из помета.
— Брату ты нужна, — сказала ведьма тихо. — И себе.
— Брат женится и про меня забудет, а я так и останусь в чужом доме приживалкой.
— Иногда так даже проще, — пожала плечами Марика. — В деревне жизнь куда тяжелее, чем у тебя. За скотиной присмотри, избу прибери, приготовь, мужа и детей накорми, в огороде успей поработать и в лес сбегать по ягоду, а зимой твоё дело — одежду шить на всех да прясть. И это ещё повезёт, коли муж кулаки распускать не будет. А здесь живи себе тихо, спокойно… И без куска хлеба не останешься под старость лет.
— Хорошо тебе, старухе, говорить! Ты свою жизнь прожила, замужем, поди, побывала, детей вырастила…
— И всю мою семью угуры зарезали, да. Хорошо мне об этом говорить.
— Мою тоже, — буркнула Катерина. — Родителей, бабку с дедом. Брата хотели в полон вести, он красивый. А меня… ну меня на месте попробовали. Я уже слишком взрослой была.
Да, по окраинам моревских земель угуры прошлись знатно. Потоптали землю Бергородскую да Лисгородскую, пожгли, поглумились над старыми и молодыми. И Бергород бы, поди, взяли, кабы Ольг Бурый войско не привел.
— Славный у нас княжич, — Катерина, пожалуй, думала о том же, о чем и Марика. — Сильный, могучий, красивый. Вот бы он меня в полюбовницы взял! А может, и в жены, чем я не годна?
Ведьма закашлялась от неожиданности.
— А что, старая, свари мне напиток любовный, — оживилась вдруг Катя. — Чтобы Ольг Андриевич на меня как поглядел, так сразу глаз оторвать не смог бы. Чтобы дышать без меня не мог! Свари, я заплачу, правда, у меня есть деньги, я накопила!
— Не умею, — хрипло ответила Марика, про себя решив, что этой дуре сварит разве что зелья, что кишки ей прополощет. — Я не волхвица, у меня и силы такой нет.
— А и ладно. Знаю я одну в посаде, она заговор прочитать может и иглу мне волшебную даст. Я ее в изголовье постели Ольговой воткну, и он во сне каждую ночь меня видеть будет! Только ты молчи, никому не говори, а то Никитка мне все косы повырывает. И вдруг сможешь — укради какую-нибудь вещь княжью, лучше платок или рубашку, нужно будет для обряда.
Марика прищурилась. Ага, как же — “не говори”. Непременно Ольгу и расскажет, да побыстрее. Катька ведь и не знает, какими силами то колдовство творится.
Чары бывают разными. То, что Марика умела делать, то и чарами не назвать было. Просто она брала природные силы и ласково, нежно направляла их в нужное ей русло. А травы и вовсе просто слышала, познавала. Ежели дар есть и терпение — сие не сложно вовсе, а интересно и приятно. А на заговоры она отдавала всегда часть себя, крупицу своей силы, оттого и немногое могла, и зла творить не стала бы ни в жизнь. Сила-то вернется, да вот какая?
Но были люди, что чужую силу могли черпать, черную, опасную. Марика и знать не хотела, где они ее искали. Зимогор рассказывал, что на кладбищах, да в местах, где кого-то убивали, а то и сами кровь проливали. Он такое тоже умел, но брезговал, разве что при необходимости мог черную курицу зарубить или крысу какую-то.
Но то Зимогор, воин бывший, знавший цену крови человеческой и горю людскому.
А были и другие. Обычно — женщины. Так в мире устроено, что женщины — более чувствительны к тонким материям. У них и чутье выше, и слышать умеют лучше. И, что самое страшное, женщины часто более жестоки и жадны. Оттого бывают в землях моревских не ведьмы, а колдуньи, те, что в зелья свои кровь добавляют, да боль, да страх людской.
Видимо, такая имелась и в Бергороде, и это было нехорошо.
Колдуньи тоже лечат, но своей силы у них нет, и они высасывают ее из кого-то другого. Глядишь, излечат тебе почечную колику, а сосед твой потом от боли мучается. Или вот булавки всякие да пояса приворотные: человеку добра от них никогда не будет. Потом цену все равно придется заплатить, и кто знает, какова цена та будет?
А все же на миг у Марики горячо забилось сердце: а ну как колдунья та знает, как проклятье снять, как молодость свою вернуть? Отчего и не попробовать? Может быть, цена, предложенная ей, Марике по карману будет?
— Расскажи мне, как эту твою знакомую зовут? — тихо спросила Катьку. — Как ее найти?
— А тебе зачем? — недоверчиво покосилась девушка.
— Травы у меня закончились, — наврала Марика. — А в Бергороде аптеки из рук вон. Не травы там, а сено. Может, у колдуньи что-то прикупить можно. Я без трав своих как без рук, правда.
— А, ну да. Травы у Беруники должны быть, я видела. Значится так. Я ночью туда пойду и тебя с собой прихвачу, вдвоем-то не так страшно. Даже и лучше будет. Да и Беруника тебе, может, дверь не откроет. А меня-то она знает, не первый раз я к ней приду.
Вот оно как… А для чего ж ты к колдунье ходила, красна девица? Марика вдруг вспомнила и зелье “прокисшее”, и издохшего ушанчика, и странную Ольгову болезнь, которой быть не должно. Надо бы спросить у этой вашей Беруники, кто еще из дома Бурых к ней захаживает по ночам!
— Я тогда полежу пойду, — сказала она Кате. — Дети тихо играют, не бедокурят. А ты вечером за мной зайдешь.
— Иди, иди.
Оставив Катьку мечтать о жизни княжеской, Марика спустилась было в кухню, где, как она полагала, назначено ей место для жития. Но первый же встреченный незнакомый отрок в широкой алой рубахе, подпоясанной синим поясом, ее окликнул:
— Кого ищешь, матушка? И не жарко тебе в кафтане? Давай помогу раздеться?
Только тут Марика сообразила, что в доме стало очень тепло. Раньше-то прохладно было, она и платок не снимала теплый, шерстяной. А сейчас и в самом деле волосы были влажные от пота.
— Спасибо, добрый молодец, раздеться я и сама могу, — усмехнулась женщина. — Помощники не нужны, даже молодые и красивые.
Тот рассмеялся радостно и сообщил:
— Для тебя комнату княжич приготовить велел. Небольшая, но с печкой
