— Это я, котёнок, — раздался вкрадчивый голос кейсера.
— Зачем пришёл? — садясь, мрачно спросила я.
— Соскучился.
Под весом чужого тела слегка прогнулась кровать. Меня тут же сграбастали
в охапку и принялись осыпать поцелуями.
— Ты пьян! — вырвалась я из объятий селестина и соскочила на пол. Даже в темноте, в своей комнате я ориентировалась довольно неплохо.
— Ну и что? Тебя это смущает? Ты никогда не видела пьяных? — хохотнул Эл, потянувшись за мной и хватая за руку.
— Не трогай меня! — я снова вырвалась, отступая назад.
Не будь я в таких растрёпанных чувствах, поступила бы по-другому, так как следует поступать с пьяными мужиками: заболтала бы и уложила спать.
— В чём дело, котёнок? Раньше ты просила меня не уходить, а теперь гонишь, — насмешливо поинтересовался Эл. — Это из-за Рена?
— Причём здесь Рен? Я ясно дала тебе понять, что не буду твоей анатой. Какие ещё могут быть вопросы?
Я нащупала на столе подсвечник, выдернула свечу и хотела идти к камину, где ещё тлели угли. Бесшумно подкравшийся Эл крепко обнял меня со спины.
— Поздно, котёнок. Ты уже моя аната, — шепнул он мне на ухо.
Я поморщилась. Вот привязался!
— Ты стала ею в первую же ночь здесь. Неужели ничего не помнишь? Тебе было так холодно, ты так крепко ко мне прижималась, что я, в конце концов, не выдержал и решил согреть тебя по-настоящему.
Я похолодела. Что он несёт? Пьяный вздор или…или…тот сон был не сном, а реальностью? Просто в бреду я решила, что любовью со мной занимается не Эл, а Рен…Теперь всё встало на свои места: и те яркие ощущения в теле с утра, и туманные намёки Дары на мои особые отношения с кейсером.
— Это — правда? — ещё лелея надежду на то, что селестин рассмеётся и скажет, что в очередной раз пошутил, тихо спросила я.
— Правда, котёнок. И пусть ты ничего не помнишь, зато помню я. Тебе понравилось, — с какой-то особенной нежностью в голосе произнёс Эл.
— Отпусти меня, пожалуйста, — предельно вежливо попросила я. — Мне надо в туалет.
Селестин послушался и убрал руки. Всё также в темноте, я дошла до ванной комнаты и закрылась в ней изнутри. И что с этим делать? По идее я должна злиться, поскольку ценила свои принципы и жизненные установки. Замуж вышла, будучи девственницей. Интрижек на стороне и даже лёгкого флирта при наличии мужа не допускала и глубоко в душе осуждала за это других. Эл же практически изнасиловал меня, причём не столько физически, так как телу (надо быть честной самой с собой) понравилось, сколько морально. Как я теперь буду смотреть Рену в глаза? Вроде и не виновата в произошедшем, но всё равно замешена. Чем я лучше своего бывшего? Ведь незнание не освобождает от ответственности… Незнание того, что происходящее не сон, а реальность. Да, я должна злиться. Но я так вымоталась эмоционально, что сил на проявление хоть каких-то чувств не осталось. Я хотела одного, чтобы меня оставили в покое.
В дверь стукнули.
— Да не трону я тебя без твоего согласия, — практически трезвым голосом произнёс Эл. — И тогда бы не тронул, если бы не твоя страсть.
Страсть?!
Я распахнула дверь. За то время, пока была взаперти, кейсер успел зажечь свечи.
— Я была без сознания. Какая страсть?
— Самая настоящая, какая бывает у женщины по отношению к привлекающему её мужчине, — развёл руками Эл.
— Возможно, дело действительно в страсти, — неожиданно согласилась я. — Только в тот момент я представляла себя в объятиях Рена, а не в твоих.
Сказала таким тоном, каким говорят правду, не пытаясь что-либо доказать, а просто констатируя факт. Я платила Элу той же монетой. Он мог бы и не рассказывать про случившееся, и мы оба крепче бы спали.
После этих слов повисла тишина. Эл перестал улыбаться, но к моему удивлению не разозлился.
— Зря я пообещал не трогать тебя, котёнок, — медленно произнёс он, надвигаясь на меня, как гора. — Иначе я доказал бы тебе уже в сознательном состоянии, что так хорошо может быть только со мной.
— Не собираюсь ни проверять это, ни сравнивать. Хочу как можно скорее вернуться домой, — я попыталась обойти селестина и не смогла. Он снова сгрёб меня в охапку. Что ж, он добился того, чтобы ко мне вернулась способность проявлять яркие эмоции. Я разозлилась: — Пусти, Эл! Ну, что тебе ещё от меня надо, если ты всё уже получил?! Хотел рабыню-иномирянку? Пожалуйста! Я полностью в твоей власти. Хотел сделать из меня анату? И тут, как оказалось, твоя взяла. Ты сейчас пришёл сюда, чтобы удовлетворить свою похоть? Так давай быстрей! Кто тебе мешает? Мне с тобой всё равно не справиться. Есть ещё вариант: убить. Такого ты со мной прежде не делал. Так сделай! Сделай милость. Я так устала жить надеждой, которая, по всей видимости, совершенно пуста….
После сказанного я готова была к очередному граду насмешек, вместо этого Эл ослабил объятия, хотя и не отпустил полностью на свободу, но отстранил от себя.
— Тсс, Тая, — с нежностью, с какой успокаивают расстроенного ребёнка, произнёс он. — Я не причиню тебе вреда. Я же обещал, что не трону без твоего согласия. И не говори так, не надо. Я вовсе не хочу твоей смерти. Я верну тебя обратно и запечатаю проход. И больше никто из ваших женщин не подвергнется подобной участи. Мой отец поступил эгоистично и жестоко. Когда мама заболела, он не мог её вылечить, но мог вернуть обратно в свой мир, где бы она до сих пор жила. Да она сама этого не хотела. Но он должен был настоять и заставить…
Я притихла, с изумлением слушая кейсера. Впервые в его голосе звучали боль, горечь и неприкрытая тоска.
— Но ведь у неё был ты, — напомнила я. Удивительно, стоило увидеть чужие страдания, как я тут же забыла про все свои обиды и горечи. Захотелось утешить. И кого? Кейсера!
— И что? — криво усмехнулся Эл. — В этом мире её хватило ненадолго. Мы не болеем тем, чем болела она. У нас не было необходимых лекарств. А там бы она жила.
— Без тебя, — напомнила я. — Зачем ей нужна была жизнь без тебя, без своего родного ребёнка?
— Тогда объясни мне, — внезапно рассердился мужчина. — Почему ты готова была остаться здесь, хотя у тебя тоже есть сын в другом мире, когда опасность угрожала даже не твоей жизни, а жизни Рена?
Я не знала, что сказать, как объяснить.
— Для меня это был единственно правильный выбор. Уверена, как и для неё.
Эл посмотрел на меня долгим, задумчивым взглядом. Он быстро трезвел, и, видимо, наш разговор хорошо этому способствовал. Но остатков хмеля хватило ещё на несколько откровений:
— Я пришёл сюда не для того, чтобы удовлетворить свою похоть. Я пришёл, чтобы просто увидеть тебя и быть рядом. Этот дурак хочет оставить тебя в Экзоре, хочет сделать своей настоящей женой. Я не позволю. Пока ты в этом мире, ты будешь принадлежать только мне. И я не позволю тебе остаться, даже если ты сама этого захочешь. Ты вернёшься.
