Гу Юнь родился шестнадцатого числа первого месяца. Детское имя "Шилю" ему подарила первая принцесса. Не считая ее и бывшего Императора, даже старый Аньдинхоу не называл его этим именем, хотя он не имел ничего против. Но отчего-то маршала крайне раздражала мысль о том, что этот стервозный малец изо дня в день начнет обращаться к нему: "Шилю – то, Шилю – это".
Полагаясь на собственный опыт, Гу Юнь знал, что в этой жизни есть две ситуации, когда он разрешил бы назвать его "ифу". Первая: в случае, если "слепой кот столкнется с мертвой мышью". Это означало, что он случайным образом умудрится порадовать того самого мальца. Вторая: если "кошка наступила на хвост собаки" – когда он ненароком спровоцирует мелкого паршивца.
Чан Гэн пристально смотрел на Гу Юня многозначительным взглядом, затем сказал:
— Раньше я был невежлив. Впредь я не буду себя так вести.
Чан Гэн, наконец, признал собственную наивность и теперь осознавал, что он не смеет вести себя так, как ему нравилось прежде.
Порой подростку достаточно лишь краткого мгновения, чтобы выйти за грань "веры в то, что он уже повзрослел" и понять, что он действительно стал взрослым.
Даже такой беззаботный человек, как Гу Юнь, смутно ощущал, как в Чан Гэне что-то изменилось.
Глава 21 «Канун Нового Года»
***
«Скажи мне, что если однажды я внезапно умру? Что мы тогда будем делать?»
***
Позволить себе каждый день отдыхать дома было чем-то за гранью возможного для Аньдинхоу. Время приема чиновников Великой Лян приходилось на пять или семь часов утра. Меньшая часть офицеров низшего ранга могла покинуть императорский двор и отправиться к своим семьям в три или пять часов после полудня. Гу Юнь, конечно же, не являлся офицером низшего ранга.
Гу Юнь редко посещал столицу, поэтому даже после того, как он покидал императорский двор, если сам Император не требовал с ним аудиенции, то маршала Гу обязательно разыскивали другие чиновники. График встреч Гу Юня был переполнен, у него просто не было свободного времени на спокойный отдых. В крайне редком случае, когда ему выпадал свободный день, он обязан был отправляться в северный лагерь для плановой проверки. В подобной ситуации возможность вернуться в поместье до захода солнца таяла на глазах, как снег в жаркий весенний день.
Одним словом, Гу Юнь жил хуже кур и собак.
Поэтому, если кто-то хотел личной аудиенции с маршалом Гу, то он мог его найти исключительно ранним утром, еще до того, как маршал Гу переступит порог стен императорского дворца, дабы поприсутствовать на совещании с чиновниками.
С тех пор Чан Гэн просыпался на рассвете и возвращался домой поздней ночью. Каждый день, пока курицы и собаки еще крепко спали, он выводил тренировочную марионетку на задний двор и ждал Гу Юня.
Чан Гэн быстро рос. Высокий и стройный подросток с мечом в руке шел вперед, за ним шумно шла железная марионетка с вытянутыми громадными руками. На ее левой руке висел паровой фонарь, на правой - контейнер для еды. Со стороны марионетку смело могли принять за человека, доставляющего еду.
Старый слуга забрал контейнер из железных рук и отошел разжечь немного огня под плитой, дабы разогреть завтрак. В этот утренний час, пока еда разогревалась, Гу Юнь мог начать тренировку со своим приемным сыном.
"Доставщик еды" сегодня точно будет избит с ног до головы, и выглядеть он будет хуже покалеченного животного... такая трагедия.
Сразу по окончании тренировки, когда завтрак уже был разогрет, Чан Гэн и Гу Юнь вместе завтракали, а после расходились каждый по своим делам. Гу Юнь был вынужден уходить из поместья, а Чан Гэн оставался и занимался чтением со своим учителем. Днем Чан Гэн продолжал практиковать фехтование с одним из стражников поместья.
На самом деле, Гу Юнь был не таким уж и хорошим учителем. Как и у Шэнь И, у него была плохая привычка говорить обо всем, что приходило на ум. Чаще всего, когда Чан Гэн заканчивал спарринг с железной марионеткой, Гу Юнь начинал рассказ, скажем, об эффективности и разных моделях Тяжелой Брони, о том, как наиболее выгодно распределить подразделения в легкой и тяжелой броне для наилучшей экономии Цзылюцзиня; он мог даже говорить о разнице между породами лошадей с запада и Центральной равнины, или о том, какой рацион должен соблюдаться для борьбы с голодом, ну и все в подобном роде.
Обычно такие монологи, в ходе которых был исследован каждый уголок в Великой Лян, заканчивались вполне осознанным вопросом со стороны Гу Юня:
- Я снова ушел от темы? О чем я изначально хотел с тобой поговорить?
Они сидели на громадных железных ступнях марионетки, вслушиваясь в щелкающие звуки шестеренок, вращающихся внутри тела железного монстра, лихорадочно пытаясь вспомнить, о чем же Гу Юнь собирался начать говорить, что же это была за тема до того, как паровоз мыслей маршала унесся на тысячу миль прочь.
Услышав, что маршал Гу будет обучать их лично, Гэ Пансяо и Цао Нянцзы ощутили в сердцах чувство, выражавшее одновременно волнение и восторг. Преодолев столько трудностей и подавив незваную зевоту - ради такого им даже удалось сбежать от скучного учителя - они прибежали, чтобы послушать, что же им расскажет маршал Гу. Вот только неожиданно для них двоих, когда они выслушали все от начала и до самого конца, у мальчиков остался один единственный вопрос - и что это было?!
Гэ Пансяо тихонько шепнул:
- Лучше бы я слушал монотонное бурчание учителя Шэнь, чем это...
- Он - генерал Шэнь! Почему ты вечно забываешь об этом?! - с раздражением поправил его Цао Нянцзы, но затем на короткое мгновение задумался, разрываясь между "прекрасным мужчиной" и "совестью". В конце концов, "совесть" одержала верх, и он добавил:
- Я тоже так думаю.
Только у Чан Гэна по этому поводу не было никакого мнения. Если бы он мог оставаться рядом с Гу Юнем каждый день хоть ненадолго, он был бы рад даже стоять на страже у его дверей всю ночь. В любом случае, его ничего не держало, ведь каждая его ночь сопровождалась повторяющимися кошмарными снами.
Он также верил в то, что он сможет сдерживать проклятье; верил, что сможет стать смертоносным клинком, что он сможет изо дня в день избавляться от лишних и плохих вещей, в том числе и от его странных снов о его маленьком ифу.
Более того, лекции Гу Юня были крайне сумбурными. Только если его действительно внимательно слушать, то можно было заметить, что все вопросы и проблемы, которые он затрагивал, были весьма полезны.
Когда родители впервые вывели Гу Юня на поле брани, он был еще совсем ребенком. А несколько лет комфортной жизни во дворце после лишений в военных походах продлились совсем недолго. В пятнадцать лет он последовал за старым опытным генералом на юг, дабы подавить восстание бандитов. С тех пор и по сей день он служил в Императорской армии.
Всего в военном ведомстве Императора насчитывалось семь основных силовых фракций. Железные Драконы, составлявшие морской флот, были единственным подразделением, с которым Гу Юнь был не так хорошо знаком. Зато он весьма успешно справлялся со всеми остальными. Маршал Гу одерживал много побед, но у него также было много поражений. Он видел все свои сильные и слабые стороны как на ладони.
Чан Гэн слушал его, точно он был жадным до таких историй зверьком. Гу Юнь был для него подобен горе - мальчик каждый день смотрел на него и находил в его образе что-то, что помогало ему двигаться вперед. При каждом совершенном им шаге он всеми силами старался подавить все неуместные мысли, которые разгорались в его сердце.
Однако Гу Юнь не считал эти разговоры уроками.
Именно поэтому он специально пригласил для обучения Чан Гэна учителя и инструктора по боевым искусствам. Каждое утро, занимался ли Чан Гэн с железной марионеткой или обсуждал какие-то вопросы, - Гу Юнь считал, если говорить начистоту, что он всего лишь проводит свое время за своеобразной игрой с Чан Гэном.
