Саназ. Надо было принять своего нового Господина. Ты забыла свое место, глупая рабыня. Теперь будешь примером всем непокорным рабам.
– Нет…нет, пожалуйста!
Мне кажется, я кричу изо всех сил, но этого не достаточно. Я раздираю грудную клетку на куски, но никто больше не говорит со мной. Подданные Шамиля просто разворачиваются и захлопывают тяжелую дверь, оставляя меня одну, прикованную к стене в этой кромешной тьме.
* * *
Мне кажется, я потеряла счет времени. Я не знаю, сколько нахожусь в этой яме, однако наверное, уже прошло несколько дней. Мне не оставили даже куска хлеба или кали воды, из-за чего я просто умираю от жажды.
Мои губы стали очень сухими, и сколько я не пытаюсь их облизать, ничего не получается. Кое-где я чувствую ранки на нежной коже. Кажется, губы сильно потрескались, но на самом деле это меньшее из моих зол.
У меня сильно болит ключица. Кажется, это все-таки перелом, так как боль не проходит с того самого момента, как я упала с лестницы. Я совсем не могу пошевелить плечом, и каждое мое движение корпусом отдается просто сумасшедшей болезненностью.
Из обрывка платья мне удается сделать что-то вроде бандажа и просто кое-как зафиксировать руку, чтобы не плакать каждую секунду от боли.
Постепенно мои глаза привыкают к темноте, и я могу разглядеть впереди себя огромную темницу с высоким потолком и каменным полом. Наверняка тут и раньше кого-то пытали. А может, кости этих несчастных все еще лежат где-то рядом со мной, а я этого просто не могу заметить. Возможно, здесь живут и крысы, которые, проголодавшись, совсем скоро набросятся на меня.
Наверное, меня должно было вырвать от одной только мысли об этом, однако в этот момент я была истощена, и совсем ничего не ела, поэтому из груди у меня вырвался просто рвотный спазм.
Я плохо чувствую свои стопы. Кажется, они сильно промерзли. Первую ночь я никак не могла согреться, однако постепенно мне перестало быть холодно и я, вроде как, немного согрелась либо же кожа на ногах просто онемела.
Ко мне никто не заходит, хотя лишь однажды я слышала, как Тай приоткрывал дверцу темницы и звал меня. Тогда, словно сумасшедшая, я подлезла максимально близко к входу, откуда он бросил мне маленький кусочек хлеба. Я поймала его, как самое ценное золото, и жадно проглотила в тот же момент, упиваясь таким простым, но идеальным вкусом.
Сразу после этого я услышала детский плач. Это был Тай, которого наверняка наказали за то, что он помог мне. Даже думать не могу о том, что ребенку могли сделать что-то страшное. Хочу лишь надеяться, что Тай жив после этого. Не стоило ему так рисковать ради меня. Он ведь просто ребенок.
Съеденный кусочек хлеба придает мне немного сил, отчего я пытаюсь освободиться от тяжелых кандалов, но как ни стараюсь, ничего не входит. Эти сволочи крепко зафиксировали оковы, и снять я смогу их только тогда, когда сама переломаю себе руки и ноги.
Чувствую, как по щекам льются слезы. Странно, ведь я думала, что во мне уже совсем нет воды, но нет. Оказывается, слез всегда хватает, даже если не пила несколько дней.
Из груди постепенно начинает вырываться предательский кашель, и я понимаю, что заболела. Наверное, у меня поднялась высокая температура, поскольку сначала мне было жутко холодно, однако постепенно мне стало так жарко, словно я оказалась в самом теплом месте на планете. Мой лоб и спина стали мокрыми, хотя я отчетливо продолжала кашлять и периодически содрогаться от холода.
Не знаю, сколько времени это длилось, но в этой тьме я, наверное, начинаю сходить с ума, так как отчетливо вижу образ Алихана перед глазами. Он приходит ко мне, дает воду и те самые вкусные фрукты. Он качает меня на руках, а я словно маленькая девочка, прижимаюсь к его горячей груди.
Когда же, проснувшись от очередного бреда, я понимаю, что рядом со мной нет никакого демона, я начинаю снова плакать. Вголос. Больше не сдерживаясь. От боли, горя и страха. От понимания, что я просто умру здесь, и никому до меня не будет никакого дела.
В этот момент мне очень больно. Не только физически, нет. Мне больно за то, что я была такой глупой, и не слушала Алихана. Пусть он был жесток со мной, но он никогда не позволял подобного.
Я обхватываю себя руками и реву от того, насколько глупой была раньше. Ах, если бы я послушала Алихана, и сохранила тот браслет, который он мне дал. Сейчас бы это красивое украшение согревало бы меня, и я могла ощущать в своих руках хоть частичку демона.
Хоть воин был суров и строг, в нашу последнюю ночь он показал, что может быть другим. Нежным и страстным, оберегающим. Впервые я ощутила себя с ним женщиной, хоть и наивно думала, что это всего лишь действие яда.
Будучи прикованной в темнице, совершенно одной и на волосок от смерти я впервые осознаю, что мне нравится Алихан. Даже таким, каким он был. Строгим и страшным, жестоким, суровым. Если бы мне еще раз пришлось оказаться рабыней, я бы выбрала себе именно такого Господина, как Алихан, не задумываясь.
Я никого больше не хочу. Я хочу быть только его шарихой. Да, без прав и желаний, но я хочу быть его. Чтобы он также обнимал и согревал меня по ночам. Чтобы оберегал от всего плохого, которое происходит вокруг, пусть он и сам самое настоящее зло. Как жаль, что я поняла это так поздно, когда моего демона уже нет в живых.
Не знаю, сколько я так плачу по нему, но кажется, в какой-то момент я просто отключаюсь, лежа на холодном полу.
Прости меня Алихан. Я жалею, что не сохранила твой браслет, хотя он мне и правда, очень понравился.
Я лежал на сырой земле поля боя два дня и не мог пошевелиться. Вся моя одежда вымокла в крови, а оружие было утеряно. Я слышал, как моя свита отчаянно борется с оставшимися воинами Амена, но не мог даже подняться. Какой-то шакал подлез сзади и ранил меня в спину. Наверное, он повредил мне позвоночник, поскольку я долгое время не мог встать, даже если и не чувствовал больше боли.
Я хотел позвать Парса, но тогда у меня почти не было сил, и я не мог окликнуть его. Моя свита перерезала здесь всех собак.
