И сочла, что лучший выход это похищение? — недоверчиво поднял темную бровь ректор.
— Она все лишь маленький артефакт, переживший огромный стресс в последнее время, — встала на защиту ленты профессор артефактологии.
Ректор лишь отмахнулся от нее и задумчиво уставился куда-то в черноту ночи.
— Роре-трольд выразился совершенно ясно: наше присутствие на его территории он терпеть более не намерен. Он также сказал, что сейчас в Скалистом Ущелье нет никого.
Эхои прищурилась, задумчиво нахмурилась и спросила:
— А кто здесь был и что делал? Если ваш новый знакомый смог хотя бы описать внешность того человека, мы бы сильно продвинулись.
Я лишь сдавленно фыркнула. Эхои занимается артефактами, откуда ей знать, что роре-трольды в принципе не способны различать людей? Мы для них все одинаковые. Оперативно посвятив коллегу в подробности устройства организма роре-трольдов, я с трудом подняла тело, ощущавшееся немного инородным и чужим, с бревна. Болело, кажется, все, но сидеть я больше не могла.
— Нам стоит вернуться в академию, пока роре-трольд не пришел в ярость, — заметил ректор. — Поскольку магией пользоваться нежелательно, придется идти пешком. Профессор Шикоби, вы в состоянии идти?
Эхои неуверенно кивнула и встала.
— Вы хорошо вправили вывих. У вас просто волшебные руки, дон ректор, — кокетливо улыбнулась она ему, не забывая вопросительно стрельнуть глазками в мою сторону. Ну все, Эхои посчитала, что ректор мне не до конца безразличен и теперь будет изводить меня вечно. Я демонстративно проигнорировала ее взгляд. Чем меньше буду реагировать, тем быстрее ей надоест эта игра.
Не думаю, что у Эхои действительно есть планы на ректора Корвуса. Скорее желание подразнить меня и любовь к веселью. Она ведь отчасти саламандра. Пляшущие язычки пламени, веселые и насмешливые. Способные причинить боль, если не будешь осторожен. Это и про Эхои Шикоби тоже.
***
Процессия возвращающихся в академию профессоров выглядела жалко. Потрепанные и похрамывающие, мы пробирались сквозь лес, возвращаясь в Форише Глас. Один только ректор Корвус шел уверенной и твердой поступью, время от времени хмуря свои выдающиеся брови, видимо, чтобы внушить благоговейный трепет всем зайцам, белкам и сусликам, обитающим в лесу. К счастью, лицезреть наше позорное шествие было некому: царила глубокая ночь, студенты и преподаватели мирно спали в своих постелях.
Под конец пути даже жизнерадостная Эхои слегка поувяла и лишь перебирала ногами, стараясь не отстать от начальства и не провалиться в какую-нибудь яму. Признаться, я чувствовала себя не лучше. Глаза слипались, болели даже те мышцы, о которых я и думать не думала. Сложно даже понять, чего я больше всего хотела в те мгновения, то ли лечь спать, то ли смыть с себя пот, грязь и засохшие листья — а чего еще ожидать, если шатаешься полночи по лесу, а потом еще и падаешь в пропасть? — или сначала проглотить, не жуя, что-нибудь очень большое и очень сытное. Где-то на периферии, за всеми этими желаниями вяло трепыхалась мысль о том, что хорошо бы найти злоумышленника, который злоумышляет против нашей академии, подумать над темой выпускных работ пятикурсников и проверить последний реферат дона Кензари, потому что слишком уж хорошо он написан. С доном Кензари, я давно поняла, нужно быть осторожнее. На первом курсе этот бравый студент полгода платил однокурснику, чтобы тот делал за него письменные работы. Только к зиме я раскрыла эту схему, когда обнаружила одинаковые обороты в работах совершенно разных студентов.
Оказавшись на территории академии, Бриар повел нас к боковой двери. Той самой двери, через которую, как говорят, выбиралась в лес, чтобы потанцевать голой в лунном свете любовница первого владельца дома. Среди студентов ходит слушок, что и сейчас в полнолуние можно увидеть крадущуюся по академии и близлежащей территории обнаженную женскую фигурку. Один умник с первого курса прошлой осенью даже полез в мою башню, чтобы с самой высокой точки понаблюдать это удивительное зрелище. Полагаю, он был немало удивлен, когда получил три недели отработок в теплицах профессора Остерандо от чрезвычайно рассерженной профессора Маккой.
— Заходите, коллеги. Я полагал, вы выразите чуть больше энтузиазма, когда окажетесь в родных пенатах, — с кривоватой усмешкой, распахнул перед нами дверь ректор. По чуть замедлившимся скованным движениям было ясно, что он устал ничуть не меньше нашего, однако предпочитает делать вид, что все в порядке.
— Мы бы выразили, если бы этот энтузиазм остался, — тихо и безэмоционально заметила Эхои, проскальзывая сквозь дверной проем. Она даже не бросила на ректора лукавый взгляд кошачьих глаз. Совсем устала, бедняжка.
— Профессор Шикоби, профессор Маккой, — ну вот, мы вернулись в академию и я снова профессор Маккой. Куда же делась Мередит? — Вы немедленно отправитесь к доктору Арго, — и, не дожидаясь возражений, которые непременно последовали бы, потому что визит к доктору уж точно не входил в мои планы на эту ночь, твердо добавил: — Я вас провожу.
— Я не пойду! — тут же отрезала я.
Пожалуй, чтобы вечер стал еще менее сносным, я должна загреметь в медицинское крыло к доктору Агро. Нет, доктор, конечно, милый человек и все в этом духе, но отмахиваться от его намеков и ухаживаний сегодня нет никаких сил. Бывает ведь такое, когда человек всем хорош и вроде бы даже могло что-то получиться, но ты знаешь, что не получится. Просто знаешь и все. А он не знает. И не желает понимать деликатные и даже не слишком деликатные намеки. Во всех отношениях доктор хороший и достойный человек и оттого ситуация становится еще более неприятной. Так что нет, сегодня никакого доктора. Увольте! Впрочем… Я бросила быстрый взгляд на лицо ректора. Нет, все же не уволит. Не после сегодняшнего. А посему:
— Ректор Корвус, о своих мелких ссадинах и порезах я способна позаботиться самостоятельно. И, вы уж простите, но больше всего на свете я хочу сейчас оказаться в своей, то есть несчастного Визисерда, башне, в теплой постели. И если только вы не собираетесь составить мне там компанию, провожать меня нет необходимости, дорогу я прекрасно помню. Всего доброго, дон ректор, — отрывистый кивок. — Спокойной ночи, профессор Шикоби, — усталая гримаса, которой полагалось быть вежливой улыбкой.
Коллега вяло кивнула, ректор же, как ни странно не сказал ни слова. Решив принять это за разрешение и благословение, настолько быстро, насколько смогла, я развернулась и направилась
