!
Павел легко откинул мои ноги, от чего я перевернулась на живот и забарахталась в постельном белье.
— Давай-давай, возмущайся и будет с тебя!
Он лег на спину и с удовольствием откинулся на подушки, закинув руки за голову.
От переизбытка чувств не удержалась и легко пнула его. Паша в долгу не остался, перевернулся и, совершенно не напрягаясь, поставил меня на ноги у кровати.
— Кто последний ложится, тот и выключает свет. И не надо тут на меня так красноречиво молчать, меня этим не проймешь, — он снова тихо засмеялся, а я топнула ножкой. Сдула челку со лба и попыталась прилечь обратно. Однако Павел с реакцией мангуста предугадывал все мои телодвижения. Мне не пришлось делать ничего другого, как идти искать выключатель.
Пока я блуждала по небольшой комнате, шаря руками по стенам, Паша посмеивался и не отрывал своего взгляда от меня. Казалось, что даже при свете электричества его глаза горят зеленоватым светом.
Улеглась на свою половину и вздохнула. Конечно же, сон не шел, в голове крутились все события дня, особенно — важное открытие, что в нашем мире есть оборотни.
— Ну, и как это? Как быть оборотнем? Как думаешь? — не выдержала я и спросила то, о чем хотела узнать уже довольно давно — несколько часов.
— Ээээ а как это- быть блондинкой? — этот дурень никак не унимался и все время шутил.
Я не выдержала и решила парировать удары также, как и он:
— Ты все смеешься надо мной, а ведь мне не надо бегать за белкой, чтобы наесться!
— А мне- покупать юбочки, чтобы чувствовать себя красивым! — он правда думает, что это удар под дых? Трижды «ха»!
— А мне — спать в старых прелых листьях! Думал, не замечу, да, что у тебя в твоей комнате страха находится? — не могла я не уколоть его в самое больное место. По крайней мере, для меня это место было бы очень больным — мало того, что спать на его продавленном диване было невыносимо неудобно, то уж на полу, да еще в листьях…
— О да! Это ты уж сразу углядела, мисс "Залезу в каждую дырку"! — Пашка лежал и смотрел в потолок, куда смотрела и я.
И мне было так смешно и хорошо от того, что мы вот так просто, без злости, подкалываем друг друга, что казалось, будто бы мы давным-давно должны были это сделать. Сблизиться так, в ночи, что все задиристые шутки веселят до кончиков ногтей.
— До тебя, конечно, мне далеко, мистер "Мне ничего не надо, буду жить в хлеву"!
— Знаешь, что! Зато мне не надо выбирать лаки для ногтей полвечера! — ухмыльнулся он.
— Да уж, эти муки выбора… А мне, а мне… не надо мучиться линькой!
Вдруг Пашка повернул свою голову ко мне, сверкнул во тьме своими зелеными глазищами и сказал то, от чего мое сердце практически остановилось.
— А мне — страдать от мысли, что никто замуж не берет!
— Ах так!! Зато у меня нет блох!
— А у меня есть совесть!
Мы помолчали. Внутри расцветало чувство обиды на его слова. Мы всегда препирались, но тут, кажется, кто-то из нас перегнул палку. Или я с блохами, или он с не ликвидностью меня как невесты.
Я уже и плюнула на то, что Авиз взял, да и поменял коней на переправе, решив, что я ему не подхожу. Сказать по-честному, он и мне не особенно подходил. Несмотря на крутой нрав и горячую натуру, для меня он не стал похитителем сердца. А вот кое-кто, жутко похожий на флибустьера в грозовом море, похоже, стал.
Но что я могла ему предложить? Мы совершенно разные люди. У каждого свой интерес, свой путь. У меня — работа на рынке, мечты о несбывшейся работе журналистом, хотя, это и не мечта больше, а обычная навязчивая идея, как жвачка, потерявшая вкус. Потому что будь у меня сила воли, и рвение стать настоящим журналистом, я сразу же бы побежала писать материал о том, что увидела на дворе у Пашиного дома, когда Петр внезапно превратился на моих глазах в медведя. Просто в секунду из мужчины с огромными мускулами — хоп! — и стал медведем с огромной пастью. И филейной частью. Такой же внушающей страх, к слову.
И потому миссия моя здесь завершена. Паше нравится жизнь, состоящая из приключений, природы, простая, немного дикая. И я, как бы ни старалась, все равно не смогла бы сделать его домашним щенком. Каждому свое. Мое, видимо, еще не появилось на моей орбите.
— Да, детка. Я — сексиволк, и тебе надо с этим как-то смириться.
Эти слова в ночной тишине стали спусковым крючком для нас.
Каким-то образом напряжение, которое повисло после его слов, лопнуло.
Паша хихикнул, я за ним, он засмеялся, и я тоже, и спустя какие-то минуты мы уже валялись на кровати, судорожно вдыхая воздух, загибаясь от смеха.
Как же с ним было легко! Смеясь над другими и собой, он точно делал жизнь острее.
А потом, лежа в темноте и глядя в потолок, мы, наконец, начали разговаривать как настоящие взрослые. Давно знакомые, живущие когда-то одними интересами, словно большие люди из маленького городка. Пашу интересовало все: и стоит ли до сих пор старый тополь у его подъезда, превращающий в июне детскую площадку в снежное королевство своим пухом; и поженились ли двое из его группы, скрывающие отношения так нелепо, что о них знали все и все; и как так получилось, что я бросила профессию, изучению которой отдала пять лет.
Мы словно сели в пустой трамвай и смотрели на все из его окна. Темнота, окружающая нас, давала простор фантазии и перед глазами легко вставали представляемые картины. Вот мы проезжаем мимо нашего университета, и парочка, как по команде, расцепляет руки, делая вид, что только что не они глядели друг на
