поэтому терплю. Да и куда теперь денешься. Увольнение по собственному желанию нашим договором не предусмотрено.
Мне вдруг стало грустно… Я подумала, как поступит Глеб, когда я начну стареть… До этого, конечно, было далеко. Но неизвестно, захочет ли он видеть рядом с собой зрелую ассистентку.
— Ладно, давай не будем о грустном, а то они нашу жизнь день и ночь съедают, так пусть хоть вечера нам остаются, — попытался выдернуть меня из минорных размышления Сашка.
Остаток вечера мы не касались неприятных тем. И неприятный инцидент почти полностью выветрился из головы.
Провожая меня до дома, он, будучи хорошо воспитанным молодым человеком, не ожидал, что я сразу же приглашу его на верх. А я — как хорошо воспитанная молодая девушка — оправдала его ожидания, позволив нежно коснуться моих губ беглым первым поцелуем и на этом расстаться. На мгновение он задержал мои пальцы. Его руки были прохладными, зима подкрадывалась всё ближе. «Пора доставать перчатки», — мелькнула в моей голове не самая роматничная мысль.
Уже ложась спать написала Юльке о том, что только вернулась со свидания с Саньком. Она тут же завалила меня в мессенджере вопросами, как всё прошло. Тут же успев пожалеть о своей откровенности, ответила, что нормально. От неё пришел крутящий у виска смайлик. На этой весёлой ноте и попыталась заснуть. Но каждый раз засыпая видела во сне Кристовского, который сидела в кафе на месте Сашки нежно гладя мои пальцы, как на берегу озера. Промучившись до шести утра, встала, не дожидаясь рассвета. Лучше наведу генеральную уборку дома, а то у Кристовского моими усилиями чисто как в больнице, а моя собственная квартира грязью заросла. Сунув в уши наушники и включив музыку погромче, разбудила в себе Золушку. Через два часа квартира сияла, а я свежая после душа и взбодренная такой необычной зарядкой отправилась на работу.
Кристовский был уже на ногах. Весь стол и даже часть пола, были завалены книгами, а он, сидя на банкетке, с которой я обычно слушала наших посетителей, настолько увлечённо читал невидимую мной ранее тонкую брошюру с порванной обложкой, что даже не заметил, что я вошла, пока я громко с ним не поздоровалась.
— Привет! Судя по тому, что ты сегодня в другом наряде, ночевала дома! — без обиняков сообщил мне Глеб в качестве пожелания хорошего дня. — А значит свидание прошло не очень хорошо!
И почему мне кажется, что последние слова он произнёс откровенно злорадно!
— Может быть, я успела заехать переодеться по пути сюда или в принципе не сплю на первом свидание? — поставила я его на место, изобразив оскорбленную невинность.
Но в душе мне было приятно, что Кристовский обратил на это внимание.
Но Глеб не позволил мне упиваться лирическими подозрениями, сообщив, что Матвею удалось убедить мать приехать к нам. Правда он подозревает, что она будет не очень откровенна с импозантным мужчиной, под которым он нескромно имел в виду себя. И просил меня провести беседу. По его подозрениями — и как следовало из всех «перелопаченных» им книг — странный призрак — это душа, какого-то родственника, которая никак не может успокоиться. Возможно, у бабушки был брат или племянник, которого она каким-то образом оскорбила…
— В общем, постарайся всё вызнать! — напутствовал меня он. — А я сегодня буду ассистировать и пытаться настроиться на её волну. Возможно, смогу прочитать то, что она попытается умолчать, — заверил меня босс.
Мы только успели прибрать комнату, как явились наши гости. Мать Матвей представил как Александру Александровну. Это была высокая худая женщина в очках. В каждом её движение сквозило, что она уверенно стоит на ногах, точно знает, чего хочет достичь и не верит в россказни. Сообщив, что она бухгалтер и у неё строго нормированный день, поэтому нет возможно долго с нами рассиживаться, она лишь утвердила свой образ.
— Давайте по-быстрому. Мой сын уверяет, что вам необходимо со мной поговорить. Как я понимаю, это касается пятна на фотографии. По мне: так это просто неудачно упал свет.
— Мама, а почему тогда оно двигается? — предъявил свой неопровержимый аргумент Матвей.
В прошлый раз он оставил снимки в сейфе Кристовского, сейчас они лежали на столе. И было очевидно, что призрак переместился с правого за левое плечо Некифорцовой.
— Это всё твоя буйная фантазия! — повысив голос и будто защищаясь произнесла она.
— Хорошо. Расскажите пожалуйста были ли у вашей матери родственники, которые ушли из жизни, но перед этим могли желать ей зла, — оборвала я их спор, перехватив взгляд Кристовского.
Только сведенные брови выдавали его настроение.
— Из вашего вопроса, девушка, видно, что вы совсем не знали мою мать! — поджав губы, заявила она.
— Меня зовут Варвара, — напомнила я Александре Александровне своё имя.
— Конечно, Варвара! Так вот, вы понятие не имеете о чём спрашиваете. Мою мать все любили, она была очень доброй… — как мантру подтвердила она.
Кого Александра Александровна пытается убедить: меня, себя, Матвея или призрака на снимке?
— Из какой она происходила семьи? Кто были её родители? — задала я следующий вопрос.
— Не знаю, признаюсь я своих бабушки и дедушки по маминой линии не знала. Когда я родилась они уже уехали жить в Америку, и мы с ними никогда не встречались.
— В Америку? — переспросили мы хором с Глебом.
— Бабушка не любила говорить о родителях… Даже девичью фамилию свою скрывала, я только недавно нашла её метрику по рождению…
— Как вы думаете, с чем это связано? — продолжила я свой опрос.
— Не знаю… Говорю же вам, я ни-че-го не знаю. Всегда воспринимала свою маму просто… как маму… ну и как учительницу… терпеливую, внимательную, добрую… о детстве своём она не рассказывала. Да и не принято у нас было такое. Сначала я была маленькой, мне такое не интересно было. А потом закрутилось: учеба, работа, свои дети, тяжелые девяностые… тут бы концы с концами свести…
— Свели?
— Свели, — горделиво кивнула она.
— Неужели вы никогда не интересовались?
— Интересовалась, конечно, но она отмалчивалась, — всё-таки мне удалось вытянуть из неё хоть капельку откровения. — Понимаете, но мой отец был волевым человеком. Он не поддерживал в своём доме эти беседы. Я всегда считала, что он запретил матери общаться с родителями…
Видимо в данном контексте слово «волевым» означало то, что он был жестоким семейным тираном. Запретить жене общаться с родителями! Как это вообще возможно!
— А братья или сестры у вашей мамы были?
— Если и были, то я ничего о них не знаю, извините, — чувствовалось, что Александра Александровна уже устает от нашего разговора.
Чтобы еще хоть на миг удержать нить её внимания, спросила:
— А вы с вашими братьями дружны?
— В целом да. Конечно, нас разные уклады жизни. Но мы общаемся. Летом вместе отправляли
