— Леэйр! Какая честь.
— Брат Якович, — Посланник кивнул и спешился. — Не поясните, что происходит? Как конворд Ратибор допустил такое?
— Печальная весть, государь, — Якович прижал ладони к губам, — конворд Ратибор скончался несколько дней назад, да осветит его путь во тьму Светлая Заря. На завтра назначены похороны. Все они пришли проститься. Нам пришлось открыть ворота, иначе бы их выломали.
Князь мрачно кивнул.
— Вы тоже прибыли проститься с конвордом? — Воодушевленно спросил Якович.
Кто-то из отряда тихо буркнул:
— Ну, да, спать не могли — об этом мечтали.
Не расслышав смешка, глава ордена изрек:
— Очень похвально, молодые люди. Проходите, располагайтесь.
— Брат Якович, — Святослав едва слышал себя в оглушающем шуме и возне. — Это княжна София из Дома Огненного Орла. Наша гостья.
— Рад приветствовать в Обители, — рассматривая девушку, облаченную в мужской костюм не первой свежести и оценивающе оглядывая растрепанную косу, припухшую губу («подарок» работорговцев) и синие пятна под глазами из-за постоянного недосыпа, толстя многозначительно хмыкнул: — Нас еще никогда не удостаивали чести наследники уделата.
— Все бывает в первый раз, — подал голос один из воинов с иным намеком.
— Брат Якович, надо поговорить, — Святослав пригласил отойти так, чтобы их разговор остался в тайне.
— Конечно, леэйр.
Заскучав, София медленно двинулась вдоль изгороди. За ней увязался Милонег, а рыжие близнецы последовали молчаливыми тенями. Обитель Северных Братьев представляла скопление башен и внутренних помещений, запертых зубчатыми стенами. У одной из стен она заметила грузного бардоволицего толстяка и двух молодых девиц в легких ситцевых платьицах, надетых не по прохладной погоде. Первая — темноволосая и темноглазая возмущалась и обращалась к толстяку, называя отцом, а вторая — рыжеволосая, крутила на плече ажурный зонтик и дула губки. Только сейчас княжна поняла, что на фоне распрекрасных дев, считавшихся первыми красавицами местных земель, выглядела, как оборванка из подворотни (не удивительно, что брат Якович на нее так смотрел).
За спиной оживились близнецы:
— Какая по твоему?
— Та, старшая. Темненькая
— А я думаю, рыжая.
— Не-а, темная.
К счастью, слушать это долго не пришлось. К ней приблизился молодой бритоголовый парень, представился Тимом и пригласил пройти в обитель, где провел в маленькую келью, выделенную для ночлега. После ужина явился старый целитель — осмотреть незаживающую рану на лодыжке.
— Простите, — она слабо улыбнулась, когда Хорс собирал склянки с разноцветными снадобьями в сумку.
— За что? — Его седые брови взмыли в непонимании.
— Я не из Дома Серебряного Волка и раны на мне не затягиваются также быстро и легко, как на других членах отряда.
— У вас еще все впереди, княжна. Добрых снов.
Старик исчез, а усталость взяла свое и София постаралась выкинуть из головы все, что навалилось за последнее время. С удовольствием окунулась в бадью с водой, ароматизированной благовоньями, источавшими горчинку знойного солнца владений Дома Песчаного Ирбиса — Таджиан-Мани и пряность южного ветра страны Специй и Благовоний, коей слыла Араввития.
Устроившись на жесткой (еще хуже казенной койки командира «Западного Щита») кровати, девушка вынула рубин из кармана и, приподняв ближе к свету свечи, обомлела. В жидкой сердцевине камня играло пламя, а драгоценность раскалилась, опалив пальцы огнем.
Заинтригованная княжна, наклонила камень вбок. Отраженный свет одинокой свечи преломился и рубин, прозрачный до чистоты, потемнел, и пламя внутри истаяло.
Пожалуй, близнецы были правы. Камень действительно необычен. И если бы не утомительный ужин в компании множества гостей, прибывших на завтрашнюю церемонию прощания, за которым Святослав ни разу не взглянул на нее и, тем более, не обмолвился словом, уделяя внимание губернаторам и их юным дочерям!, она бы сказала, что впервые за время поездки оказалась, если — не счастлива, то, по крайней мере, не огорчена.
Девушка уснула, так и не выпустив камня из сжатой ладони.
… Из сна вырвалась, почувствовав что-то смертельное, страшное, мучительное.
И если бы не настойчиво жаливший левую ладонь огонь, казалось, проевший плоть до кости, София бы не проснулась.
Застонав, разомкнула кулак — раскаленный рубин выскользнул из ладони на простынь. Он был непроницаемого черного цвета, и оставил на коже страшный ожог, но это она узнает позже, гораздо позже. А сейчас… мысли путались и рассыпались, как карточный домик.
Заложница приподнялась на локте: тьма, чистая и незамутненная погребла под собой огромный мир севера. Не было ни контуров, ни очертаний, ни силуэтов. Что случилось? Куда она попала? Попыталась позвать на помощь, но голос ослушался. Первая ее мысль: умерла. Но девушка тут же отмела эту глупость. Если так — она бы не испытывала боли, но обожженная ладонь горела в диком пламени, наполняя глаза слезами.
На улице что-то сверкнуло, разгораясь. Фонарь. В серебристом зареве уличного освещения возникли смутные очертания шкафов и стульев.
«Я в Ордене», мелькнула мысль.
Тревоги напрасны. Вот только уловив нотку странного приторного аромата, похожего на… запах кипящего в котле жженого сахара, насторожилась. Но не это смутило девушку, а то, что вокруг царит гробовая тишина.
София пересилила настойчивый зов сна и, сосредоточив внимание на ожоге, сползла с кровати. Ноги и руки слушались плохо, будто ее отравили. Потребовалась минута, чтобы добрести до двери, опираясь о темную стену, затем набросить плащ и обуться. Вскоре заложница брела по пустынному коридору, пошатываясь, как завсегдатай таверны. Приторно-сладкий аромат дурманил сознание: глаза слипались, голова сильно кружилась. На первый этаж она спустилась только благодаря великой воле и страстному желанию разобраться в происходящей чертовщине. Именно — чертовщине, потому что назвать по-другому то, что она увидела в Большой гостевой зале, язык не поворачивался.
Словен и Тис, сидевшие у стола, застыли статуями. Княжна осторожно подошла к близнецам и, заглянув в остекленевшие глаза, ужаснулась.
«Спят на ходу», — пронеслось в голове.
Девушка обернулась: в том же зловещем состоянии пребывал лысоватый бардоволицый губернатор, которого она заприметила еще днем. Рядом с ним восковыми куклами молчали две его распрекрасные дочери в ситцевых платьишках. В дверном проеме темнели неподвижные фигуры братьев Ордена, а рядом с ними неподвижно стоял Милонег.
София скользнула взглядом по Добрыне. Воевода застыл с трубкой в руках, не успев докурить целебную смесь мецеллисы. Дымок чуть заметно поднимался над узорной табачной чашей. Дальше, в затемненном углу в кресле расположился Святослав. Его темные глаза смотрели в никуда, а сам он выглядел безразличной копией самого себя. Вдоль стен и за столами холодели торговцы — все с распахнутыми глазами, неподвижные, как покойники. Но вот, что странно — среди спящих она не заметила целителя Хорса. Возможно, тот удалился в покои, а может, ушел с другими братьями по целительским делам?
Поборов приступ страха, девушка медленно подошла к Святославу и опустилась на колени. Набравшись смелости, коснулась его запястья, и одновременно всмотрелась в закаменевшее лицо. Мужская рука была холодна. Глаза омертвели, утратив сияние.
— Господин.
Святослав не шелохнулся. Его можно было принять за призрак, если бы не широкая грудь, вздымавшаяся в тяжелом, неровном дыхании. Кто бы ни наслал на Обитель сон — без магии тут не обошлось.
— Проснитесь, — повторила София, затем закусила губу и, отбросив косу за спину, принялась тормошить Святослава.
Вдруг с улицы донесся металлический шелест. Уличное освещение выхватило грузные фигуры, крадущиеся вдоль окон. Княжна вздрогнула, разжимая запястье Святослава. Новый круг света обличил тени чужаков с обнаженными клинками.
У всех дверей расставлена стража, а на улице дежурят люди князя, так почему они не подают сигнал тревоги?
