-- А настоящий-то обоз где был? – полюбопытствовал Арс.
-- В Эрке оставили. Ну, деревушка на границе. Там и телеги забрали. Пришлось, конечно, купцам чуть приплатить за коней и телеги, за разгрузку товара и задержку. Я им плату за проезд по моим землям ополовинил, так что… -- барон легкомысленно махнул рукой, – все довольны остались.
-- Генри, милый, -- вмешалась баронесса, – и велика ли добыча?
Поймать мародеров, хорошо организованных и получающих поддержку провизией и информацией в окрестных селениях, оказалось не так и просто. Именно потому, что банда раз за разом ускользала от войск барона, лорд Хоггер и вернулся на Рождество в замок: понимал, что только выматывает войска бессмысленными погонями. Бандиты, совершив налет, растворялись в лесах.
Тогда Берт Стортон выдвинул интересную идею и, обговорив с бароном время, перехватил в дороге небольшой купеческий караван. Пустил в трактире сплетню, что везут на продажу золотую парчу из Арханджи. Вроде как весь груз выкупили с каперского судна в Вольнорке и теперь хотят продать севернее. Эту же сплетню почти одновременно повторила пара засланных «путников» в других трактирах.
На приманку клюнули.
Нападение на караван произошло именно там, где и рассчитали лорд и барон. Только вот вместо тюков парчи в крытых повозках обнаружились вооруженные солдаты. Завязался бой, в который довольно быстро влились объединенные войска Генри Хоггера и графини Гернерской.
Мародеров окружили и перевешали. В живых осталось только несколько человек из тех, кто был близок к главарю и согласился показать, где именно хранится добыча.
Банда оказалась не только хорошо информированной, но и удачливой. Конечно, многие из мародеров имели свои личные норки и нычки; но и то, что они успели награбить на дорогах за последние пару лет и держали в общаке, оказалось весьма богатым кушем. Как уважительно сказал капитан Арс:
-- Что с бою взято, то свято!
Вот этим-то добром и заинтересовалась мадам Аделаида. Смягчившийся от крепкого вина барон пообещал мачехе пару новых нарядов. А потом посмотрел на меня и спросил:
-- Госпожа Элиз, а вы не хотите попросить для себя чего-нибудь?
Я смутилась и растерялась. Мне было приятно и его внимание, и тепло всей компании. Даже мадам Аделаида в его присутствии вела себя прилично. Он не позволял ей обижать меня…
-- Когда разберут обоз, выберете себе два отреза на платья, – распорядился барон с ласковой улыбкой.
Сложно сказать, что именно сыграло свою роль…
То ли тот момент, что я заметила гневный взгляд баронессы и во мне взыграла глупая гордость: хоть чем-то я смогу утереть ей нос! То ли заговорила симпатия к барону: мужское внимание всегда приятно, если оно не навязчивое. А он всегда держался достаточно вежливо, никогда не пытался действовать силой, хотя я знала, что нравлюсь ему. Ну или, по крайней мере, интересна.
В том, что у меня самой барон начал вызывать интерес именно после того, как поставил Аделаиду на место, заступившись после оплеухи, я не признавалась даже себе. Так, изредка глянуть на симпатичного мужика и, понимая, что он не твоего калибра, пройти мимо…
Да, в целом, я помнила, что он не ангел, что скуповат, но это, когда трезвая. А сейчас весь мир улыбался мне, и так хотелось любви…
А возможно, сыграли свою роль все эти факторы вместе взятые, плюс еще один бокал вина, который с улыбкой налил мне Генри Хоггер.
Утром я проснулась в его постели…
Глава 30
Барон спал, вольно раскинувшись на постели, почти касаясь пальцами обоих краев ложа. В комнате было довольно прохладно, камин потух, и на мне оказалась большая часть одеяла. Но он, кажется, утренней зябкости вообще не чувствовал. Почти безволосая грудь медленно и мерно опускалась и поднималась, бедра были скромно прикрыты углом одеяла, Хоггер слегка посапывал. Впрочем, весьма тихо и уютно.
Мне было тепло, но не слишком удобно: во сне я полностью съехала с подушек и сейчас лежала лицом к нему так неловко, что затекла рука.
Вчера…
Вчера, пока мы брели по коридорам, мы целовались, как сумасшедшие, я помню…
Это было восхитительно и ярко, я просто плавилась в его объятиях и…
Он был нахален и не слишком нежен, впрочем, мне все нравилось до определенного момента…
Да, он очень удивился, что я оказалась девушкой, а я почти протрезвела в тот миг…
-- Элиз, я не ожидал…
Кажется, он был чуть растерян, а я почти перепугана. Барон натянул на себя одеяло, сгреб меня себе под бок и сказал:
-- Надеюсь, я не был слишком груб?
Первым трезвым суждением у меня была мысль о возможной беременности. Впрочем, его как раз это не пугало. Он несколько вяло, уже сонно, пробормотал:
-- Ладно, если что, ребенка я признаю. Но я думал, что ты опытнее, и знаешь, что делать…
Через пару минут, когда сердцебиение у меня чуть утихло, я попыталась слезть с кровати и нарвалась на недовольное ворчание:
-- Что ты елозишь? Спи, я устал…
Ожидая, пока его сон станет крепче и можно будет сбежать к себе в комнату, я незаметно уснула сама.
Сейчас я ощущала неловкость, и ничего более. Не дай бог, он проснется, о чем я стану с ним говорить?! Тихо-тихо, медленно, чтобы не спугнуть его сон, я выпуталась из одеяла, аккуратно накинула его на барона и схватилась за одежду.
Чуть саднило внутри, да и сорочка была немного надорвана. Пришлось связать ее на левом плече, чтобы не свалилась по дороге. Думаю, я никогда не собиралась так быстро и бесшумно. Выглянула в коридор – чисто…
По дороге заметила только одну горничную, чистящую камин. Слава богу, она стояла на коленях спиной к проходу и меня не могла видеть. Вот же еще проблем насобирала на собственную голову! Только-только слуги привыкли, что я экономка и меня слушаться надо. Горничные и лакеи начнут сплетничать, а то и презирать…
Уже в комнате, заметив любопытный взгляд Дебби, я окончательно поняла, что натворила. Сейчас все усложнится. Если раньше я была относительно свободна, то сейчас барон явно будет считать, что я его любовница. И, по сути, будет прав.
Только вот мне это нафиг не нужно. И дело даже не в отсутствии какой-то там пылкой любви или чего-то подобного. Дело в том, что здесь нет спиралей и таблеток.
А ребенок, рожденный в таких условиях, останется бастардом, хоть ты наизнанку вывернись. И именно он, барон Хоггер, будет решать и мою судьбу, и судьбу общего ребенка.
А если он решит малыша в монастырь отдать во избежание сплетен?! Угрожал же он тогда Аделаиде именно монастырем. Да и я буду полностью беспомощна, со связанными руками – куда я с ребенком подамся?! А оно мне нужно, вот такое вот отношение?!
