— Ты должен думать не обо мне, а о себе. Ты вампир, Томáс. Сколько тебе лет?
Он морщится, не желая отвечать на мой вопрос.
— Томáс, я могу помочь тебе вернуться в клан, — произношу, и немного придвинувшись к нему, смотрю на его профиль в темноте.
— Я не хочу туда. Мне и так хорошо. Я скрываюсь от них много лет. Если бы я хотел быть в клане, то был бы, а я не желаю. Мне нравится жизнь отшельника.
— Ты можешь и дальше быть отшельником. Но если они не будут знать о тебе, то ты станешь угрозой, и они убьют тебя. А если ты придёшь и скажешь, что ты один из них, то они примут тебя. Законы вампиров уже давно перестали быть таким жестокими, как раньше. Жить стало проще и не нужно скрываться. Они не звери, просто пытаются держать всех вампиров под контролем, как и оберегать людей, защищаться от них же.
— Но я не хочу называться так, как они. Не хочу. Я не такой. Они всегда были и будут ублюдками, а я нет.
— Ты такой же, как и они. Ты тоже убивал, Томáс. По незнанию или по неосторожности, или по ещё какой-то причине. Они так же убивали. Но сейчас ты никого не убиваешь, как и они. Время изменилось, и жить прошлым это заведомо глупый выбор. Я не призываю тебя обнаружить себя, а лишь прошу перестать скрываться хотя бы от самого себя, оттого что ты вампир, и внутри тебя есть тьма. Это нормально для такого, как ты.
Томáс переводит на меня напряжённый взгляд.
— Их много? Вампиров вокруг тебя?
— Очень. Стан вампир и его отец тоже, есть ещё Совет. И много других вампиров везде, тот же Сав, он тоже полукровка. Но о нём знают, и он выбрал путь отшельника. Его никто не трогает. В последнее время я живу с людьми из-за своей болезни. Никто не убил меня, никто не принуждает меня, стать такой же, потому что… я…
Я должна сказать ему. Должна сказать Томáсу о том, что я вампир.
— Ты слишком много знаешь о них, и тебя защищает Стан. Ты его фамильяр, — заканчивает за меня Томáс. — Я знаю, что вампиры подавляют волю людей, обещая им обращение, а на самом деле только пользуются ими.
— Это не так. Боже, Томáс, это совсем не так, — смеюсь я, мотая головой. — Это не так. Я не фамильяр Стана, и уж точно он не может приказывать мне, как жить. Я не отрицаю, что вампиры до сих пор пользуются услугами фамильяров и, действительно, их обманывают. Но если человек придёт к другому вампиру и попросит защиты, справедливости и наказания для обманщика, то его наказывают.
— Если всё так хорошо, то почему ты до сих пор не вампир, Флорина? Ты умная и сообразительная, давно живёшь среди них и легко общаешься с ними, но ты не вампир.
— Томáс, я… это сложно. Я заболела, и это даже обрадовало меня. Я хотела умереть. Последние годы я жила совершенно бесполезно. Я давно уже была мертва. Но сейчас… сейчас я опасаюсь, что у меня слишком мало времени для того, чтобы помочь тебе.
— Мне? Я не умираю, Флорина. Ты умираешь. Я, вообще, умереть не могу, — мрачно произносит Томáс. — А я пробовал. Говорили, что если отрубить голову, то вампир умирает. Это неправда. Я жив. Я был на гильотине, и мне отрубили голову. Но моя голова вернулась на место, её, как магнитом притянуло обратно, и я снова ожил. Я отрубал себе части тела. Я был на нескольких войнах и всё никак не умру. Я даже травил себя. Ничего.
Мой рот приоткрывается от шока. Это невозможно. Это просто невозможно. Вампиры умирают, я это видела своими глазами.
— Даже однажды, во время войны, я наступил на бомбу, меня разорвало в клочья, но потом я открыл глаза и нашёл себя голым, снова живым среди мёртвых и гниющих людских трупов.
Во все глаза смотрю на Томáса. Я знала, что он древний вампир с чистой кровью. Но о том, чтобы иметь возможность собирать себя по кусочкам, я слышу впервые.
— Я пугаю тебя? — спрашивая, Томáс напряжённо смотрит на меня.
— Нет, удивляешь ещё больше. Я не слышала таких историй, а слышала и видела уже многое. Сколько тебе лет, Томáс?
— Я не знаю. Понятия не имею.
— Как так? У каждого вампира есть возраст. Когда ты родился?
— Я не знаю. Отец никогда не говорил об этом. Моя память начинается с момента, когда я был похож на пятилетнего ребёнка, и это был одиннадцатый век.
Охренеть. Выходит, что он даже старше моих родителей. Чёрт.
— Но я слышал, что говорили обо мне в клане. Я был не таким, как все. Я был больше мёртвым, чем живым. Они говорили, что я слишком долго нахожусь в одном возрасте, дольше, чем такие же, как и я.
— Чем чище кровь, тем сильнее регенерация тела и дольше молодость. Время не подвластно над теми, кто рождён от себе подобных и благословлён Создателем, — шепчу я.
— Это откуда? Не помню такого в Библии, — хмыкает Томáс.
— Это… это из исторических книг, которые хранятся у старейшин. Стан… он позволял мне читать их, чтобы я могла больше знать о нём и не боятся его. Выходит, ты один из самых первых. Ты и есть часть Создателя.
— Нет, я часть дьявола, Флорина. И это плохая часть меня. Я могу быть очень опасен. Очень. Хотя сейчас я легко контролирую себя с людьми и вампирами, могу скрыть свою сущность, но с тобой она вырывается наружу. Она причиняет мне боль.
— Она требует внимания, Томáс. Ты не сможешь долго игнорировать то, кем ты являешься. Однажды твоя сущность прорвётся и возьмёт полноценный контроль над твоим светом, потому что ты не питаешь тьму. Чтобы жить в балансе, ты должен в равной степени обращать внимание на свет и на свою тьму. Ты…
Внезапно мой рот прижимается к чему-то мягкому, тёплому и настойчивому. Я моргаю один раз, понимая, что это губы Томáса. И я должна бы разобраться, в чём дело, чтобы защитить свою семью, но моя кровь резко и необузданно вскипает, вынуждая меня, вцепиться в плечи Томáса и прижаться к нему. По всему телу проходит сильнейший разряд энергии, словно меня, действительно, стукнуло током. Пальцы Томáса путаются в моих волосах, и он прижимает меня ещё ближе к себе. Его губы мягко, но в то же время требовательно двигаются на моих. Его язык прорывается в мой рот, и я ощущаю его вкус, отчего дрожь опять сотрясает моё тело. Он потрясающий. Все рецепторы моих нервов становятся в разы сильнее и чувствительнее. Я погружаюсь в невероятный мир похоти, туманящей разум.
И как быстро всё началось, так же всё и прекращается. Неожиданно. Резко. Неправильно.
— Томáс, — выдыхаю я. Моя грудь быстро и резко поднимается и опускается в такт моему быстрому пульсу. Он обратился и стоит в углу, тяжело дыша.
— Прости, Флорина, я не сдержался. Я не хочу тебя убить, — с трудом произносит он. — Я безумно хочу тебя. Ты моя, но не хочешь ей быть, а если я продолжу, то убью тебя. Я выбираю жизнь для тебя.
— Томáс, ты не убьёшь меня. Ты не сможешь. Я…
— Смогу, чёрт возьми! Посмотри на меня! — он повышает голос, показывая на своё лицо.
— И что? Я видела это сотню раз. Я не умру, если ты продолжишь. Но если остановишься, уже зная о том, что я есть, ты умрёшь. Это уже доказано. Если вампир отрицает свою кровную связь со своим партнёром, то он умирает. Он умирает, Томáс. И я вытерплю, потому что я тоже этого хочу. Я могу дать тебе это, и тогда твоя кровь успокоится. Я…
— Нет. Лучше я умру, чем причиню тебе вред. Вчера я едва не убил тебя. Я укусил тебя. Я не питался таким образом большую часть своей жизни и вот снова сорвался! Ты не понимаешь, насколько я опасен! Я чудовище, Флорина! Я не Стан. Я беру, а не отдаю! Я хуже! И я не причиню тебе вред! Я справлюсь сам! Не провоцируй меня! Не соблазняй меня! Не убеждай меня в том, что моя тьма когда-нибудь станет для тебя приемлема! Нет!
Томáс срывается с места, и через секунду его уже нет. Я падаю на кровать и тяжело вздыхаю. Он поцеловал меня. Я касаюсь своих губ, ощущая, как температура моего тела повышается ещё на пару градусов. Он начал отсчёт. Он пообещал моей крови и своей, что мы сольёмся и обменяемся кровью в знак принятия нашей судьбы. Томáс не сможет теперь контролировать себя, потому что будет сходить с ума. Я видела такое и знаю об этом. К тому же он очень древний. Он старше меня и моих родителей. И по праву он должен занимать моё место. Это его место.
