— Прости меня, ты не виноват.
— Прощаю. И ты меня прости. Что-то было в прошлом? Он уже тонул? Ты поэтому так испугалась?
— Да…
Он не без сожаления выпустил Листян из объятий, отвёл к костру, посадил на одеяло и сунул ей в руки чашку с травяным чаем. Одеваться, подумав, не стал: пусть рассмотрит его. Он ведь не зря рубаху снял. Хотел покрасоваться перед ней. Другие женщины им восхищались, говорили, что он отменно сложен, вот Нарану и захотелось, чтобы Листян его разглядывала.
— Расскажи мне, я хочу знать.
— Ингвар тонул дважды, — тихо начала женщина. Пальцы у неё все ещё дрожали. — Первый раз был совсем малыш, едва научился ходить. Жарко было, лето. Мы с девками пошли к реке, они — за сластуникой, это ягода такая в светлых рощах растёт, а я с сыном возле воды их ждала. Не знаю, как вышло, но только я отвернулась, а он уже под воду ушёл и течением его уносит. Я ведь плавать совсем не умею, Наран. Но тут бросилась в воду не раздумывая. Не знаю, не помню как вытащила. Ингвар ревел, я ревела, мокрые оба… Матвей потом так орал… курицей меня называл безголовой, кукушкой…
— Ну и дурак.
— Матвей вспыльчив очень был. В гневе страшен. С тех пор со мной всегда нянька ходила.
— А второй раз?
— Это уже в деревне было. Когда Ингвара из Лисгорода выгнали, Матвей его далеко увёз. Но место там славное, деревня богатая, лес, река, ягоды и грибы. Я приезжала туда на все лето к сыну. Хорошо там было, просторно, почти Кох. Ингвару нравилось. Друзья у него были там, учителей Матвей лучших нанял… Ну и в один из дней принесли мне его синего, бездыханного. Рыбу ловили с мальчишками, а разбудили какое-то чудище речное. Мужики потом выловили — под три аршина длиною рыбища усатая. Сети с детьми уволокло на дно, в омут. Двое погибли, одного спасли. Ингвара мертвым мне принесли. Если бы огня во мне не было, я бы его потеряла. А так — заговоры, которым меня Зимогор учил, помогли, да дыхание я ему своё отдавала, а мужики трясли, на грудь нажимали. Перевернулся на бок, воду из себя исторг…
— Прости.
— Матвей после запретил Ингвару в воду заходить, сказал, что третьего раза он не перенесёт.
— Лис, я бы жизнь отдал, но сына сберёг. Поверь мне. Он теперь — самое дорогое, что у меня есть в этом мире. Да и место знакомое, меня там Баяр плавать учил.
— Я знаю, Наран. Но испугалась… словно в тот страшный день вернулась.
— Прости, — он потянулся, привлекая осторожно, мягко женщину в свои объятия, утыкаясь носом в ее волосы и жмурясь. Не удержался, дыша ей. — Мы его найдём. Обязательно.
— Это… он лисом оборотился? Почему? Как это возможно?
— В деда пошёл, — вздохнул Наран. — Отец мой — демон-оборотень. Он меня предупреждал, что через поколение может перейти это проклятье.
— Как это отец? Ты же — приемный?
— Ну а что ещё может сказать мужчина, который из степи принес ребёнка? Не младенца даже, а уже с зубами и умеющего ползать? Лисица меня родила, лисица вскормила, а отец кровной клятвой был связан со старым ханом, да и среди людей ему больше нравилось. Он мне потом рассказал. Тем более, что я и оборачиваться не умел, что делать человеку среди оборотней?
— Наверное, меня поэтому лиса приняла, — догадалась Листян. — Почуяла свою кровь. И поэтому ты ее видел, да?
— Возможно. Все, успокоилась? Вставай, пойдём отрока искать, пока он глупостей не наделал.
Но Ингвар спрятался надежно. Маленький, легкий, он не оставлял следов в высокой траве. Лишь иногда придушенная птичка давала понять, что он жив.
Наран тщательно скрывал свое беспокойство. Он ничего не знал про оборотней, отец не рассказывал, а теперь за сына было страшно.
Ночью был дождь. Не простыл ли мальчик? Это они прятались под одним одеялом, а потом сушили у огня одежду. А лисенок, степь не знающий, нашел ли укрытие? Не вредно ли ему так долго оставаться в зверином облике? Человеческие следы не встретились ему ни разу. Лисьи — видел. Что мальчик ест? Птицы и кусарки были убиты, но не съедены. Не голодает ли Ингвар? А что, если он в таком виде вовсе не разумен? А если он не может обернуться обратно? Не выйдет ли так, что мальчишка навеки застрял в лисьем теле? Может, стоит сделать ловушку?
— Никаких ловушек, — заявила Листян. — Даже не думай! Не позволю свое дитя ловить в силки, как зайца!
— А как нам его еще поймать? — начинал злиться Наран (ощущать себя беспомощным было непривычно и неприятно).
— Выманить? Ну, оставить на видном месте нормальную, привычную еду, спрятаться в кустах…
— А потом? Пальнуть из лука? Ты когда-нибудь пробовала лицу голыми руками изловить? Да и не подойдет он, запах наш почует.
— Если ты такой умный, то придумай что-то другое.
Наран вздохнул. Она имела право злиться.
— Еду все же оставить нужно, — признал он. — Хоть поест нормально.
— Смотри, там, у реки, — вдруг вскрикнула Листян, вскакивая на ноги. — Лиса!
Он оглянулся и тоже вскочил. По высокому берегу, над самым обрывом, за маленькой птичкой кралась худая ушастая лисица.
— Стой, — воскликнул он. — Это не он.
Как узнал? Как почувствовал? Просто — ощутил, словами это не объяснить. Но Листян удержать — что воду в горстях носить, что ветер шапкой ловить. Она уже мчалась к обрыву. Наран бросился за ней, но не успел: раскисший от ночного дождя берег вдруг поехал у нее под ногами, увлекая и траву, и землю, и саму женщину, нелепо взмахнувшую руками, вниз, прямо в реку.
Лисица даже с места не сдвинулась, удивленно поглядев на Нарана, который прыгнул за степнячкой следом.
34. Нашли
Упала Листян удачно, прямо в воду. Тут было глубокое место с холодными ключами, не расшиблась она, ничего не сломала, просто испугалась.
Наран, не раздумывая, прыгнул следом. Помнил, что плавать она не умела и воды боялась. Подхватил ее, отчаянно барахтающуюся и вопящую от страха, под мышки и потащил к месту, где можно было вылезти на берег без особых усилий.
— Из-за тебя мы его упустили!
Он, не выпуская ее из рук, встряхивался как пес.
— Ты… он был так близко!
— Молчи, женщина, — прошипел он сквозь зубы. — Одни проблемы от тебя. Вовсе это был не Ингвар, другая лиса совсем.
— От меня проблемы? — взвизгнула Листян, слыша только то, что хотела слышать. — У тебя? Да это ты мне всю жизнь испортил! Пока ты в Лисгороде не появился, все у меня хорошо было! Жила себе…
— Видел я, как ты жила! Да если бы не я, тебя бы землю закопали по плечи, помнишь?
— Да если б не ты, никто бы не стал Матвея убивать! Он прекрасно бы умер своей смертью!
Наран встряхнул ее так сильно, что женщина лязгнула зубами. Никто и никогда не мог вывести его из себя — только эта гадюка неблагодарная!
— Напоминаю, что я посол кохтэ. И по твоей милости вляпался в грязную историю с подделкой документов, убийством и…
— Прелюбодеянием, — услужливо напомнила Листян, отчего-то хихикнув.
— Именно, — он поставил ее, наконец-то, на ноги, зачем-то принялся стаскивать мокрое платье, очнувшись только тогда, когда ощутил под пальцами влажную, покрытую мурашками кожу и съёжившийся от холода камушек соска. Заглянул ей в лицо и вздрогнул, как от удара плетью. Она так на него смотрела… губы призывно приоткрыты, глаза туманные. Когда женщина так смотрит на мужчину, нет никаких сомнений, о чем она думает. Медленно поймала его ладонь и вернула обратно на обнаженную грудь.
Никаких мыслей в голове у нее уже не было. Только он. Сильный, горячий, такой ей нужный!
Только бы Наран сейчас не оттолкнул ее! Никогда ещё Лисяна так сильно не желала ни одного человека. Неважно, как это будет. Неважно, что он может причинить ей боль (в постели с мужем боль была всегда). Она отчаянно хотела его рук на своём теле, сама хотела его целовать, ласкать, поддаваться и отдавать. Она давно об этом мечтала, но сейчас плотину вдруг прорвало. Она умирала от холода без него.
— Пожалуйста, — хрипло сказала она, понимая, что если он сейчас ее оттолкнёт, то она просто рассыплется тут осколками, расплачется дождем, умрет от стыда и обиды. Она явно и недвусмысленно предлагала себя мужчине — снова. Как предложила тринадцать лет назад. Тогда он взял, а сейчас?
