Девушка упала на снег. Рыдания сотрясали её тело. Она не знала, что делать. Эрвина она не догонит, идти вперед не может. Здесь она замерзнет и погибнет. Надо на что-то решаться. Соня с трудом поднялась, посмотрела вслед Эрвину, его силуэт превращался в темную точку на белом покрывале горы. Всё бесполезно, ничего не исправить. Соня шагнула вниз, еще один шаг, еще.
Идти вниз было немного легче, только на душе становилось всё тяжелее. «Лучше умереть, чем думать о нем», — мелькнула у девушки мысль. Соня села на снег, сжалась в комочек, пытаясь согреться. Слез не было, на ресницах образовались льдинки, лицо пылало от мороза. Не осталось ни единой теплой клеточки во всем теле.
Соня замерзала.
«Ну и пусть, — подумала она равнодушно, — всё равно». Отстраненность накатила на нее, стирая остатки мужества. Соня как будто видела себя со стороны: ничтожный, жалкий, никому не нужный человечек на огромном склоне горы.
Эрвин ушел. Он ушел и не оглянулся.
И тут она почувствовала еле уловимое тепло. Что это? Маленькая тлеющая точка чуть ниже ямочки на шее. Соня затаилась, стараясь не потерять это ощущение. Так и есть, теплый уголек потихоньку разгорался. Девушка прижала руку к груди: это подарок Эрвина, его солнечный камень. Кулон был теплый и грел даже через перчатку. Соня представила, как она вся превращается в эту маленькую горячую желтую точку, сливается с ней, растворяется внутри без остатка. Нет, она не отпустит сознание в белую пустыню, обернется пульсирующим желтым камнем, сохранит тепло и нить жизни.
Соня погрузилась в приятное состояние дремы, перед глазами поплыли картинки: Эрвин смотрит на нее, вытаскивает из кармана подарок, бережно надевает на шею Сони кулон, улыбается ей. Эрвин в свете луны на крыльце, Эрвин кружит в вальсе, Эрвин заслоняет ее от неведомого врага, Эрвин протягивает руку.
Эрвин, Эрвин!
Она зовет и слышит в ответ его голос.
Пролетела минута или три часа, или три часа, как минута. Соня окончательно согрелась, холодный враждебный мир исчез, растворился в дымке воспоминаний. Пошел крупными хлопьями густой снег, быстро превращая сидящую девушку в пушистый сугроб. Снег падал на голову, на плечи, на лицо, но Соня не чувствовала холода.
Где ты сейчас, Эрвин? Где ты?
Прошло мгновение, а может вечность, но всё вокруг резко изменилось. Стало трудно дышать, сердце часто-часто забилось в груди. Соня разлепила глаза. О, Боже! Она находилась на вершине горы, той самой, куда ушел Эрвин. В этом Соня была так же твердо уверена, как и в том, что она здесь долго не продержится. Великая Вершина не была милостива к гостям.
— Правда? — Соня почувствовала, как краска заливает ее лицо.
— Честное слово. Кулон, который я подарил, у тебя?
— Да.
— Это наша фамильная драгоценность. Я… я хотел продать её…. Мне нужны были деньги, но…передумал. Пусть солнечный камень будет у тебя, что бы ни случилось. Всегда, — Эрвин говорил так мягко, что у Сони сжалось сердце.
— Давай не пойдем вверх, пожалуйста, — Соня умоляюще посмотрела на юношу.
— Вершина — твое спасение, как ты не понимаешь? У нас мало продуктов. Надо торопиться, — сказал Эрвин.
В его голосе не осталось и следа от прежней нежности. Сонин взгляд потух. Она поняла, что не сможет переубедить этого упрямца.
Девушке казалось, что они бредут целую вечность. Снег под ногами монотонно скрипел, добавляя безысходности и отчаяния в круговерть мыслей. Эрвин шел, не оборачиваясь, Соня несколько раз хотела окликнуть его, но не решилась. Ей казалось, что юноша забыл о ней, возможно, что так и было.
Внезапно Соня споткнулась, упала и вскрикнула. До сих пор болело колено, которым она приложилась об отвесную скалу, когда висела на веревочной лестнице. И сейчас она снова приземлилась на него.
Она не жаловалась, понимая, что всё без толку. И даже когда Эрвин остановился, подошел к ней, помог подняться и скинул рюкзак с плеч, она знала, уговаривать Эрвина не ходить на Вершину — бесполезно.
— Привал, — коротко бросил он.
Соня плюхнулась на землю. Юноша разжег огонь из сухого горючего, согрел в чайнике растаявший снег, бросил в него пучок какой-то травы, достал еду. Соня молча наблюдала за ним. У нее не было ни сил, ни желания разговаривать с Эрвином. Она грела руки о горячую кружку с чаем, глядела на огонь. Парень же вытащил фляжку Асанны и отхлебнул из нее, поморщившись. Соня отвела глаза. Как же она ненавидела эту фляжку и вместе с ней Асанну!
Следующий день они шли всё так же вверх, устраивая привал только дважды. Каждый раз Эрвин доставал фляжку и пил зелье. Соню всю передергивало. Мысли об Асанне, которая подсунула Эрвину какую-то гадость, становились всё кровожаднее.
Парень же, как будто чувствуя это, становился всё безразличнее и молчаливее. Он почти не говорил с Соней, хотя она совершенно выбилась из сил. Не замечал ее усталости, не реагировал на слова. Его равнодушный взгляд скользил по девушке как по пустому месту. Эрвин теперь говорил короткими односложными фразами, словно пребывая в другом измерении, с трудом возвращаясь в реальность, с каждым шагом удаляясь всё дальше.
Соню это пугало. Поэтому на очередном привале она дождалась, когда Эрвин отвлекся, вытащила фляжку из рюкзака, выбросила ее в снег. И почувствовала облегчение: жаль, что она не сделала этого раньше!
После непродолжительного отдыха Эрвин поискал фляжку, не нашел, неожиданно быстро успокоился, и они двинулись дальше. Соня с трудом передвигала ноги, бредя за юношей. Она уже ни о чем не могла думать, только об отдыхе и тепле. На следующем привале Соня внимательно взглянула на Эрвина и заметила, что в его глазах загорелся какой-то фанатичный огонь. Ей стало страшно. Видимо, сказывалась высота. Эрвин превращался в зомби. На привале он не обращал внимания на Соню, а когда они опять двинулись вперед, и вовсе перестал оглядываться.
Быстро надвинулись сумерки. Эрвин не думал об отдыхе. Соня с трудом уговорила его поспать. Она разожгла огонь из сухого горючего, согрела руки над огнём, потом залезла в спальный мешок. Девушка отключилась мгновенно, как будто провалилась в яму, и вмиг проснулась, как будто ее кто-то толкнул. Она открыла глаза. Чуть светало, Эрвин складывал вещи. Он торопился.
— Надо идти, — бормотал он, — Вершина близко, я почти не спал.
Соня еле вылезла из мешка, всё тело болело. Они двинулись вверх. Эрвин отказался от еды, Соня плелась за ним, на ходу жуя засохший хлеб. Через час силы покинули её. Она уселась на снег.
— Эй! — истошно крикнула она, собрав последние силы.
Эрвин остановился, оглянулся.
— Я больше не могу. Честно. У меня нет сил. Страшно болит голова.
— Оставайся здесь, я дойду, всё узнаю и вернусь.
— Я замерзаю. Мне холодно. Давай вернемся. Мы же хотели найти другого дверника. Зачем нам Вершина? — Соня даже говорила с трудом.
Парень спустился к ней, сбросил с плеч рюкзак, заговорил без эмоций, как робот.
— Вот, возьми мои продукты. Сухое горючее. Грейся. Мне надо идти.
Соня схватила его за руку, вгляделась в лицо, ставшее совершенно чужим. И только теперь заметила, что лоб, щеки, подбородок Эрвина покрыты тонким слоем льда.
— Ты замерзаешь! Ты покрываешься льдом! — в ужасе закричала Соня.
— Мне не холодно, — ответил он спокойно, — не надо кричать.
— А мне холодно. Я не чувствую ног, руки окоченели, тяжело дышать. Мы погибнем здесь, — Соня, не вставая, схватила Эрвина за одежду, пытаясь удержать. — Зачем ты пошел со мной, зачем? Я без тебя бы справилась. Я обманула бы ваших сумасшедших. И Горыныч остался бы жив.
— Горыныч — мой дракон. Нечего о нем беспокоиться. Он дождется меня. Я его хозяин.
Эрвин без труда оторвал руки Сони от своей куртки, круто повернулся и зашагал вверх.
— Ты не хозяин, ты горделивый придурок! Ты чокнутый идиот, помешанный на высоте! Псих! Я ненавижу тебя! — закричала Соня ему вслед, мгновенно охрипла и бессильно заплакала, застонав: — Не уходи, пожалуйста, не уходи…
