заразился и распространил болезнь. К сожалению, прион практически ничем не может быть уничтожен. Поэтому мы содержим его в костюме. Уничтожить вирус, который его переносит, и выбросьте всю чертову штуковину после. Здесь мы тестируем костюм. Чтобы убедиться в отсутствии утечек или сбоев. Однако для тестирования используются только более старые испытуемые.
Из моего рта вырывается всхлип, все еще зажатый в его ладони.
Он отпускает меня, позволяя повернуться, и ужас бурлит у меня внутри, когда ореол моего фонарика освещает сына доктора Эрикссона. Того, кто тогда вошел к нам.
Вблизи я вижу, что он намного старше меня, но все еще обладает мальчишескими чертами — юношеская кожа и небольшая растительность на лице, которая выдает его за девятнадцатилетнего или двадцатилетнего. Черный костюм, который он носит, подчеркивает его широкие плечи, которые сужаются к тонкой талии, говоря мне, что он намного сильнее меня, чтобы даже подумать о поединке с ним.
— Пойдем со мной. Я хочу тебе кое-что показать.
— Пожалуйста. Я… я просто заблудился, вот и все.
— Я отвезу тебя обратно после. Обещание в его голосе — единственная мера утешения, которая заставляет меня делать так, как он говорит. Мы пробираемся сквозь темноту, и я освещаю своим светом предметы, которые кажутся мне незнакомыми. Облегчение захлестывает меня, когда мы наконец достигаем лестницы, и я следую за ним этаж за пролетом, пока мы не достигаем двери с большой красной буквой S, выбитой на панели.
S блок.
— Сэр, я вообще-то из тюремного блока Б. Я оглядываюсь назад, в сторону лестницы, убеждая себя сбегать и уладить этот беспорядок с доктором Фалькенратом завтра. Что-то подсказывает мне, что сын Эрикссона все уладил бы за меня.
— Это займет всего минуту. Он толкает дверь, которая открывается в еще один темный коридор. — Прошу прощения, что не представился, — говорит он через плечо. — Я Иван.
— … Дэниел.
— Я знаю. Я помню тебя с прошлой недели. В кабинете моего отца.
Воспоминание опускается у меня под ложечкой, и мне приходится проглотить стойкий запах мужского достоинства доктора, все еще остающийся у меня в носу. Эти мысли быстро заглушаются гудящими звуками, которые достигают моих ушей, и страх пронзает мои мышцы.
— Куда ты меня ведешь?
— Почему ты был в кабинете моего отца в тот день?
Я бы хотела, чтобы он перестал расспрашивать меня о том дне — о том, что я больше всего на свете хотела забыть.
— Он… хотел показать мне свою лабораторию. Я ассистент доктора Фалькенрата.
Иван хихикает и качает головой.
— И что делает тебя настолько особенным, чтобы быть чьим-либо помощником?
— Я умею читать. И писать.
Он смотрит на меня сверху вниз, уменьшая меня.
— Ну, это особенное. Но ты никогда не будешь помощником. Ты дикарь. Раб.
Я открываю рот, чтобы влепить ему пощечину с язвительным ответом, и он распахивает дверь позади себя.
Комната открывается в нечто, похожее на зрительный зал, похожее на старый заброшенный театр, где иногда играли дети из улья. Стулья расставлены в ряд, и шестеро мальчиков постарше, возможно, ровесников Ивана, сидят на них скованно, их руки пристегнуты к подлокотникам, головы прикреплены к высоким спинкам сидений. Разноцветные провода отходят от их бритых голов, прикрепленные к белым пластырям, приклеенным скотчем к коже, а с другого конца они подключены к черному ящику снаружи кресла. Похоже на какой-то монитор. Из-за пояса их штанов свисает еще больше проводов, и они прикреплены к отдельной коробке, что заставляет меня усомниться в ее назначении.
— Это субъекты блока S, — говорит Иван рядом со мной.
— По сути, они дикари, которые несут альфа-ген. В некотором смысле, буйные, но они еще не превратились. Все еще мальчики, как ты можешь видеть. Они, кажется, контролируют свою инфекцию, если их не спровоцировать.
Деревянный ящик, похожий на исповедальни, используемые в церкви, стоит сбоку, перед ними, но вместо того, чтобы быть полностью закрытым, в нем есть окно. За окном двое обнаженных мужчин, один ударяется бедрами о другого сзади, а мальчики на стульях наблюдают за ними. Я отворачиваю голову, чтобы не смотреть на мужчин в кабинке, прищуриваю глаза, чтобы немного передохнуть, прежде чем снова их открыть. Костяшки пальцев ближайшего ко мне парня белеют, когда он вцепляется в подлокотник кресла, его голова подперта металлическими щитками, закрепленными на лбу, чтобы держать его лицом к мужчинам перед ним. Его глаза скользят к моим, подбородок дрожит, текут слюни, в то время как он изо всех сил пытается отвлечь свое внимание. Ужасающий визг эхом разносится по комнате, когда его глаза прищуриваются, а все его тело сотрясается в конвульсиях на стуле.
Руки хватают меня за голову и возвращают мое внимание к мужчинам на сцене.
— Как и у всех Рейгеров, сексуальная агрессия является общей чертой среди альф. Их разум несколько примитивен, поскольку они стремятся к спариванию. Самец. Женский. Это не имеет значения, маленькие педики. Отпуская меня, он поворачивает голову к ближайшему к нам мальчику.
— Это какое-то совпадение, что педик рифмуется с личинкой? Отвратительные насекомые, которые кишат дерьмом и питаются им? Сцепив руки за спиной, он расхаживает.
— Ими движет удовольствие и боль. Врачи в блоке S стремятся изменить свое поведение. Поэтому каждый раз, когда они возбуждаются, они получают очень болезненный шок. В конце концов, мы бы не хотели, чтобы они отвлекались там, в Мертвых Землях. Пытаясь трахнуть именно то, что им следовало бы убить.
— Зачем ты мне это показываешь?
— Тебе нравятся парни, не так ли? Тебя не возбуждает смотреть, как двое мужчин трахают друг друга?
Я качаю головой, гнев поднимается во мне, вызывая слезы на глазах.
— Тогда зачем тебе искать моего отца для секса?
— Я не искал его. Я же сказал тебе. Он пригласил меня в свою лабораторию.
— Мой отец — уважаемый человек. Честный человек. Богобоязненный человек. Ему не нужно, чтобы какой-то педик вроде тебя разрушал все, что он построил.
— Я не хочу иметь с ним ничего общего. Я не просил быть там в тот день. Он приставал ко мне!
— Ты лгун! Он указывает подбородком в сторону коробки. — Если тебе так нравятся мужчины, может быть, ты сможешь быть полезен. Раздевайся.
Я качаю головой, слезы текут по моему лицу. — Пожалуйста.
Вытаскивая пистолет из кобуры, он направляет его прямо мне в голову. — Снимай одежду. Сейчас же.
В последующие секунды я обдумываю выбор, если это вообще выбор. Абель вспыхивает за моими прикрытыми веками, и прежняя безнадежность снова проникает в мою кожу.
Я делаю, как мне сказали.
Я поднимаю рубашку своей униформы через голову, обнажая свои маленькие, но набухающие груди.
Он хмурит брови, все еще направляя пистолет на меня. Тыча стволом, он убеждает меня снять штаны.
Рычание эхом разносится по комнате, и глухой звук движения говорит мне, что парни на стульях обратили на это внимание. Их крики боли заставляют меня съежиться.
Я спускаю штаны на пол и выпрямляюсь, скрещивая руки, чтобы прикрыть грудь. Слезы текут
