Стефан посмотрел в сторону открытого склепа:
«Она только что поднялась туда. Возможно, чтобы проверить, как поработали собаки».
Елена думала, что ее страх и опасения достигли предела, но это было не правдой. В тот момент она забыла про остальных.
«Елена, прости меня». — На лице Стефана отражалось то, что невозможно выразить словами.
«Это не твоя вина, Стефан. Не ты это сделал с ней. Она сама с собой это сделала. Или это произошло с ней просто потому, что это ее суть. Наша суть». — В памяти Елены всплыло воспоминание о том, как она напала на Стефана в лесу, и что она почувствовала, когда она неслась к мистеру Смоллвуду, обдумывая свою месть. — «Это могла быть и я», — сказала она.
«Нет! Ты бы никогда так не поступила».
Елена не ответила. Если бы теперь у нее была Сила, что она сделала бы с Катриной? И что она не стала бы делать с ней? Но она знала, что разговоры об этом только еще больше огорчат Стефана.
«Я думала, что Дамон собирается предать нас», — сказала она.
«Я тоже так думал», — с сомнением сказал Стефан и посмотрел на своего брата со странным выражением лица.
«Ты все еще ненавидишь его?»
Пристальный взгляд Стефана помрачнел.
«Нет», — тихо сказал он. — «Нет, больше я его не ненавижу».
Елена кивнула. В любом случае, это было важно. Затем она вздрогнула, ее нервы были слишком напряжены, в то время, как что-то заслонило от света вход в склеп. Стефан тоже напрягся.
«Она идет. Елена…»
«Я люблю тебя, Стефан», — безнадежно сказала Елена, когда туманная белая фигура помчалась вниз.
Катрина приняла свою форму прямо перед ними.
— Я не знаю, что происходит, — сказала она, выглядя раздраженной. — Вы заблокировали мой подземный ход. — Она снова посмотрела за спину Елены, в сторону разрушенной могилы и дыры в стене. — Я его использую, чтобы пройти — продолжала она, по-видимому, не осознавая, что тело Дамона лежит у ее ног. — Он проходит под рекой. Так что я не должна пересекать текущую воду, понимаете. Вместо этого, я прохожу под ней. — Она посмотрела на них, словно ожидая, что они оценят шутку.
«Конечно», — подумала Елена — «Как я могла быть такой глупой? Дамон проехал с нами на машине Алариха над рекой. Он пересек текущую воду тогда и, возможно, множество раз в другое время. Он не мог быть Другой Силой».
Было странно то, что она могла думать даже при том, что она была так напугана. Это было так, как будто часть ее сознания стояла в стороне, наблюдая.
— Теперь я собираюсь убить вас, — предупредительно сказала Катрина. — А потом я проберусь под рекой, чтобы убить ваших друзей. Я не думаю, что собаки уже сделали это. Но я сама об этом позабочусь.
— Отпусти Елену, — сказал Стефан. Его голос был подавлен, но все так же неотразим.
— Я еще не решила, как это сделаю, — игнорируя его, сказала Катрина. — Я могла бы поджарить вас. Сейчас для этого почти достаточно света. И у меня кое-что есть. — Она одернула перед своего платья и вытянула скрытую в нем руку. — Один, два, три! — сказала она, сбрасывая на землю два серебряных кольца и одно золотое.
Камни на них сверкнули голубым цветом, как глаза Катрины и как камень в ожерелье на ее шее.
Руки Елены сплелись в отчаянии, и она почувствовала гладкую неприкрытость своего безымянного пальца. Это было правдой. Она не хотела верить, насколько беззащитной она чувствовала себя без того кружка металла. Он был необходим ей для жизни, для выживания. Без него…
— Без них вы умрете, — сказала Катрина, небрежно пиная кольца носком туфли. — Но я не знаю, достаточно ли это медленно.
Меряя комнату шагами, она отошла назад, — почти до дальней стены склепа, — ее серебристое платье мерцало в тусклом свете.
И в этот момент Елене пришла идея.
Она могла двигать руками. Достаточно, чтобы почувствовать обе руки, достаточно, чтобы знать, что больше они не были онемевшими. Веревки были обвязаны более свободно.
Но Катрина была сильна. Невероятно сильна. Еще и быстрее Елены. Даже если Елена освободится, у нее хватит времени только для одного быстрого действия.
Она повернула одно запястье, чувствуя, как веревки поддаются.
— Есть и другие способы, — произнесла Катрина. — Я могу порезать вас и наблюдать, как вы истекаете кровью. Я люблю наблюдать.
Скрепя зубами, Елена надавила на веревки. Ее рука была сильно изогнута под углом, но она продолжала нажимать. Она почувствовала, как обжигающие веревки соскальзывают в сторону.
— Или крысы, — задумчиво сказала Катрина. — Крысы могут быть забавой. Я могу сказать им, когда начать и когда остановиться.
Работая другой рукой, освободиться было значительно легче. Елена пыталась не делать таких движений, которые бы дали понять, что происходит у нее за спиной. Ей хотелось мысленно окликнуть Стефана, но она не посмела. Нельзя, если есть хоть какой-то шанс, что Катрина может услышать.
Катрина, продолжая мерить шагами комнату, направилась вправо, к Стефану.
— Я думаю, что я начну с тебя, — сказала она, пододвигая свое лицо поближе к его лицу. — Я снова хочу есть. А ты такой сладкий, Стефан. Я забыла, каким сладким ты был.
На полу был прямоугольник серого света. Свет от восхода. Он проникал через открытый склеп. Катрина уже ушла от этого света. Но…
Вдруг Катрина улыбнулась, ее голубые глаза сверкнули.
— Я знаю! Я выпью вас почти до конца и заставлю наблюдать за тем, как я убиваю ее! Я оставлю вам для этого достаточно сил. Так что вы увидите, как она умирает прежде, чем умрете вы. Разве это не звучит как хороший план? — Она беспечно хлопнула руками и снова сделала пируэт, в танце отдаляясь от Елены.
«Только еще один шаг», — подумала Елена.
Она видела, что Катрина приблизилась к прямоугольнику света. Только еще один шаг…
Катрина сделала шаг.
— Вот именно! — Она начала оборачиваться. — Какая хорошая…
Сейчас!
Выдернув свои сведенные судорогой руки из последних петель веревки, Елена бросилась на Катрину. Это было похоже на бросок гепарда. Один безрассудный рывок, чтобы достигнуть добычи. Один шанс. Одна надежда.
Она ударила Катрину весом своего тела. Удар отбросил их вместе в прямоугольник света. Она почувствовала, как голова Катрины ударилась о каменный пол.
И ощутила обжигающую боль от света, как будто ее собственное тело окунули в яд. Это было похоже на обжигающую сухость голода, только сильнее. В тысячу раз сильнее. Это было невыносимо.
